Судебно-медицинский эксперт тем временем разбинтовала левую руку покойного и не обнаружила там никакой раны. Видимо, убитый под повязкой скрывал от посторонних глаз татуировку. На тыльной стороне кисти были выколоты щит и меч, а чуть ниже четыре буквы «С – Л – О – Н». Оперуполномоченный, взглянув на татуировку, усмехнулся и перевел аббревиатуру:
– «Смерть легавым от ножа». Наш клиент…
Работа оперативно-следственной бригады продолжалась. Сначала подозрение в убийстве пало на двух бомжей, чьи следы были обнаружены у будки. Но окончательно разобраться помогли капитан милиции Серебров и его добровольный помощник Воробьев, вышедшие на убийц самостоятельно. Они отыскали трех шалопаев, двум из которых только-только исполнилось по шестнадцать, а одному семнадцать лет.
…Капитан Серебров нажал кнопку звонка и, услышав шаги, потребовал:
– Откройте, милиция!
– А я что? Я ничего… – виновато передернул плечами белобрысый малый. Он был в одних трусах, глаза заспаны. Чувствовалось, что раннее посещение его жилища двумя здоровяками, один из которых был в милицейской форме, стало для белобрысого полной неожиданностью.
– Родимцев Игорь Нестерович? – уточнил капитан Серебров.
– Он самый… А что? Я ничего… – опять заюлил перепуганный юноша. – Зинк, скажи ему, что он в самом деле!.. – чуть не плача крикнул он в сторону спальни. – Подь сюда, Зинк!
Из спальни никто к нему на помощь не вышел, двое же молча, ждали в прихожей, что он еще скажет. Белобрысый совсем растерялся и начал выдавать такие подробности…
– Не убивал я! Честное слово!.. Это все Харя, истинный крест! Его рук дело!..
«На некоторых недорослей вид милицейского мундира действует как сильное слабительное, – подумал я, не утрачивая контакта с картинами, сменявшимися перед моим внутренним взором. – Вон как его “пронесло”, настоящий словесный понос…»
– Рассказывайте все! – приказал капитан Серебров, снимая фуражку.
– Это все Харя! Я только ударил Лунатика… Да и поделом гаду! Он хотел с нас деньги за свою разбитую тачку содрать, хрен жадный. Ну, я и не сдержался… А Харя, придурок! Он грузчиком подрабатывает в продуктовом – притащил с собой этот проклятый шнур и накинул Лунатику на шею сзади, пока мы дрались… А Перчик потом задушил. Перчик душил вместе с Харей! Я не вру…
– Одевайтесь! – распорядился Серебров.
– …Оказалось, что за теми хлопчиками много пакостных дел водилось. Убийство стало заключительной фазой их преступных деяний. Став их жертвой, Лунатик-Струпко избежал ответственности по статье за вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Впрочем, за ним и более серьезные дела водились, – так закончил свои воспоминания Кулагин.
Вернувшись домой в свою холостяцкую двухкомнатную берлогу, я попытался как-то систематизировать, упорядочить собранные сведения. Набросав на чистом листе бумаги несколько пунктов, я разделил массив собранной информации на служебную, спортивную и личную – словом, постарался охватить всю жизнь Воробьева. Так мне было легче выяснить причины, которые могли бы привести к устранению самого Воробьева.
И сразу в собранных мною сведениях высветилось, по крайней мере, два белых пятна. Первое – и самое значительное! – я не имел абсолютно никаких сведений о служебных делах Воробьева до его устройства в МВД. Точнее, кое о чем я слышал от самого Виктора, когда он случайно обмолвился, что чуть было не погиб в горах Чечни. Мне удалось выпытать из него незначительные подробности. Их разведгруппа должна была уничтожить базу боевиков, но операция сорвалась из-за просчета собственных штабистов, спланировавших операцию из рук вон плохо.
– Григорич, не рви сердце вопросами! – не выдержав, сказал тогда Воробьев. – Скажу тебе одно, та наша спецоперация – это сплошная умора. Мне даже иногда кажется, что она была спланирована для нас нашим же противником… И прошу, никогда больше не спрашивай об этом!
И я больше не спрашивал, а просто пытался пробиться к тому, что хранило сознание и подсознание Виктора своими способами. Но разузнал я только то, что мой бывший родственник обладает редким умением ставить мыслеблок на запретные темы. Этим все и кончилось.
Вторым белым пятном для меня стали некоторые страницы из биографии Виктории. Я знал, что она познакомилась с Виктором где-то в окрестностях Коломны. Тогда она училась в училище кулинаров. Но ведь с тех пор прошло почти пять лет, а она все еще находилась на выпускном курсе. Правда, замдиректора по воспитательной работе училища обмолвилась, что Вика поступила к ним, отучилась год, потом бросила училище и восстановилась в нем только год назад. Чем же занималась все это время Виктория? Об этом могла знать моя бывшая супруга Татьяна, которая, кажется, поддерживала с невестой Виктора дружеские отношения. Надо ей позвонить, решил я.
Оказалось, что никакой тайны в уходе из училища Виктория не делала. Татьяна поведала мне, что Вика одно время увлеклась подиумом, возмечтала стать профессиональной манекенщицей. «Ты же сам видел, какие у нее длинные ноги и рост подходящий – сто семьдесят пять сантиметров…» Однако моделью ей стать так и не удалось. Агентство, проводившее конкурс, куда-то исчезло в последний момент, забрав вступительные взносы неудавшихся конкурсанток. Тогда Вика попыталась приобрести специальность фотокорреспондента, но и там у нее ничего не вышло. А когда она вновь повстречалась с Виктором, тот целенаправленно стал ее готовить на «должность» домохозяйки со специальным кулинарным образованием. Он-то, как оказалось, и убедил Вику восстановиться в училище и завершить прерванное образование.
Проведя в размышлениях над записями минут сорок, я понял, что, в принципе, любой поступок Виктора мог послужить причиной его гибели. Неудобным он был человеком для нечестных людей и потому опасным. Конечно, какие-то серьезные выводы было еще делать рано. Ничего конкретного пока инкриминировать вероятному убийце я не мог. Да и кто он, убийца? Этого я не знал тоже. Так что мне оставалось только копаться во всей этой истории дальше, складывать отдельные фрагменты «мозаики» в общее целое и надеяться, что количество собранной информации, в конце концов, перейдет в качество.
Звонок в дверь прозвучал в тот момент, когда я задремал у телевизора. Отперев дверь, я увидел улыбающегося Романа Братеева.
– Пустите незваного гостя, который хуже татарина? – спросил он.
– С удовольствием, – ответил я и повел гостя на кухню.
Мы чаевничали, намазывали на хлеб масло и клубничный джем. Потом Братеев стал рассказывать о соревнованиях, в которых участвовал Воробьев.
– Это было перед самым отъездом нашей молодежной команды в Мексику. Первое крещение сборной на международной товарищеской встрече в Санкт-Петербурге. Встреча была здорово обставлена: с разных концов мира съехались опытнейшие спецы по борьбе, журналисты. В общем, все было на высшем уровне…
Братеев помешал ложечкой в чашке и продолжал:
– Виктор встретился на ковре с двумя профи. Это был турок Селимджон и румын Гординеску. Но в тот раз они ничего не смогли поделать с Воробьевым. Виктор победил обоих на туше. Он выиграл еще несколько поединков, но две схватки все-таки проиграл: шведу Свенсону и венгру Паппу. Как сейчас помню, Папп начал схватку резко и сразу повел в счете, а потом только и делал, что бегал по ковру от Воробьева, не давая ему отыграться.
Но больше всего удивила меня схватка Виктора с греком. Не помню, как его звали. Греческий борец был чересчур толст и походил больше на японца – борца сумо. В первые же секунды Виктор уложил грека на обе лопатки, но судья почему-то не дал ему победы. Тогда он припечатал соперника к ковру и держал его на спине, пока тот не посинел и не стал задыхаться…
Братеев говорил скороговоркой, взахлеб и потому я никак не мог настроиться на собственное восприятие происходившего. Наконец мне удалось «подключить» свое подсознание и я смог увидеть то, как после очередной схватки Братеев побежал в раздевалку, чтобы поздравить друга. Но тот совсем не прореагировал на его похвалы. Он лежал на кушетке, лениво позволяя массажисту разминать его мускулы. Чувствовалось, что радости от побед он не испытывал.
Когда массажист вышел, Воробьев пожаловался Роману:
– Эти победы денег не принесут…
– Зачем тебе деньги? – спросил Роман.
– Жениться надумал, а молодую хозяйку некуда привести. Не в общагу же, верно?
– Ты что, всерьез решился?
– А куда деваться? Любовь, брат, страшная сила…
– Ну, можно, в крайнем случае, пожить и у родителей жены.
– Чтобы я пошел в примаки? Гордость не позволяет. Мне бы какую-нибудь работенку в неурочное время…
– Даже не знаю, чем тебе помочь. Квартира бешеных денег стоит. Хотя погоди! Есть у меня один знакомый, в моем доме живет. Он создал товарищество с ограниченной безответственностью… Может, с ним поговорить?
– Поговори, Ромка! Век не забуду!..
– …В общем, познакомил я его с тем бизнесменом, – продолжал Братеев. – Поначалу Виктор был очень доволен. А потом… Пришел однажды ко мне и заявил, что подобных сволочей сажать надо…
Роман, не сделав даже передышки, начал излагать другую историю, связанную с квартирным интересом Воробьева. Она меня заинтересовала, как и все другие подробности судьбы Виктора. Ведь и эта история могла послужить началом его конца. Вот что мне удалось узнать от Романа.
Некто Герасимович – «бывший специалист в области связей с общественностью», как он сам себя называл, предложил ряду коммерческих структур Санкт-Петербурга провести международный турнир по игре на билльярде. Широко разрекламированное действо привлекло сотни лучших игроков нашей страны и зарубежья. Тем более что призовой фонд победителям был установлен спонсорами в двести тысяч долларов США.
Когда жаркие баталии в билльярдных завершились, победители, естественно, замерли в предвкушении законно выигранных призов. Но не тут-то было! Герасимович в последний момент исчез, прихватив с собой призовую валюту.