– Гражданин Хлестаков, вы подозреваетесь в получении взятки от гражданина Откатяна. Прошу выдать переданный вам конверт.
– Какой конверт? – делает недоуменное лицо гражданин Хлестаков.
Он незаметно сбрасывает конверт под стол, удивленно смотрит на него и с искреннем возмущением восклицает:
– Первый раз вижу. Подкинули!
– Прошу руки на стол, – приказывает следователь ФСБ.
Хлестаков подчиняется. Следователь проводит над его ладонями портативным устройством со встроенной ультрафиолетовой лампой и обращается к понятым, которые скромно топчутся за спинами силовиков.
– Граждане понятые, вы видите, что руки гражданина Хлестакова в ультрафиолетовых лучах светятся голубой краской? Телевидение, прошу поближе, снимайте! Далее проверяем купюры. Вы видите, какое на них слово?
На пятитысячных купюрах высвечивается голубое слово «Взятка». Понимая, что его подставили, Хлестаков злобно – цедит сквозь зубы в сторону ухмыляющегося подрядчика.
– Гнида!
– Сам ты гнида! – парирует взяткодатель. – Имя мое путаешь, ара!.. Фосген Бордюрович… Шурупович!.. Теперь будешь помнить!.. Вазген Гайкович всегда честно откат заносил. Офонарел ты, беспредел чинишь. Бери да знай меру!
Следователь обрывает подрядчика, который говорит совсем не то, что необходимо слышать зрителям Первого канала.
– Прошу понятых внимательно наблюдать за пересчетом меченных купюр.
Он натягивает перчатки и пересчитывает деньги. Подрядчик видит, что сумма не сходится, и ябедничает.
– Гражданин начальник, он часть денег успел в брюки засунуть, я заметил.
Следователь обращается к подозреваемому:
– Гражданин Хлестаков, прошу снять брюки и выдать меченные купюры.
Гражданин Хлестаков покорно снимает брюки, из которых выпадают спрятанные деньги. Следователь жестом приказывает ему на всякий случай снять пиджак и рубашку, ощупывает их. Хлестаков стоит посреди кабинета в одних трусах. Под светом поднесенной к его белью ультрафиолетовой лампы видно, что трусы светятся голубой краской, оставшейся от соприкосновения с припрятанными купюрами. Глядя на полуголого взяточника, торжествующий взяткодатель давится от смеха.
– У него елда голубая!
– Сука!
Нервы Хлестакова не выдерживают, он бросается на подрядчика, намереваясь придушить его голыми руками. Однако один из великанов-силовиков чисто рефлекторно пресекает это намерение, двинув прикладом дернувшегося с места Хлестакова. Удар ненароком приходится по затылку, Хлестаков валится на пол как подкошенный. Потолок над ним кружится, свет меркнет, как сквозь вату доносятся укоризненный голос следователя, обращенного к рослому автоматчику в маске. «Ты чего со всей дури?» и бас силовика, привыкшего сначала бить, а потом разбираться: «Пресекал попытку побега». Потом все расплывается в тумане. Хлестаков теряет сознание.
Камера показывает убогий номер гостиницы при трактире. Поскольку номер под лестницей, то потолок в нем скошенный и в дальнем углу, где стоит кровать, нельзя встать в полный рост. Узенькое оконце удалось приткнуть только под самым потолком, оно выходит не на улицу, а в соседнее помещение, отчего в номере полутьма. Камера приближается к кровати и показывает человека, растянувшегося на дырявых простынях со следами раздавленных клопов. Это наш знакомый Хлестаков, которого удар прикладом автомата забросил в 19 век. Хлестаков лежит поперек кровати в одних трусах. Сквозь вату, заложившую уши нашего героя, доносится слабый стук. На самом деле стук не слабый, а довольно громкий и настойчивый, но Хлестаков долго не слышит его, потому что никак не может очнуться. Наконец, он приходит в себя, садится на кровать и тупо взирает на дверь, содрогающуюся от настойчивых ударов.
– Где я? Ничего не помню! – Хлестаков трет ушибленный затылок. – Голова раскалывается! Набрался я вчера, что ли? Кто там?
Дверь приоткрывается, впуская городничего Сквозник-Дмухановского, за спиной которого маячит местный помещик Добчинский. Городничий при полном параде: мундир с орденами, шпага, треуголка. Хлестаков недоуменно пялится на необычный наряд. В полутьме, да еще после удара прикладом по затылку, он плохо различает предметы и людей.
– Желаю здравствовать! – приветствует его городничий, звеня шпорами ботфорт и придерживая рукой непослушную шпагу.
– Антон Антонович, это вы? – неуверенно спрашивает попаданец, подслеповато вглядываясь в грубые черты лица нежданного гостя. – Что за маскарад?
Городничий несколько удивлен и даже встревожен тем, что инкогнито из Петербурга уже знает его имя-отчество. Но он не подает вида, что обеспокоен. Городничий всякого повидал за сорокалетнюю службу. Бывали трудные случаи в его жизни, но все сходило с рук, еще даже и спасибо получал. Он уповает на то, что Бог и теперь вынесет. Он еще раз звенит шпорами и громко рапортует:
– Так точно, ваше превосходительство! Антон Антонович Сквозник-Дмухановский.
– Где-то я слышал вашу фамилию, – Хлестаков трет затылок, мучительно пытается что-то припомнить. – Почему вы в таком странном наряде?
– Виноват, ваше превосходительство! – городничий, как старый служака, давно усвоил, что первым делом следует признать вину, а уж потом пытаться обиняками выяснить, чем прогневал начальство. – Шпага поцарапанная, не по форме, проклятые купчишки обещали прислать новую в подарок, да надули, аршинники!
– Что-то с вашей фамилией связано? – морщит лоб Хлестаков. – Коррупция, беспредел, взятки.
– Упаси Бог, какие взятки! – разводит руками городничий. – На меня был сделан тайный донос, умоляю – не давайте ему веры. Враги мои желают моей погибели. Церковь при богоугодном заведении начали строить, но она волею Божьею сгорела от молнии.
Хлестаков ничего не может понять. Какая церковь? Какая молния? Откуда взялся человек, склонившийся над его постелью? Он похож на главу администрации, но, с другой стороны, за Антон Антоновичем не водилось привычки переодеваться и носить на боку шпагу.
– Антон Антонович, почему вы в карнавальном костюме? – спрашивает Хлестаков.
Слово «карнавал» порождает в его голове какие-то ассоциации, он хлопает себя по лбу и восклицает:
– Ба, вспомнил! Маски-шоу! Неужели то был розыгрыш? Ну вы даете, коллеги! Я чуть инфаркт не схватил! Где я вообще?
Добчинский, переминающийся за порогом, не может утерпеть, чтобы не вступить в разговор с приезжим. Он высовывается из-за широкой спины городничего и издает комариный писк.
– В пятом нумере-с под лестницей, где в прошлом году подрались господа офицеры.
Городничий оттесняет Добчинского и с умильной улыбочкой на грубом лице произносит длинную тираду:
– Мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я не так, как иной городничий, которому ни до чего дела нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием. И что я вижу? Ваше превосходительство изволило остановиться в самом скверном номере. Здесь нет света и сыровато.
Хлестаков, у которого в глазах еще не просветлело, согласно кивает головой.
– Темно как в бабушкином погребе. В детстве как-то забрался в погреб, а крышка возьми и захлопнись. Натерпелся страха!
– Весьма сочувствую вашему превосходительству!.. Батюшки, да тут и клопов целое войско! Выделывают артикулы повзводно и поротно!
– Клопы! – при этом слове Хлестаков вскакивает с постели. – Сейчас же меняю номер. Здесь есть хороший отель? Пятизведный или хотя бы четырехзвездный?
– Увы, это лучшая гостиница в городе. И везде клопы-с, такие живучие, что ничем их не извести. Я бы дерзнул предложить… Нет, не достоин.
– Что такое?
– Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Не рассердитесь – ей-Богу, от простоты души предложил.
– Куда угодно из этого склепа подальше от клопов. Я заплачу за беспокойство… – Хлестаков ищет карман, чтобы достать бумажник, но внезапно обнаруживает, что он в одних трусах. – Где мои брюки?
– Сию минуту, ваше превосходительство. Эй, дворовый!
На крик городничего в номер входит Осип, слуга Хлестакова. Он лениво почесывается под мышками.
– Наряди барина, – приказывает городничий.
– Кого-с? Я в первый раз…, – развязано начинает Осип, но не успевает закончить фразу, как получает в ухо от скорого на расправу городничего.
– Молчать, скотина! Я тебе морду разобью!
Осип благоразумно замолкает и принимается за дело. Придерживая покрасневшее ухо, он разыскивая по всей комнате разбросанные вещи барина. Между тем городничий считает своим долгом развлечь ревизора светской беседой.
– Благородный человек не может без слуги. Хотя у нас в полку в четырнадцатом году в заграничном походе, когда мы Париж брали, господа офицеры обходились без посторонней помощи. Вообще сапог не снимали, так и спали на бивуаках. Простите старика, ветерана Отечественной войны. Как вижу просвещенного человека, сейчас же тянет на воспоминания.
– Вы ветеран Великой Отечественной? – с уважением осведомляется Хлестаков. – По вам не скажешь, вы довольно молодо выглядите для ветерана.
– Ветеран-с, и Анну четвертой степени имею. Давно было. В четырнадцатом году.
Хлестаков прикидывает что-то в голове и недоверчиво переспрашивает:
– Тысяча девятьсот четырнадцатый? Неужели вы ветеран Первой мировой?
– Отечественной, осмелюсь заметить. С заграничного похода до нынешнего тысяча восемьсот тридцать шестого года от Рождества Христова прошло двадцать лет и два года. Эх, незаметно летит времечко! – вздыхает городничий, вспоминая былые дни. – Впрочем, ваше превосходительство, я вижу, что смущаю вам. Мы выйдем в коридор, подождем, пока вас оденут.
Городничий делает на цыпочках покидает номер, подталкивая толстым пузом Добчинского. Хлестакова стоит в тяжких раздумьях и приходит к единственно верному заключению, что Антон Антонович впал в маразм.