Магура слушал Антона, скрывая улыбку. Николаю Степановичу захотелось похвалить парня, который сделал верный выбор, поступил смело и решительно.
— Как думаешь, куда он мог бежать?
— Только не к себе, на это у него ума хватит, — решил Антон. — Может, в хату, где меня вначале поселил на Дар-горе?
— Там его сейчас ждут, — сказал Николай Степанович. — Куда бы ты на его месте поспешил, где бы решил скрыться?
— Где? — переспросил Антон. — Ну, выбрал бы такое место, где бы себя в безопасности считал…
— И где бы никто не рассчитывал найти?
— Верно, — кивнул Антон и хлопнул себя по лбу: — Есть такая крыша! В самый раз по нему! Хозяйка знакомая — сам меня с ней свел! У нее, только у нее может переночевать. Думает, что я его сейчас по всему городу выискиваю и не скоро домой вернусь.
— Если он пошел к тебе на квартиру, то уже арестован.
Антон поубавил шаг и посмотрел на Магуру:
— Выходит, не только его хату под наблюдение взяли, а и ту, где я квартирую? Выходит, и меня брать собрались?
— Выходит, что так, — согласился Николай Степанович. — И обязательно бы взяли, если бы на крыше ты повел себя иначе, стал пособником врага.
— Это чтоб сигналы самолетам давал, заодно с вражиной, с гадом ползучим был? Не на такого напали! Я в жизни оступался — было такое, срок получил — тоже такая строка в биографии есть, но чтоб фашистам помогать город бомбами крушить и людей убивать — этого от Селезня никто и никогда не дождется!
Они уже подходили к дому, где с недавних пор снимал угол Антон, когда Николай Степанович спросил:
— Приходилось прежде слышать о Хорьке?
— Нет, — ответил Антон, заходя в подъезд. — А это кто такой?
— Есть такой в городе. Непейводу с его компанией направляет на всякие дела, вроде сегодняшнего.
— Стойте! — воскликнул Антон. — Слышать не слышал и видеть не видел, потому как глаза мне завязали. А вот рядом с ним был! Непейвода все по его приказам делает! И меня при нем прощупывал, а потом приемник чинить попросил!
— Как думаешь, долго ли станет Непейвода отпираться от знакомства с Хорьком?
— Не! — поспешно ответил Антон. — Тотчас все выложит. Такие, как он, за свою шкуру страсть как боятся.
На третьем этаже он открыл своим ключом дверь и первым шагнул в квартиру.
— Вот он, гад ползучий!
Антон рванулся к Непейводе и занес над ним ракетницу, но оказавшийся рядом лейтенант госбезопасности перехватил руку и крепко, словно она попала в тиски, сжал. Селезень охнул и выпустил ракетницу.
— Боже! — вскрикнула Гликерия Викентьевна. — Не делайте ему больно! Умоляю! Я этого не перенесу!
— Отставить! — приказал Магура.
Лейтенант послушно отпустил Антона.
— Вы не успели исполнить свой песенный репертуар, — сказал Николай Степанович, шагнув к убравшему голову в плечи Непейводе. — Боюсь, что вам теперь будет уже не до песен, — и приказал арестованному: — Следуйте!
Из-под приспущенных век Непейвода мельком посмотрел на Гликерию Викентьевну, перевел взгляд на Антона и до боли сжал зубы. Затем, не поднимая головы, шагнул за порог.
— Господи! — вздохнула хозяйка. Все это время Гликерия Викентьевна стояла на пороге кухни, испуганно моргая ресницами. — И чего только на свете делается? Никогда бы не подумала, что это жулик. Доверяй потом людям, пускай их в дом!
— Это не жулик, — заметил Николай Степанович. — Это враг, притом отъявленный.
Старушка всплеснула руками и начала истово креститься.
— И мне идти? — угрюмо спросил майора Антон.
— Придется, — сказал Магура. — Без твоей помощи Непейвода, — Николай Степанович кивнул на дверь, куда скрылись арестованный и конвоирующие его сотрудники госбезопасности, — может надолго прикусить язык, а Хорек тем временем исчезнет, уползет в свою нору и начнет формировать новые диверсионные группы.
— Хитрая бестия, — вздохнул Антон. — Один Непейвода его в лицо знает, и где проживает тоже. Да только юлить эта вражина будет, дескать, «я не я, и хата не моя!» И тогда этого Хорька упустили.
— Поэтому и необходима твоя помощь при первом допросе.
Николай Степанович распахнул дверь и на прощанье успокоил хозяйку:
— Запирайтесь и спите спокойно: никто вас больше не побеспокоит.
Майор отворил дверь, собираясь покинуть квартиру учительницы музыки, но Антон вдруг резко обернулся, и сказал:
— Погодите!
Он шагнул к вешалке, где висели пальто, плащ, зонтик, и зажмурившись провел рукой по плащу.
— Был я здесь! До того, как с жильем устроился. Непейвода сюда слепым привел и слепым увел. Сколько раз потом тут толкался, а на ум не приходило, что я здесь уже бывал и приемник чинил!
Антон потер лоб и вспомнил, как его приводил сюда Непейвода, как оставлял одного в прихожей у вешалки. Все в памяти прояснилось, стало четким.
Чтобы удостовериться в своей правоте и доказать майору, что говорит чистую правду и не ошибся, Антон залез в карман плаща, нащупал прореху и достал из-под подкладки пуговицу.
— Вот! Точно был здесь!
Как это он раньше не обратил внимания на мелочи, которые помогли сейчас вспомнить свое первое посещение квартиры немецкого резидента и починку приемника?
Антон посмотрел, сощурившись, на Гликерию Викентьевну и усмехнулся:
— А сама чуть ли не под святую рядилась. Выходит, не слишком-то божья старушка! Тихоню из себя строила, а на деле вражина вражиной! Может, покажете, госпожа Хорек, где свой приемничек прячете?
Гликерия Викентьевна продолжала стоять, бессильно опустив руки в синих прожилках вен. Когда же Антон наклонился, чтобы заглянуть в ее маленькие, ставшие узкими и злыми глаза, она отшатнулась:
— Ненавижу! Будьте вы все прокляты! — и, сжавшись, отчего стала меньше ростом, прошептала: — Дас ист шлюсс!
Командиру корпуса
народного ополчения
Зименкову И. В.
Областное управление НКВД ходатайствует о принятии в народное ополчение города Сталинграда, с зачислением на все виды довольствия, тов. Свиридова Антона Кузьмича, 1924 года рождения, беспартийного.
Благодарим всю группу Хорька за успешную работу по наводке нашей авиации. Ждите нового налета 4-го в то же время. К вам в подкрепление 2.4 в 22.30 в районе станции Гумрак будут сброшены пятеро. Организуйте встречу. Пароль тот же.
Всего в районе Сталинграда за время его обороны только территориальными органами НКВД было схвачено и разоблачено более двухсот пятидесяти шпионов, диверсантов и террористов. Они были посланы с целью сигнализации противнику о действиях советских войск. Столкнувшись с тем фактом, что почти все вражеские лазутчики, диверсанты и агенты проходили специальную подготовку в варшавской или полтавской разведшколах, мы, естественно, заинтересовались этими гнездами шпионажа.
ЧАСТЬ III
1
Боясь простудиться, фон Шедлих решил не выходить под гуляющие на летном поле резкие порывы ветра. Пусть приказ требует проводить группу до трапа самолета, дождаться, когда неповоротливый на земле «Юнкерс-88» вырулит на взлетную площадку и поднимется в воздух, он не станет рисковать здоровьем. Ведь при такой, как сегодня, погоде легко подхватить насморк, ангину или воспаление легких…
Фон Шедлих присел к столу и еще раз просмотрел документы.
В подгруппе абвера «I-Г» (что расшифровывалось, как «гехаймшрифтен» — тайнопись) изрядно потрудились. Даже при пристальном рассмотрении печатей, штампов и подписей придраться в документах было не к чему.
«Чисто работают, — подумал фон Шедлих. — С такими документами можно легализоваться даже в самой Москве, под боком у НКВД, и устроиться работать на любом русском оборонном объекте. Хотя… Спокойнее — и для нас и для агентов, — когда бланки неподдельные. Отчего не запросили спецкоманду, которая занимается сбором советских документов у пленных и убитых?
Он перетасовал, как перед игрой в скат, документы.
Сверху лег военный билет на имя Басаргина Павла Сергеевича, 1888 года рождения, полкового комиссара, раненного под Ростовом и после пребывания в госпитале направляющегося к родственникам в Гурьев. Тут же была вырезка из газеты «Красная звезда» с текстом Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями, где третьей в столбце стояла фамилия Басаргина П. С. (при проверке в русском тылу сфабрикованная вырезка должна отмести от руководителя разведгруппы любые подозрения). Среди документов лежала и любительская фотокарточка: женщина, девочка и подле них человек в штатском. Все было продумано до мелочей, не забыта даже надпись на обороте карточки.
Следом шли документы Киржибекова Олджаса, казаха, беспартийного, чабана колхоза «Восход»: освобождение от воинской повинности, командировочное предписание…
Фамилия и биография Киржибекову оставлялись без изменений. Так решили в разведшколе «Валли», когда поняли, что пленный красноармеец может быть использован лишь как простой исполнитель диверсионных актов.
Что же касается Басаргина, то тут дело обстояло сложнее. Он был прислан из Варшавы с лестной характеристикой, из которой становилось ясно, что этого агента готовили основательно и он имеет немало заслуг как консультант по русским делам при «Абвер-заграница» и член зондерштаба «Россия» при белоэмигрантском Народно-трудовом союзе. Перед самой отправкой за линию фронта из Берлина пришла шифрованная телеграмма, дающая Басаргину неограниченные полномочия, предписывающая выдать ему лучшую рацию.
«Темная лошадка, — покачал головой фон Шедлих. — То ли действительно незаурядный разведчик, то ли кто-то в верхах просто опекает его».
Он не одобрял, когда в тыл к противнику засылались немцы. Куда лучше, если организация диверсий и террористических актов поручается самим русским или, на крайний случай, фольксдойче. Не напрасно Гитлер заявил: «Наша стратегия будет состоять в том, чтобы разрушить врага изнутри, заставить его разбить себя своими же собственными руками». Сказано предельно ясно, и этого стоит неукоснительно придерживаться в работе.