– Прости, брат! Выпили, понимаешь, чуток, а в метро не пускают. Менты хреновы! Придется нам такси ловить… Еще раз извини!..
Второй, державший в руках объемистую сумку из джинсы, в этот момент тоже покачнулся и чуть было не упал, при этом он веско произнес:
– Штормит! Девять баллов…
Ухмыльнувшись, Рафаэль взял в руки свой кейс и направился к турникету, даже не заметив того, что двое «поддатых мужиков» сразу после его ухода резко протрезвели…
Было около полуночи, когда Рафаэль, прижимая к груди кейс с валютой, своим ключом открыл электронный замок на металлической двери подъезда элитного дома на набережной, находившегося совсем недалеко от Киевского вокзала, где проживал банкир Барташевич и у которого нашел временное пристанище сам Рафаэль. Идя к лифту, он подумал о том, что теперь дело в шляпе. Барташевич поможет за солидные комиссионные перевести ему крупную сумму в валюте через свой банк в какой-нибудь крупный иностранный банк, находящийся за пределами России. Только это от него и требуется, а потом… Какая жизнь наступит потом! Рафаэль представил себе то, как он сидит в лондонском пабе и, смакуя, пьет самые лучшие сорта пива, какие только существуют на Земле. От этих мыслей во рту Рафаэля даже появился пивной привкус и стала выделяться слюна.
Сглотнув голодную слюну, Рафаэль вошел в кабинку лифта и нажал на кнопку шестого этажа. Но в самый последний момент перед тем, как автоматические двери лифта закрылись, в кабину к Рафаэлю успел вскочить откуда-то взявшийся мужчина в кепке-бейсболке с надвинутым на глаза козырьком.
– Кто?.. Как вы сюда?.. – испуганно выдохнул Рафаэль, прижимая к груди кейс.
– Привет, придурок! Ты от кого это хотел слинять? Да ты знаешь, что от Валета еще никто не смог скрыться? А ты думал, что самый умный…
– Погоди, погоди! – заверещал Рафаэль, вжимаясь в стенку лифтовой кабины. – Все было совсем не так! Тебя не правильно информировали!..
– Ты меня предал, придурок! И теперь я тебе прикончу, – Валет, а это был именно он, медленно вытащил из кармана плаща пистолет и, прицелившись в трясущееся от страха лицо Рафаэля, нажал на спусковой крючок. Пуля, выпущенная им, угодила Рафаэлю прямо в правый глаз и вышла из затылка, расплескав его мозги по всей стенке.
Лифт, доехав до шестого этажа, остановился. Валет, выдернув из мертвой руки Рафаэля кейс, спокойно вышел из лифта и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, помчался вниз.
Выбежав из подъезда, Валет сел в подъехавшую машину и приказал новому водителю, клички которого еще не запомнил, вести его на базу в Томилино. Сам же он, удобно расположившись на заднем сиденье, открыл кейс. От того, что он увидел внутри, его лицо удивленно вытянулось, а затем приступ неудержимого смеха овладел всем его существом. Хохоча, как сумасшедший, Валет, не обращая внимания на водителя, хватал одну за другой пачки бумаги, нарезанной из промокашек, и, сорвав с них резинки, выбрасывал их в открытое окно. Так продолжалось до тех пор, пока последняя пачка с «куклой» не взвилась в воздух и не разлетелась на сотни и тысячи больших розовых «бабочек», разносимых ветром вдоль всего этого отрезка скоростной автомобильной трассы. Самым последним из окна новенькой иномарки вывалился пустой кейс и запрыгал по мостовой, словно пытаясь догнать уносившийся автомобиль…
12
…Это наваждение продолжалось не более минуты. Дальше мне привиделось, что некая внешняя сила отбросила человека с автоматом от беззащитного Лепилы. И рядом с ним оказался человек, с которым мне раньше приходилось встречаться. Это был частный сыщик Владимир Курнов, работавший под оперативным псевдонимом Тимур. Именно он спас жизнь моему бывшему однокурснику и коллеге. Наступившее состояние позволило мне перевести дух и вернуться к своему нынешнему расследованию.
«Интересно, что могло выбить Воробьева из колеи? Что заставило его прийти к тренеру Корбуну?» – подумалось мне. И будто в ответ на мои мысленные вопросы снова заработал мой «кинопроектор внутривидения».
…«Икарус» подрулил к спортбазе «Витоша», расположенной в красивой горной местности. Борцы, перебрасываясь шутками, вышли из автобуса и направились к входу на базу.
– Какие здесь изумительные места! – проговорил Воробьев, заходя в комнату, которая была отведена для него и Чеснокова.
– Да, да! – устало кивнул Чесноков. – Пойду приму душ, а то запылился в дороге…
– Кажется, тут нет душа.
– Где-нибудь должен быть. Пойду поищу…
Чесноков, прихватив полотенце, вышел, а Виктор, решив достать свои вещи из сумки, открыл ее и… обалдел. Она оказалась доверху набитой пачками стодолларовых купюр. «Перепутал сумки, – подумал он. – Взял ту, что принадлежит Чеснокову. Ведь они все абсолютно одинаковы – одного размера, одного цвета и даже с одной и той же символикой Олимпийских игр на боку. Вот только откуда взялись такие деньги у Алексея, вот в чем вопрос?..»
И тут ему припомнилось, как в Софийском аэропорту к Чеснокову приблизился молодой болгарин с точно такой же сумкой. Перекинувшись парой слов с Алексеем, он ушел. Теперь Виктор не мог утверждать, что они поменялись тогда сумками – он этого не заметил и потому не придал особого значения этой встрече. Но он точно помнил, что Чесноков после ухода болгарина вел себя настороженно, постоянно оглядывался по сторонам, а когда все члены спортивной делегации стали сдавать вещи в багаж, своей сумки не отдал, захватил ее с собой в автобус.
Виктор быстро застегнул обе сумки и вернул их в первоначальное состояние. Затем как ни в чем не бывало, растянулся на кровати и даже сделал вид, что задремал.
Чесноков вернулся не один, а с Полуботько, который держал в руках точно такую же сумку с символикой.
– Представляешь, – сказал Чесноков, обращаясь к Виктору, – в аэропорту я перепутал багаж, взяв вещи Викентия Николаевича.
– Бывает, – посочувствовал Виктор.
Полуботько, с лица которого не сходила вежливая улыбка, взял сумку с деньгами и ушел.
«Видимо, после этого случая Воробьев и посетил своего тренера, – подумалось мне. – Но сказать ему всю правду он так и не решился».
А Корбун, разглядывая чудную акварель «Свежее утро», продолжал:
– Я понимал, что не могу объять необъятное и заниматься сразу со всеми борцами. Поэтому основное внимание сосредоточил на нескольких, наиболее перспективных. Особое внимание решил уделить Воробьеву. В тот день было свежее утро. Прямо как на этой картине. Я организовал утреннюю пробежку. Причем Чесноков и Воробьев, соревнуясь между собой, вырвались далеко вперед. Они побежали в сторону Девичьей слезы – горного потока, ниспадавшего с трехметровой высоты, а затем низвергавшегося прямо в пропасть. Прошло около часа. Мы, разгоряченные разминкой, уже собирались возвращаться на базу, когда нас догнал Чесноков. Он неистово махал руками и что-то кричал. Когда я подбежал к нему поближе, то расслышал: «Витька убился!»
– Где это произошло? – быстро спросил я у Чеснокова.
– У Девичьей слезы! Он полез на ледник и поскользнулся…
Минут через двадцать мы были на месте трагедии. Никаких следов Воробьева мы не нашли. Перед нами зияла своей страшной пастью пропасть, в которую с шумом падал водяной поток…
Каково же было наше изумление, когда примерно часа через два Виктор вернулся на спортбазу. Вернулся в целости и сохранности, если не считать кровоточащей ссадины на лбу… Радости нашей не было предела, мы его чуть было не задушили в объятиях. А он только виновато улыбался и отшучивался: «Споткнулся, упал, очнулся – гипс!» А вечером он пришел ко мне и попросил:
– Геннадий Семенович, переведите меня в другую комнату, очень прошу! Чесноков так храпит, что просто невозможно…
Я поселил его в отдельный номер. Чесноков ничего на это не сказал. Не знаю, что там между ними произошло, но больше они друг с другом при мне не разговаривали…
О том, что произошло на самом деле у горного потока с поэтичным названием Девичья слеза, я узнал только через несколько дней, когда ко мне в медицинский центр пожаловал Роман Братеев и принес с собой объемистый блокнот, исписанный от корки до корки.
– Подарок от Виктории, – сразу пояснил он. – Я тут намедни заскочил к ней, чтобы проведать. Ну и честно сказал, что не все из друзей и товарищей Виктора считают его смерть несчастным случаем. И тогда она мне выдала этот блокнот. При этом сказала, что записи в нем могут кое-что прояснить. Но при этом попросила обязательно вернуть ей блокнот, когда в нем отпадет надобность…
«Вот уж действительно, на ловца и зверь бежит, – подумалось мне. – А точнее сказать, сама информация отыскивает того, кто ее очень ищет. Сколько в моей практике было таких случаев, когда нужная книга или чье-то важное свидетельство находились в самый последний момент, что и позволяло поставить точку в том или ином из моих частных расследований».
Я внимательно перелистал блокнот. Особенно меня заинтересовали дневниковые записи о том периоде жизни Воробьева, который мог дать ответ на болгарские события и на то, что произошло после них.
Когда Братеев ушел, я, забыв обо всем на свете, погрузился в чтение блокнота Воробьева.
«…Чертовски боюсь высоты. Она завораживает, нагоняет неимоверный, какой-то доисторический страх, каковой овладевал, наверное, первобытным человеком в юрский или тиасовый период мезозойской эры в момент нападения на него хищного саблезубого чудища величиной с гору. Вот и у горного водопада на Витоше, что у Девичьей слезы, меня охватило непередаваемое чувство ужаса, когда я случайно заглянул с узкой горной тропинки в глубокую расщелину, куда низвергался поток воды. Я старался не показать своего страха Алексею, стоявшему рядом со мной. Но он, взглянув на меня, что-то почувствовал. То ли меня выдали расширенные зрачки, то ли нервный тик на правой щеке, не знаю… Он подошел ко мне еще ближе и начал свои обычные подначки:
– А не сразиться ли нам прямо на этой тропе?
– Вспомнились рассказы Конан Дойля о великом сыщике и гениальном преступнике? – спросил я в свою очередь.