И рыбка клюнула. Случилось это уже во второй половине дня. Именно в это время Казбек и Илларион заметили, что за Мансуром почти неотрывно ходит какой-то человек. По всему получалось, что это был очень ловкий человек — он следовал за Мансуром таким образом, что с первого взгляда просто-таки невозможно было определить, что он следит за сыщиком.
— Глянь-ка, — Аджоев толкнул локтем Папишвили. — Уж не наш ли это клиент? Вот ведь как ловко он себя ведет! Да и по приметам похож…
— Вижу, — сказал Папишвили. — Он и есть, мамой клянусь!
— Так что же — будем сообщать нашим? — спросил Аджоев.
У Казбека и Иллариона имелись при себе портативные рации. И у остальных спецназовцев они также имелись. С их помощью спецназовцы и должны были общаться между собой.
— Подождем, — сказал Папишвили. — Понаблюдаем еще. А вдруг все-таки не он? Сам понимаешь, нам ошибиться никак нельзя! Тут главное — не попасться нам этому Хвосту на глаза!
Они наблюдали за Мансуром и следующим за ним незнакомцем еще целый час. И в конце концов у них не осталось уже никаких сомнений, что этот незнакомец и есть Дабира. Все говорило об этом — и его приметы, и повадки. Он просто-таки неотступно следовал за Мансуром, всячески стараясь при этом оставаться незамеченным. Замечал ли сам Мансур Дабиру? Скорее всего, да, хотя и не подавал виду. Подать вид — это означало спугнуть Дабиру. А этого делать было нельзя. Его надо было брать, что называется, на месте.
Чтобы сообщить обо всем по рации товарищам, саму рацию из-под одежды извлекать было не нужно. Можно было просто говорить в пространство негромким голосом, и товарищи услышат все, что нужно. Так Папишвили и поступил.
— Понятно, — ответил ему Богданов. — Мы неподалеку от вас. Мы вас видим. Ждите, сейчас будем.
Конечно же, всем скопом спецназовцы на Дабиру не кинулись. Ни Богданов, ни все прочие, за исключением Аджоева и Папишвили, к Дабире даже не приблизились. Зачем им было к нему приближаться? Разве два спецназовца — Аджоев и Папишвили — не справятся с одним-единственным бандитом? К тому же неподалеку был Мансур, который, в случае чего, мог бы подсобить Казбеку и Иллариону.
Богданов и четверо его подчиненных расположились неподалеку, заняв удобные наблюдательные посты. Это было правильное, профессиональное решение: мало ли что могло случиться во время задержания. А вдруг Дабире на подмогу бросятся какие-то люди? Бывало и такое… Приготовив оружие — мощные дальнобойные пистолеты с глушителями, — спецназовцы заняли позицию, стараясь ничем не обращать на себя внимания прохожих. Прохожих было не так много, но они все же были.
И, как оказалось, Богданов и четверо его подчиненных поступили правильно. Потому что дальнейшие события развернулись самым непредсказуемым и опасным образом. Вначале, впрочем, все шло так, как и было задумано. Улучив момент, Папишвили и Аджоев бросились к Дабире. Похоже, что при всем своем умении и осторожности он не ожидал ничего подобного и потому не оказал никакого сопротивления двум спецназовцам. Миг — и бандит был повержен. Редкие свидетели этой сцены из числа случайных прохожих испуганно шарахнулись в стороны, улица опустела.
А вот дальше все пошло совсем не так, как предполагалось. Вдруг раздались выстрелы — один, другой, третий. Затем — короткая автоматная очередь. Выстрелы прозвучали совсем близко, а это означало, что те, кто стрелял, находились неподалеку. Причем стреляли, похоже, в Аджоева и Папишвили: рядом с ними, буквально-таки в нескольких миллиметрах, взметнулись фонтанчики пыли от выпущенных пуль. Еще две или три пули ударились в стену рядом, срикошетили и с воем унеслись вдаль.
Аджоев и Папишвили отреагировали на выстрелы так, как это и полагается делать спецназовцам. Они мигом упали на землю, одновременно уложив и своего пленника, и заняли боевую позицию. Сзади них находилась каменная стена, за которой скрывались жилища, справа и слева тянулась улица с выступающими углами каменных изгородей и проломами в них. Вот оттуда-то, из-за этих углов и из проломов, и стреляли по Аджоеву и Папишвили. Положение у спецназовцев было невыгодное — они распластались на мостовой, это было открытое место, если ты находишься на открытом месте, то ты просто-таки идеальная мишень. Хоть ты при этом лежи, хоть стой — разницы почти никакой нет.
Конечно, Иллариону и Казбеку ничего не стоило сделать рывок и укрыться в каком-нибудь проломе, но при них был пленник, и этот пленник им очень мешал совершить такой маневр. Он как мог упирался, извивался и вообще делал все возможное, чтобы не позволить тем, кто его пленил, уволочь его в укрытие. Он даже пытался что-то кричать, но его рот был заклеен липкой лентой, и потому крика не получалось, а слышалось лишь глухое мычание, которое те, кто стрелял по спецназовцам, наверняка не слышали. Должно быть, он прекрасно понимал, кто это стреляет и для чего стреляет. Это, несомненно, стреляли его дружки-единомышленники. Сам Дабира следил за полицейским инспектором Мансуром, а дружки на всякий случай подстраховывали Дабиру. В общем, прием известный. Впрочем, известный-то он известный, однако же спецназовцы его не учли. И теперь им приходилось выпутываться из этого неприятного и опасного положения.
Богданов мигом определил, откуда стреляют по Аджоеву и Папишвили и сколько всего стрелков укрылось за выступами стен и в их проломах. В этом плане у подполковника спецназа Богданова имелся немалый опыт. Ведь сколько раз стреляли из всяческих укрытий и по нему самому, и по его боевым товарищам! Поневоле станешь опытным.
Так вот, похоже, что стрелков было трое. Точно, трое. Вот они опять выстрелили по Аджоеву и Папишвили, и опять вокруг них взметнулись мелкие осколки от камней и фонтанчики пыли. Илларион и Казбек выстрелили в ответ, и это было правильно, это было в полном соответствии со спецназовскими инструкциями. Враги, кем бы они ни были, должны были понять, что те, по кому они стреляют и хотят убить, могут убить и их самих. Тут уж кто кого. А потому врагам нужно поберечься, изобрести способ, как одолеть неприятеля, который стреляет в ответ. А для этого необходимо время. Немного времени, но оно необходимо.
В этом-то и заключалось главное преимущество Богданова, Дубко, Бессонова, Дорохина и Лепилина. Пока трое стрелков, укрывшихся в каменных проломах, стреляли по двум их товарищам, а те стреляли по ним в ответ, пятеро спецназовцев, с точностью определив, откуда ведется огонь, короткими перебежками, маскируясь, стали приближаться к этим неизвестным стрелкам. В принципе, они хотели их обезвредить и взять живыми, но если не получится, то и убить, тут уж особо выбирать не приходилось. Потому что в опасности были жизни двух их товарищей, и это перевешивало все прочие намерения и соображения.
Неизвестные стрелки ничего подобного не ожидали. То есть они, скорее всего, даже не предполагали, что к ним крадется их погибель. У них была другая цель — освободить своего сподвижника Дабиру, и они были поглощены именно этой целью, и никакой более.
Ну а что же спецназовцы? Их было пятеро, а стрелков — трое. Арифметический расклад был таков: на первого и второго стрелка приходилось сразу по два спецназовца. Здесь задача была проще не придумаешь. А вот с третьим стрелком кому-то из спецназовцев нужно было сойтись один на один. И это по понятным причинам было гораздо сложнее. Но куда деваться? Сразиться один на один с неведомым стрелком вызвался Лепилин. Богданов ничуть не возражал, он прекрасно знал, на что способен его подчиненный. Особенно если дело касалось жизни боевых товарищей.
Неслышно ступая, спецназовцы подкрались к стрелкам вплотную и бросились на них. Стрелки оказались людьми сильными, верткими и, похоже, тренированными. Поэтому, чтобы выиграть время и не привлекать ничьего постороннего внимания, Богданов, Дубко, Дорохин и Бессонов решили своих противников в плен не брать, и просто убили их бесшумными выстрелами из пистолетов.
— Простота в нашем деле — залог успеха! — по-звериному оскалил зубы Дубко. — С мертвыми меньше возни.
А вот Лепилину пришлось гораздо сложнее. Здесь силы оказались равными, и неизвестно было, кто кого одолеет. Главное — стрелок сумел выбить из рук Лепилина пистолет, но и сам он не мог дотянуться до оружия. В ход пошли ножи — у каждого при себе имелся нож. Но и тут неизвестно было, кто кого одолеет. Помог Мансур. Он возник неизвестно откуда и набросился на стрелка сзади. Не ожидавший ничего подобного стрелок на миг отвлекся от Лепилина, чтобы освободиться от захвата, и этого мига Лепилину вполне хватило, чтобы ударить стрелка ножом.
— Спасибо, — прохрипел Лепилин. — Откуда ты взялся?
Вопрос был задан по-русски, но Мансур его понял.
— А я никуда и не уходил, — ответил он. — Я был здесь, поблизости. Как я мог уйти?
Ответ был на арабском языке, но Лепилин также понял его без всякого перевода.
Перед Лепилиным и Мансуром внезапно возник Бессонов.
— Как ты? — спросил он. — А, и Мансур тоже здесь! Справились… А я спешил на помощь…
— Можешь не спешить, — криво усмехнулся Лепилин. Он стоял над поверженным противником и вертел в руках окровавленный нож, будто не понимая, что с ним делать дальше. — Вы-то сами как?
— Нормально, — сказал Бессонов.
— Кто эти стрелки? — кивнул Богданов на трех убитых, выложенных в ряд на краю пустынной улицы. — Что им было от нас нужно? Казбек, переведи Мансуру…
— А вот мы сейчас это узнаем, — ответил Мансур. — Дабира, я думаю, нам на эти вопросы и ответит.
И Мансур заговорил с Дабирой. Разговор, понятное дело, шел на арабском языке. Мансур и Дабира говорили, а Казбек Аджоев переводил содержание их разговора.
— Кто ты такой — я это знаю, — сказал Мансур Дабире и указал на убитых: — А они кто такие? Что им здесь было нужно?
Дабира явно не желал отвечать. Он презрительно взглянул на Мансура и отвернулся.
— Будешь молчать — ляжешь рядом с ними, — сказал Мансур, и в его голосе было что-то такое, что вынудило Дабиру ответить. А может, и не в голосе, а в страшной усмешке, сулившей смерть.