И вновь смех, но уже не такой густой.
— Я тут среди своих и могу говорить, как думаю, — подвыпив, сказал Михей. — За Советы, да! Но, пожалуйста, без большевиков! Большевики, значит, как до войны, снова пояс затягивай потуже. Большевики — каменный век человечества, варварство. Скажу больше: растление нравов! Я — против этого. Я за либерализм и свободу хозяйствования! За частную собственность!
За столом создалось напряжение.
— Я в гражданскую войну в Красной Армии служил, — начал дед Сашко. — Сражался под Перекопом. Выступление Ленина слыхал самолично. Не сойти с этого места. Ленин о трудовом люде беспокойство имел. Большевики, это, значит, за большинство, за народ! Понятно?
— Как было до войны — это здорово! — сказал Степан. — Да разве дадут восстановить прежнюю жизнь те, кто норовит всякому, кто встает за нее, ножом в бок пырнуть? Я о тех, кто в лесах засел и оттуда набеги грабительские устраивает на селения.
— Живем каждый сам по себе, — снова вставил Сашко. — А надобно кучей. Поприжали бы хвосты и бандюгам, и тем, кто им пособляет. Ишь, какую войну против Германии выиграли! И неужто с этой поганью не совладаем? Взвалили все на плечи милиции да осодмильцев. Спасибо, толковый человек — лейтенант Буслаев объявился. Да и Лиханов — парень бравый. А главное, нашей душе близкие люди. И еще — отважные ребята. А что Буслаев, так того и пули, говорят, не берут! Точно!
— Ты говоришь, будто сам наблюдал! — рассмеялся Михей Брагин. — Уж не кольчуга ли на нем надета или магнит, который отталкивает. Говорят, бывает и такой.
Разговор заинтересовал Буслаева.
— Сосед верно говорит насчет кучи, — сказал он.
Все замолкли и повернулись в его сторону.
— Бойкий приятель у тебя, племянничек, — не преминула заметить Марта и пьяно стрельнула в него сладострастным взглядом.
— Ты кто же будешь? — спросил Заринь Буслаева. — Что делаешь здесь, у нас?
Буслаев на мгновение задумался: ни к чему, чтобы в эту минуту и в этой компании узнали правду о нем.
— Вы можете предложить мне работу? — задал он встречный вопрос.
— Что умеешь делать? Мне нужен работник, — сказал Михей Брагин.
— Э, нет! Я обожаю свободу.
Кто-то хихикнул. Михей — «пивная бочка» — пытался сказать что-то, но бабы подняли гвалт, не дали ему и слова произнести.
— Батраков захотел! — воскликнула Семеновна. — Хватит того, что при Гитлере над нами измывался. Помещиком заделался. Из грязи да в князи! На него и пахали, и урожай евойный собирали. А он его в Германию отправлял, фашистов кормил. Народ же впроголодь жил.
— Да что, разве только это? — влезла в разговор Анастасия. — А сыны евойные? Что ни сын, то каратель гестаповский. Одного мстители наши народные повесили за это. А другие с фашистами на Запад удрать успели! Нет тебе слова, Михей, коли ты извергов вырастил и воспитал. Только у одной меня дочку и брата застрелили твои сыновья. А сколько еще они поубивали честного люду?!
— Драть три шкуры с батрака! Так ты, Михей, понимаешь свободу? — заговорил Заринь. — Не за то воюем! Благодаря таким, как ты, Краковский и существует.
Марта подлила Буслаеву пива.
— Не обращайте на них внимания! Поспорят, поспорят спьяну и разойдутся. И все забудется. Будет, как прежде. Вам нравится мое пиво? Старалась. По собственному рецепту готовила.
— Нравится. Чувствуется, на солоде сделано. Слегка медом отдает. Да и цвет — черного бархата…
— У вас тонкий вкус. Кто же вы по призванию будете, ежели не секрет, конечно?
— Когда-то любил радиотехнику. Закончил же исторический факультет.
— Ах, вот как. Мой муж, Федор Рябинин, тоже был изобретателем: и кадушки, бывало, сам мастерил, и наличники на окна. А уж дугу для лошади или корыто для поросят, так одно загляденье! Во всей округе славился, царствие ему небесное.
— Вот брешет тетка, — чуть не подавился Заринь. — Креста на тебе нет!
— А ты уж и срамить! — развернулась Марта.
Заринь поймал ее ненавистный взгляд.
— Про между прочим, ходит упорный слух, будто твоего муженька встречали… в лесу. Да-с!
Из рук Марты едва не выпал кувшин с пивом, но она успела поставить его на стол.
— Ты что же считаешь меня укрывательницей? Бандпособницей? Тогда я тебе разрешаю донести на меня Лиханову, а то и самому лейтенанту Буслаеву.
— А ты все-таки скажи людям правду: в лесу твой Федор, а может быть, в схроне под сараем прячется?
— Да окажись он там или в дезертирах, вот этими руками задушила бы! Не поглядела бы, что муж! Господи, чего люди только не наплетут на честного человека! Тут горе, а они… Побыл бы в моей шкуре, не так бы запел!
Рыдая, Марта покинула компанию.
— Баб не знаешь! — упрекнул Степан Зариня.
— Успокой ее, Сергей, — кивнул ему дед Сашко. — Нынче воскресенье прощеное. Да и подозрение — еще не факт.
Встретив одобрительный взгляд Буслаева, Сергей ушел.
Сидевшие рядом старухи вели негромкий разговор.
— Артем-то помер, — сказала Семеновна. — 80 лет жил. Отпущено судьбой 80, так и отжил свои восемьдесят.
— Авраам-то 870 годов жил, — заметила Анастасия. — Адам и вовсе — 930! И тоже — судьба.
— Век человека коротким стал! — заключила Семеновна. — Куда катимся?
Заринь приблизился к Буслаеву с кружкой пива.
— Хочу выпить с тобой, товарищ.
Внимательно вглядываясь в лица друг друга, они отпили по глотку пива. И тот, и другой вспомнили свою встречу на лесной дороге, когда Антон направлялся к «бабушке», но не признались в этом.
— Здесь гимназисток нет. Расскажи, Заринь, что-нибудь этакое, с перчиком, — озорно пробасил дед Сашко.
— А с горчичкой не желаешь? — спросил Заринь, подмигнув.
— Сойдет и с горчичкой!
— Так вот. Черчилль, Рузвельт и… сами знаете кто решили откушать вместе. А был этот деловой завтрак на Конференции в Тегеране. Тут и тосты произносят, и важные государственные бумаги подмахивают. Подали им сардельки с горчицей.
— Чего так бедно? — спросил Степан.
— Не перебивай! — одернула его Семеновна.
— Так вот, — продолжал Заринь. — Черчилль, Рузвельт и… сами знаете кто сели по-деловому позавтракать. А тут возьми да и окажись кот под столом. Ласкается об ноги каждого и этак по-персидски произносит: урлы, мурлы, мяу.
Все рассмеялись.
— Рузвельт перевел: есть просит. Взял кота на руки, раскрыл ему пасть и насильно сунул в рот ложку горчицы.
— Вот живодер! — прошамкала бабка Анастасия.
— Коту, конечно, не особо приятно. Но человек — царь всего живого… Пришлось проглотить. Вскоре снова по-арабски: урлы, мурлы, мяу. Тогда Черчилль смешал горчицу с сарделькой, положил на тарелку. Кот с удовольствием уплел это блюдо. И снова: урлы, мурлы, мяу. Дошла очередь до… сами знаете кого.
— Товарищ Сталин, что ли? — спросила Семеновна.
— Я этого не говорил, — обведя всех взглядом, ушел Заринь от ответа и продолжал: — Поставил он кота себе на колени. Приласкал, конечное дело. Потом задрал ему пушистый хвост. Намазал обильно то место, откуда он растет, горчицей. Кот принялся горчицу слизывать. Лизал, лизал, да как припустится, и помчался опрометью куда глаза глядят.
— Знать прижгло, — хихикнул кто-то.
— Зачем же так жестоко, — возмутился Степан.
— Надо же, находчивость какая у нашего грузина! — восхитилась, не то осудила Анастасия.
— Так и избавились от назойливого кота, — рассмеялся Заринь.
— Ты сам-то был там, в Тегеране? — поинтересовался мужчина с ввалившимися глазами, до этого молчавший.
— Нет, конечно.
— Откуда же знаешь?
— Просто тот кот, опомнившись, прибежал к моей теще и обо всем поведал. А я за что купил, за то и продаю. Не врать же, правда? — ответил серьезно рассказчик.
И снова всеобщий смех.
— Проявил бы «сами знаете кто» находчивость, как завещал Ленин, не дал бы нэпу угаснуть. Куда веселее пошло бы дело в стране. И хозяин остался бы на месте, и мужик обрел бы крепость, народ вдосталь накормил. Глядишь, и Гитлер побоялся бы с нами связываться, — произнес Михей Брагин.
Завидев Сергея, пришедшего к ней в спальню, Марта несколько успокоилась, привела в порядок волосы.
— А ты возмужал, племянничек. Что не зайдешь никогда? Или тоже веришь болтовне о Федоре, которую распускают злые языки? — спросила она, любуясь его красивым мужественным лицом.
— Да как-то все времени нет заглянуть, тетушка.
Марта прикрыла плотнее дверь, подошла к нему.
— Дай слово, что не проболтаешься.
— Как можно, тетушка! Мы же родня.
— Федор просил передать тебе привет и добрые пожелания.
— Спасибо. Но разве он жив? Тогда где же он? Чем занимается? — прикинулся Сергей незнайкой.
— Не забегай вперед, дорогой. Сама все скажу. Но сперва самое главное.
— Темнишь что-то, тетя, — сощурил левый глаз Сергей.
— Федор предлагает тебе убить Буслаева. Он ведь кто для нашего рода? Враг! Вот с ним и надо покончить! — сказала Марта решительно.
— Убить лейтенанта? — не мог взять в толк Сергей.
— Да. И это будет поставлено тебе в заслугу, хотя ты и продался, видать, коммунистам.
— Повтори, что ты сказала, тетушка, — потребовал Сергей.
— Ты близок с Буслаевым, и тебе он доверяет.
— В таком случае, вы оба ошиблись во мне. И Федор, и ты. И я не стану молчать!
Сергей направился к двери. Марта преградила ему путь.
— Обожди. Я не все сказала тебе.
— Говори. Какую еще подлянку ты задумала сыграть со мной?
— А еще тебе нижайший поклон от самого Краковского. Он признателен тебе за то, что ты дал ему возможность бежать. Когда ему удастся осуществить свою мечту и захватить власть, он отблагодарит тебя.
— Краковский бежал, воспользовавшись моей оплошностью.
— Так ты и Буслаеву объяснил? Молодец! Но узнай Буслаев, как было на самом деле, тебе несдобровать, племянничек.
— Шантаж!..
Вошел Буслаев. Марта приняла вид скорбящей вдовы.
— Война закончится, отыщется и ваш супруг, — успокоил он ее.