Один шаг к цели уже сделан: с «герр хауптманом» покончено, а за первым шагом обязательно должен следовать второй. И он состоялся: хозяин «мерседеса» и солдат-автоматчик тоже отправлены к праотцам. Значит, быть и третьему шагу. Это — казино!
А если этот шаг станет последним?.. Недобрая мысль вдруг змеей-гадюкой вцепилась в него и долго не отпускала. А ведь так может случиться: туда, в казино, войдет он запросто, а обратно не выйдет... И все — конец... Это в двадцать восемь-то лет! Жаль, обидно. Дети будут сиротами зваться, а Степанидушка — вдовой. Молодая, красивая, еще не сполна выцелованная, а уже вдова. А когда узнает, как и где голову сложил, может, выговаривать станет: зачем, мол, в змеиное пекло полез?.. Нет, не осудит Степанидушка его, поймет, как всегда понимала: коль Емельян на что-то решился — так и надо!..
Твоя правда, Степанидушка, так надо! Он уже много раз натыкался на смерть, она в лицо ему глядела, даже за горло хватала, но вогнать его в гроб ей не удалось. Видать, слабоватой оказалась. Может, и сейчас удастся от нее ускользнуть. А почему «может»? Сомневающийся еще никогда не побеждал. На жизнь надо делать ставку, тогда и смерть не страшна. А если уж смерть принимать, то только во имя жизни. Пусть не лично твоей, а тех, кто за тобой стоит, кого своей гибелью ты прикроешь от смерти...
— Слышь-ка, Янка, ты смерти боишься? — из глубины тулупа подал голос Емельян.
— Чего-чего?
— Смерти, спрашиваю, боишься?
— Ну и вопрос!
— Самый насущный. Мы ведь на войне. А тут, брат, смерть за каждым поворотом. Полоснет по нам сейчас какой-нибудь зверюга-автоматчик — и поминай как звали.
— Вы что это такой мрачный разговор заводите? Или сон страшный видели?
— Ладно. Это я так, от безделья... И все-таки надо быть готовым ко всякому.
— К смерти разве тоже готовятся? — вдруг серьезно спросил Янка.
— Не знаю. Вряд ли... Живому жить надо...
— Вот это другой разговор. Мы с вами, Емельян Степанович, должны победу над фрицами отплясать, да так, чтобы чоботы вдрызг!
— Ну, молодец, Янка! А плясать-то ты умеешь?
— Дело нехитрое. Была б музыка... Гармонь да барабан...
— Это верно. Музыка всем нужна... И фрицам тоже надо устроить музыкальный момент, вроде пляски чертей...
Встреча с отрядом была радостной и печальной. Майор Волгин встретил по-братски, посадил рядом и не спеша рассказал про жизнь отряда, про то, как выстояли в бою с карателями, как пустили под откос немецкий танковый эшелон. Но и без потерь не обошлось. Скончался от ран начальник штаба капитан Бердников.
Погиб отважный минер Яша Урецкий. Не стало и Ермолая Корбута. Поехали с Лукерьей в Поречье за мукой для партизанской пекарни и напоролись на полицая. Повесили Корбута. Лукерья, которая за несколько минут до встречи Ермолая с полицаем ушла дом свой проведать, уцелела. Тяжело ранило комиссара Марголина. И Клим Гулько тоже ранен...
— А как бы их повидать?
— Кого?
— Политрука Марголина и Клима.
— Исключено. На Большую землю отправлены. Тут, брат, у нас новость: самолеты принимаем на своем партизанском аэродроме. Прилетают к нам с добрыми подарками, а мы отправляем раненых. Детишек тоже увезли от нас.
— А дочь Марголина Олесю?
— С отцом улетела.
Когда-то, в самом начале своего пребывания в отряде, Усольцев, которому не очень-то по душе была партизанская жизнь, мечтал о дне, когда ему удастся как-нибудь пробраться на Большую землю и влиться в регулярную воинскую часть. Теперь вот есть такая возможность — оттуда самолеты прилетают. Можно обратиться с просьбой к командиру, наверно, не откажет. Но нет, та начальная, можно сказать, острая боль-тоска по родной части постепенно улетучилась и, кажется, совсем покинула его. Его «выздоровление» началось с того момента, когда открыл личный счет истребленных врагов-палачей. Им все больше овладевало убеждение, что партизанское бытие — это и есть его подлинное призвание. Он так же быстро нашел свое место в рядах подпольщиков и оттого был вполне удовлетворен своей военной судьбой, ибо здесь, в подполье, как ему казалось, он может сполна отомстить за все, что сам перетерпел, и за муки земли, на которую ступила нога оккупанта. А впереди, совсем рядом, было казино...
О казино доложил майору Волгину и попросил помощи: нужны мины и несколько гранат-лимонок. Командир пригласил к себе командира взвода минеров-подрывников и распорядился сполна удовлетворить просьбу товарища Усольцева.
— Будет исполнено! — по-военному четко ответил лейтенант с густыми черными усами и, поздоровавшись с Емельяном, назвал себя: — Рухадзе Реваз.
— Подрывных дел специалист, — добавил майор Волгин.
Реваз Рухадзе действительно знал толк в минно-подрывных премудростях. На своем тридцатилетнем, как сам признался Усольцеву, холостяцком веку он ничего не построил, а только крушил и взрывал. Даже в детстве — это по словам бабушки — маленький Ревазик все ломал: игрушки, чашки и всякое прочее, что попадало ему на глаза.
— И как видишь, дорогой, опыт пригодился, — не без гордости сказал лейтенант. — Опять ломаю и рву. Кого и что — сам знаешь. А ты кого собираешься в преисподнюю отправить?
— Известное дело, фрицев.
— Америку открыл... Ты скажи, дорогой, под что будешь мину подкладывать: под паровоз или под телегу?
— Под стол.
— Вай, пожалей, пожалуйста, творение рук человеческих. Кому, дорогой, мешает стол?
— Весь секрет в том, что за тем столом будут сидеть звери... Двуногие, конечно.
— Фрицы! Я угадал?
— Ты умница, Реваз!
— Это моя бабушка давно уже сказала.
— Значит, так, мне нужны две мины... Небольшие... Чтоб в портфель или сумку положить...
— Есть такие, — сказал лейтенант и повел Усольцева к стеллажу-нише, где по ранжиру плотно лежали вороненые мины. — Выбирай!
— Вот эти как? — Усольцев показал на небольшие плоские мины.
— Для застолья угощение в самый раз, — Реваз показал большой палец. — Если на тот свет не отправит, то ноги обязательно оторвет.
— А взрыватель?
— Подберем такой, чтобы сработал тогда, когда тебе, дорогой, нужно... Возьми в напарники — друга не подведу. Тамадой буду.
— Немецкий знаешь?
— Кому нужен этот немецкий? Я грузинский знаю...
— Извини, Реваз, но они по-грузински ни бум-бум...
Хотя Усольцеву уже приходилось иметь дело с минами, но наставления лейтенанта Рухадзе оказались весьма полезными. Реваз научил его обращаться с механизмом времени, ибо в предстоящем рейде в казино успех дела решит точность, которая будет измеряться минутами и даже секундами.
Усольцев просил две мины, но Рухадзе положил в вещмешок гостя и третью.
— Для хорошего человека не жалко. — И снова Реваз вспомнил свою бабушку, которая всегда учила его быть щедрым.
— Благодарствую за дар и науку, — сказал на прощанье Усольцев. — Не забуду твою доброту, Реваз!
— Отвоюемся — приезжай в Кобулети, — обнял Емельяна Реваз. — Спросишь, где живет Илларион Рухадзе — это мой отец, — и тебе укажут улочку у самого Черного моря. Дорогим гостем будешь...
— Дожить бы! — вздохнул Усольцев.
— Не надо вздыхать, дорогой, в гости же идешь, — улыбнулся Реваз, имея в виду предстоящий боевой поход Усольцева с миной в портфеле. — И с каким подарком!
— Передам гостинец персонально от лейтенанта Рухадзе.
— Пусть знают мою доброту...
Оба весело рассмеялись.
В казино готовились к торжественной гулянке. Об этом стало известно товарищу Антону и Усольцеву.
— Будут отмечать десятилетие гренадерского батальона, — сообщила Яна. — В казино наводится лоск. Ожидается приезд какого-то начальства из самого Берлина. А из варшавского варьете на увеселительный вечер прибудут певички и танцовщицы.
— Ну, погодите, фрицы! — вырвалось у Емельяна. — Хоть вы нас не приглашаете, мы явимся. С подарочками...
— Полную машину вина и шнапса привезли, — продолжала Яна. — Мальвина видела, как выгружали.
— Яна, скажите: как они пьют? — поинтересовался Виктор Лукич. — Быстро ли пьянеют?
— О, фужерами. Пьют и курят. Через час примерно лыка не вяжут.
— Это важно, — сказал секретарь райкома. — Значит, заявляться в казино надо не сразу с вечера, а погодя. Понял, Емельян?
— Точно, — ответил Усольцев.
— А в местечке как? — снова обратился к Яне Виктор Лукич.
— Вчера облава была. Все дома прочесали. Многих гестаповцы посадили в машины и куда-то увезли. Троих — одну молодую девушку и двух мужчин — повесили в городском саду. Каждому на грудь прикрепили надпись: «За связь с партизанами». Невыносимо страшно стало жить...
— Во паразиты! — негодовал Усольцев.
— Знаете, что еще сказала Мальвина: будто этот батальон надолго у нас не задержится. Как выполнит задачу, переедет на новое место.
— А задача у него какая?
— Не знаю. Мальвина тоже не знает.
— Карательная, конечно, — вставил Усольцев. — Против партизан.
— Скорее всего, — поддержал Виктор Лукич.
— Упредить надо, товарищ Антон, — решительно произнес Усольцев.
К операции готовились больше недели. Сам товарищ Антон подключился к этой работе. Каждую деталь предстоящего посещения подпольщиками казино «прокручивали» многократно. Спорили, прикидывали, строили догадки и предположения — было над чем поразмыслить.
Главное, нашли напарника Усольцеву, о котором сам Емельян сказал так: «Немец» что надо!». А это был обыкновенный белорус, подпольщик, который превосходно владел немецким языком и знал до тонкостей все манеры и повадки тех, с кем вот уже пять месяцев каждодневно имел дело: он был переводчиком в Бобруйской фельдкомендатуре. «Раздобыл» его брат Яны Эрих, который знаком был с Денисом Кулешевским с институтских времен, друг друга часто навещали, и даже с приходом немцев их встречи, хотя и редкие, не прекращались.
Это товарищ Антон, когда возник вопрос о напарнике для Усольцева, спросил у Яны: нет ли у нее, Мальвины или брата надежного человека, знающего немецкий язык, который бы мог быстро выполнить одно весьма важное задание. Яна с таким же вопросом обратилась к Мальвине и Эриху. Эрих сразу ответил: «Есть такой!».