И во всем Неаполе никто не мог объяснить, что значит эта надпись.
Глава V
Овладев без боя флотом Неаполя, Тотила усилил его своими воинами и тотчас двинулся к Риму. С другой стороны, Тейя, овладев всей северной Италией, повел к Риму свои войска.
Цетег понял, что дело очень серьезно. Он старался ободрить своих людей и военачальников, но сам далеко не был спокоен. Ко всем своим противникам и врагам он относился со спокойным сознанием своего превосходства, но этого юношу-короля он боялся. «Золотистая голова этого молокососа лишила меня сна», – говорил он Лицинию. И действительно, положение его в Риме было далеко не легкое: запасы истощались, воины переутомились, так как почти бессменно должны были охранять стены. Но Цетег не унывал: несколько недель уже он со дня на день ожидал прибытия флота из Равенны, который должен был привести ему и войска, и большие запасы провианта.
Наконец, действительно прибыл передовой корабль и сообщил, что на следующей неделе восемьдесят кораблей с людьми и припасами будут в гавани Рима.
Цетег тотчас разослал по всем улицам герольдов, которые под звуки труб объявляли, что через неделю восемь тысяч граждан будут освобождены от обязанности охранять город. Но накануне назначенного дня явился гонец и объявил, что Тотила захватил корабли со всеми людьми и запасами. И действительно, вслед затем Тотила, усилив свой неаполитанский флот захваченным равеннским, вошел в гавань Рима. Таким образом, со стороны моря римляне не могли теперь получить никакой помощи. В то же время явился Тейя с сильным войском и обложил Рим с севера.
Цетег видел, что город не сможет продержаться долго, недостаток провианта вынудит его к сдаче. Но вдруг совершенно неожиданное событие оживило его надежды: в Италию снова явился Велизарий.
Юстиниан никогда не верил измене своего лучшего полководца и отозвал его из Италии только по требованию своей жены Феодоры. Но как только Велизарий уехал, дела византийцев в Италии пошли все хуже, друзья героя воспользовались этим и легко убедили Юстиниана, что причина неудачи заключается в отзыве Велизария. Да и сами военачальники, оставшиеся в Италии, сознавались, что они не могут заменить великого полководца. «Пришли нам снова этого льва, – писал Димитрий Юстиниану, – мы ничего не можем поделать без него».
Между тем, Велизарий торжественнейшим образом поклялся никогда более не служить своему неблагодарному государю. Но как только Юстиниан приветливо улыбнулся ему, преданный добряк забыл свою клятву, а когда после падения Неаполя Юстиниан обнял его, Антонина не могла более удержать его – он согласился снова ехать в Италию.
Сильно обрадовались византийцы, узнав, что Велизарий высадился в Далмации, и даже сам Цетег при этой вести сказал со вздохом: «Лучше Велизарий, чем Тотила».
И Тотила призадумался. Велизарий прежде всего подошел к Равенне и снабдил голодающий город припасами. Отсюда он двинулся с флотом к югу и сделал попытку захватить Пизавр, но был отбит с большими потерями. В то же время Гриппа, Визанд, Гильдебранд и Маркья заняли все города в средней Италии, так что Велизарий не мог пройти к Риму сухим путем, но, зная, что этот город терпит уже сильную нужду, он решил подойти к нему со стороны моря, уничтожив флот Тотилы. Однако дорогой страшная буря рассеяла его корабли, его самого с несколькими кораблями принесло к берегам Сицилии, остальные его корабли почти все укрылись в гавани Кротона. Тотила, узнав об этом, отправил туда часть своего флота и захватил их.
Силы Велизария оказались слишком незначительными, чтобы можно было выступить с ними против Тотилы. Он обратился к Юстиниану, прося помощи, но тот вел в это же время жестокую войну с персами и не мог ничем помочь ему.
Между тем, в Риме свирепствовал голод. Люди умирали, стен некому было охранять. Префект делал все возможное: он действовал силой, убеждал, он, не жалея, тратил свои средства, чтобы достать припасы, он обещал неслыханные суммы каждому кораблю, который пробьется сквозь флот Тотилы и провезет припасы в город. Все напрасно: Тотила зорко сторожил город со всех сторон.
И вот начались побеги из Рима: каждый день сотни людей, побуждаемые голодом, убегали в лагерь готов. Тейя советовал гнать их обратно, чтобы тем скорее заставить город сдаться, но Тотила велел всех принимать дружественно и кормить.
Цетег почти не сходил со стен. Все ночи проводил он на страже, чтобы примером поднять упавший дух населения, но ничего не помогало: каждую ночь люди группами покидали посты и убегали к готам. Наконец, это стали делать не только простые граждане, но даже начальники небольших отрядов.
– Начальник, – доложил ему однажды утром Пизон, – сегодня ночью Бальб с двенадцатью воинами бросили пост, спустились на канатах через стену и бежали к неприятелям. Там всю ночь ревели апулийские быки: их призыв оказался слишком соблазнителен.
– Я не могу защищать пинциевых ворот, – добавил Сальвий. – Из шестнадцати человек, стоявших на страже, девять умерли ночью с голода.
– То же и у меня, у тибурских ворот, – подтвердил Лициний.
– Вели герольдам, – сверкая глазами, сказал префект Лицинию, – чтобы они собрали на площадь всех граждан, всех, кто еще остался в домах.
– Начальник, в домах остались только женщины, дети и больные, – возразил Лициний.
– Делай, что тебе приказывают! – мрачно прервал его префект и, спустившись со стены, вскочил на своего Плутона, чудного вороного коня, и медленно поехал в сопровождении отряда верных исаврийцев по городу.
Улицы были почти пусты, кое-где только попадались изнуренные, оборванные женщины и дети. Префект подъехал к мосту через Тибр. Вдруг из дверей одного маленького домика выбежала женщина с распущенными волосами, с ребенком руках. Другой, немного постарше, бежал рядом, держась за ее лохмотья.
– Хлеба! Хлеба! – кричала она. – Где я возьму вам хлеба? Ведь эти камни не сделаются хлебом от слез! О нет! Они также тверды, как… Как вот он! Смотрите, дети! Это префект Рима, вон тот, что едет на вороной лошади. Видите, какой ужасный взгляд у него! Но я уже не боюсь его больше. Смотрите на дети: он заставил нашего отца день и ночь стоять на стенах, пока тот не умер. Будь ты проклят, префект Рима!
И сжав кулаки, она протянула их к неподвижно стоявшему префекту.
– Хлеба, мать! Дай нам есть! – с плачем кричали дети.
– Есть я не могу вам дать ничего, но пить – сколько угодно! – дико закричала женщина и, прижав меньшего ребенка к груди левой рукой, схватила правой старшего и вместе с ними бросилась в воду.
Крик ужаса вырвался у всех присутствовавших.
– Она безумна! – вскричал префект.
– Нет, она умнее всех нас! – возразил ему голос из толпы:
– Молчи! Воины, трубите в трубы! Скорее вперед, на площадь! – вскричал префект и помчался впереди отряда.
Герольды между тем согнали на площадь всех, кто был еще в домах, – около двух тысяч изнуренных мужчин и женщин, с трудом державшихся на ногах, опираясь на копья и палки.
– Чего еще хочет от нас префект? – говорили они. – У нас ничего уже осталось, кроме жизни!
– А знаете? Третьего дня Центумцелла сдалась готам.
– Да, граждане города бросились на исаврийцев префекта и заставили открыть ворота.
– О, мы также могли бы это сделать. Но нужно торопиться, иначе будет слишком поздно.
– Мой брат вчера умер с голода. Вчера на скотном рынке продавали мышь вес золота.
– Я прошлую неделю доставал тайком мясо у одного мясника. Но третьего дня народ разорвал его: он зазывал к себе нищих детей, убивал их и продавал нам их мясо.
– А как добр король готов! Он, как отец, заботится о пленных, снабжает их одеждой, пищей и, кто не хочет поступать к нему на службу, тех отправляет в приморские города. Но большинство остается служить в его войсках.
– Тише, вот префект на своей черной лошади. Какой ужасный взгляд у него: холодный и вместе точно огненный.
– Да, моя мать говорит, что так смотрят люди, у которых нет сердца. В эту минуту префект выехал на середину площади.
– Граждане, Рим требует от вас новых жертв, – сказал он. – Я призываю вас стать в ряды войска, голод и – стыдно сказать – измена опустошили эти ряды. Вам нет выбора. Другие города могут выбирать между сдачей и гибелью. Но вы, выросшие в тени Капитолия, не имеете этого выбора: в стенах Рима не может быть сказано трусливое слово. Необходимо сделать последнее усилие: призываю на стены всех, от двенадцатилетних мальчиков до восьмидесятилетних стариков. Тише! Не ропщите! Я велю своим воинам ходить из дома в дом, чтобы не допустить слишком слабых мальчиков или слишком бессильных стариков взяться за оружие.
Префект умолк. В толпе слышался неясный шум.
– Хлеба! – раздался крик за спиной Цетега.
– Хлеба!
– Сдать город!
– И вам не стыдно? – быстро обернулся к ним префект. – Вы так мужественно вынесли все, и теперь, когда остается потерпеть только несколько дней, падаете духом. Ведь через несколько дней сюда явится Велизарий.
– Ты говорил это уже семь раз. И после седьмого раза Велизарий потерял все свои корабли.
– Сдай город! Открой ворота! – кричала толпа.
– Сдай, мы требуем этого!… Ты вечно твердишь нам о римской свободе. Хорошо, но кто же мы сами, свободные люди или твои солдаты? Слышишь? Мы требуем сдачи!
В эту минуту сквозь толпу пробрался Лициний.
– Явился готский герольд! Я пришел слишком поздно, чтобы остановить его. Изголодавшиеся легионеры впустили его через тибурские ворота.
– Долой его! – вскричал Цетег, – он не должен говорить!
Но толпа с восторгом бросилась навстречу герольду и окружила его.
– Мир! Спасение! Хлеб!
– Мир! Мир! Слушайте герольда!
– Нет, – закричал Цетег, хватаясь за меч. – Нет, не слушайте его. Я – префект города. Я защищаю его и говорю вам: не слушайте его.
Но толпа густо обступила герольда:
– Говори, посланный, что приносишь ты?
– Я несу вам мир и освобождение! – вскричал Торисмут. – Тотила, король Италии и готов, шлет вам помилование и требует свободного пропуска. Он сам хочет говорить с вами.