— Добрый вечер, Иван Федорович, — остывая от перепалки, поздоровалась и Леся. — Проходите в хату.
Капитан подошел к столу — держался он напряженно, — в оттопыренном кармане кителя у него явно вырисовывался пистолет.
— Время тревожное, — сказал он, — мало ли чего…
— Спасибо за турботу, — Леся почти пела — ласково, доверительно. — Мы тут с родственником моим, Мыколой Пантелеевичем, во взглядах не сошлись… Ой, выбачайте, я вас не познайомыла. Мыкола Пантелеевич — голова колгоспу з нашой области, мий вуйко.
Бес доброжелательно протянул капитану руку — взгляд у него был открытый и приветливый.
— А это — бригадир колхоза, дядько Павло, — представила Леся и второго, — тоже мой родственник…
Говорила она, мешая украинские и русские слова, и это свидетельствовало о ее уважении к позднему гостю: хотелось бы ей говорить на его родном языке, но еще не умеет.
— Да вы присаживайтесь к столу, — приглашала она капитана. — У нас на Украине сосед — человек не чужой, а тоже почти родственник. Говорят даже: какой у тебя сосед, такая и жизнь…
Несуетливо подошла она к шкафчику, достала бутылку водки, подала закуску — помидоры, сало, домашнюю колбасу.
— Выбачайте, самогонка. Дядя привез, — ехидно сказала она. — Знаете, хоть и заборонено, але голови колгоспу все можна.
— Ну и язычок у тебя, племянница, — покрутил головой Бес.
Капитан от чарки не отказался, выпил одним глотком, похвалил:
— Крепко.
— Заходите почаще, — гостеприимно приглашала Леся, — для хорошего человека у меня всегда найдется.
— Боюсь, жене не понравится, — откликнулся капитан. И опять начал объяснять: — В этом доме стены будто из фанеры — вот я и услышал, что вроде бы дерутся…
— Та ни, это мы важный вопрос обсуждали, — Леся была вся воплощение доброжелательности. — Предлагает мне дядя вернуться в село, где я выросла. Нет у них сейчас заведующего клубом, а при новой жизни без клуба никак нельзя…
Бес уже в первые мгновения понял, куда клонит «племянница», оценил ее неожиданный ход и теперь посчитал, что пришла и его минута включиться в игру.
— Колгосп у нас не из бедных, — солидно сказал он. — Но грамотных людей, специалистов мало. Вот мы и хотим, чтобы молодежь, наша надежда, вернулась в село, помогла поставить новую жизнь на крепкие ноги. Правильно я говорю, Павло? — обратился он к своему спутнику — «бригадиру».
— Угу, — мрачно пробормотал тот.
— А я не хочу, — вновь повысила голос Леся, — надоело мне шлепать в резиновых чоботах по грязюци.
Она играла роль избалованной сельской девицы, добравшейся наконец до городской жизни.
— А хлеб кто растить будет? — не сдавался «дядько».
— Вы, — нимало не смущаясь, отрезала Леся.
Они опять заспорили громко, ожесточенно, и капитан смог убедиться, что действительно попал в разгар родственной баталии.
Сосед еще недолго посидел, попрощался и ушел, видно не желая вмешиваться в чужие семейные дела.
— Ну вот, — облегченно вздохнула Леся, когда остались они снова одни. — А вы — за зброю…
— Молодец, — должен был одобрить ее действия Бес. — Ловко выкрутилась.
Он налил себе самогонки, выпил, не закусывая, — нелегко дались Бесу двадцать минут мирного разговора с советским капитаном. Конечно, Юлий Макарович часто встречался на работе и в другой обстановке с представителями Советской власти, но там он знал, что их появление предопределено тем укладом жизни, против которого он боролся. Здесь же, в разгар проверки одного из своих людей, вмешательство советского офицера могло привести к неприятным последствиям.
Это он, Бес, виноват в случившемся. Дернуло же его встречаться с Чайкой у нее на квартире, не проверив, насколько здесь все «чисто». Сунулся в воду, не спросив броду. Видно, и правду люди говорят, что от спокойной жизни ум тупеет. За последние месяцы не было серьезных провалов в его, Беса, хозяйстве, вот и успокоился.
А задумано было неплохо: боевик приводит Чайку на ее же квартиру (а она ожидает, что поведут ее куда угодно, только не сюда), здесь их встречает Бес, два — три вопроса в упор — и… Бес всегда с охотой разрабатывал систему проверок агентуры и лично ее осуществлял — власть над людьми, возможность поиграть с ними в кошки-мышки приносили удовлетворение. Он и с Ксаной, той, что потом заняла такое важное место в его жизни, начал с проверки — жестокой и тонкой.
Павло Романович легче и проще других реагировал на происшедшее. Стрелять не пришлось — и то хорошо, стрелять с опасностью получить ответную пулю Павло Романович не любил. Выпили по чарке — и это тоже хороши, от дармовой выпивки ни один истинный боевик не откажется. Но они здесь по делу, а референт, кажется, скис. Задумался так, что забыл и про дивчину, которая, возможно, из НКВД. А там ничего не забывают, попадись им только…
— Так що з нею зробымо? — ткнул он пальцем в Лесю.
— Да, да, — оторвался от своих мыслей Бес. — Продолжим. Если вы связная Рена, мы должны были с вами встретиться. Но мы не знаем друг друга, следовательно, вы не входили в окружение проводника. Как видите, логика очень простая.
Референт говорил теперь тихо, в его тоне исчезли ржавые, скрипучие нотки.
— Давайте выясним, где и когда мы могли бы видеться, — предложила Леся. И добавила: — Только без гвалта, а то я на этот раз сама позову капитана.
Она тоже выпила немного, и Бес подумал, что Чайка и в самом деле красива. Поскольку встреча была назначена у театра, она, очевидно, решила, что ее пригласят на спектакль и будут беседовать в антрактах. И оделась специально для такого случая: длинное темное платье с кружевным воротничком, хорошо сшитое и пригнанное по стройной фигурке, было ей к лицу. Леся была похожа на Галю Шеремет. Бес подумал об этом, но чем они схожи друг с другом, решить не мог. Галя смуглая, с пшеничными косами, глаза у Гали голубые, почти как озерная лазурь. Леся же вся светленькая, нежную кожу лица чуть золотят остатки летнего загара. Но обе они тоненькие, гибкие, и манера двигаться, ходить по комнате у Леси и Гали одна — легкая, бесшумная.
— Я вас видела у проводника в том месяце, когда провожала в рейд сотню Стафийчука. Было это в сорок пятом. Вы пришли к Рену с двумя телохранителями, сидели и совещались с проводником часов до одиннадцати. А потом ушли на ночь глядя. Рен еще советовал по зорьке выйти, но вы сказали, что ночью чувствуете себя спокойнее. Ночь, мол, всем бурлакам друг, или что-то в этом роде вы тогда сказали…
— О чем шла речь у нас, если вы такая всезнающая?
— Уточнялись списки терактов. Вы хотели, чтобы сотня Стафийчука выжгла новый колхоз. А Рен возражал, говорил, что надо повременить, пока Советы пришлют в колхоз технику, тракторы и машины разные, чтоб костер получился побольше.
Бес хорошо помнил: такой разговор с проводником действительно был. Рен решительно отказывался жертвовать людьми ради того, чтобы сжечь десяток селянских халуп.
— И так пожары по ночам в округе, — бубнил проводник, — на них слетятся москали да чекисты со всех сторон. Бросят на нас полк, что делать будем?
Проводник был тогда в плохом настроении. От его куреня почти ничего не осталось — растрепали истребительные отряды, которых селяне да местные комсомольцы точно наводили на след бандеровских сотен. Проводник новыми налетами боялся обнаружить себя.
— Но почему же я вас не видел? — не унимался Бес.
— Эх, плохой из вас референт службы безпеки! — иронически протянула Леся. — Помните хлопца, который вам стол накрывал? Вы тоже пили тогда самогонку, не много, а так чарки две-три пропустили… И закусывали яичницей с салом. Проводник потребовал пампушек с чесноком, а хлопец сказал: «Нет, кончились…» Помните?
— Ну, кажется, было это, — неуверенно сказал Бес.
— И курили вы какой-то пахучий тютюн. Рен еще спросил, где добыли, а вы сказали, что хлопцы Джуры какого-то комиссара переселили на небо, а это — трофей…
— Было… — признал Бес.
— Так какого ж черта вы мне голову морочите?! Или память вам Советы выбили? Или мозги по дороге к дому моему растеряли?
Леся, начав ругаться, зажигалась, сама себя подзадоривала злыми словами и уже не могла остановиться, погасить ярость.
Бес отметил, что это у нее от сотни, где пан тот, у кого глотка сильнее.
— А раз все это помните, то тот хлопец Рена — вот он, перед вами!
«Ведь и в самом деле могло быть так, — размышлял Бес. — Крутился тогда вокруг проводника какой-то юнак, стаканы ставил на стол, сковороду с яичницей». Одет был, как теперь припоминал референт, в галифе, в куртку, на голове держалась мазепинка с трезубом. Проводник ласково на него поглядывал, это Бес заметил.
— Чтоб не сомневались, хотите, я все ваши псевдо скажу?..
— И это знаешь? Откуда?
— Мне Рен их назвал. Он дальновидный был, Рен. Заботился обо мне: «Если что случится, — говорил, — и тебе деться будет некуда — пойдешь к Бесу. Найти его можно так и так… Скажешь ему, кто такая. Передашь мой наказ: помочь тебе документами и деньгами».
— Даже так? — вроде бы удивился Бес. — Проводнику известно было — у меня не банк, а я не миллионер.
— Да нет, проводник как раз знал, что вы вроде миллионера, — многозначительно сказала Леся. — Так вот у вас были такие псевдо…
— Подожди, — остановил ее Бес и показал глазами на застывшего, как изваяние, Павла Романовича. — Такие вещи вслух не говорятся. Напиши, если знаешь…
Леся написала на листке несколько слов, передвинула его по столу Бесу. Тот прочитал, достал зажигалку, сжег листок и пепел растер в пепельнице.
— Об остальном — потом, — сказал почти добродушно.
— Не будем откладывать, зачем же? — вкрадчиво сказала Галя. — Та шкатулка…
— Хватит! — хлопнул ладонью по столу Бес. — Вижу, ты курьер Рена. Почему раньше меня не искала?
— Не было в том надобности.
— Отошла от борьбы?
— Нет, друже референт. По моим следам шли. Велика ли радость провалить и себя и вас?
— А как сейчас?
— Школа Рена, сумела оторваться… — К Лесе вернулось хорошее настроение. — Так что, по чарке в честь зустричи?