– Обижаете, Антон Антонович! Когда вас газета подводила? Мы подготовили цикл статей «Глупов достойно идет на выборы» с фактами о достижениях администрации. Люди просто забыли, как жили в лихие 90-е, им надо напомнить, что это может повториться. Пусть ценят то малое, что сейчас имеют. Также будем публиковать ряд разоблачительных материалов о происках западных спецслужб. Нам из области прислали методичку, а им – из Москвы.
– Статьи ваши в принципе правильные, – дает оценку глава администрации. – Но какие-то они, знаете ли, беззубые, выхолощенные… нет в них, знаете, огонька. Почему бы прямо не сказать избирателям: если бы не губернатор, то на Соборной давно стояли бы солдаты НАТО.
– Антон Антонович, при всем уважении, Глупов не пограничный город, отсюда, как говорится, три года скачи, ни до какого государства не доедешь, – лепечет в свое оправдание редактор.
– «Три года скачи»… – передразнил градоначальник излишне начитанного редактора. – Вижу, не дождаться от вас боевого фронтового листка, пока вы действительно не окажитесь под сапогом натовских вояк.
Потеряв интерес к рохле редактору, градоначальник обращается к первому заму с вопросом:
– Как там этот блохер, прости Господи?
– «Глуповский умник»? – уточняет первый зам. – Не унимается. Всем достается на орехи, и вам, Антон Антонович, в первую очередь. Я принесу вам папочку с распечаткой его клеветнических постов.
Глава администрации с раздражением крутит в пальцах карандаш и обращается к подполковнику полиции:
– Степан Кузьмич, твое ведомство куда глядит? Неужели трудно взять наряд, Держиморду, Свистунова, других молодцов? Посадите, наконец, этого «умника» в кавычках на пятнадцать суток за хулиганку, технику конфискуйте за нарушение санитарного режима.
– Антон Антонович, есть нюансы, – басовито рапортует подполковник. – Мы давненько разыскиваем «умника», даже в компетентные органы обращались, – подполковник многозначительно кивает на потолок. – Выяснили, что блогер-то не в Глупове сидит и даже не в Пошехонье. Органы намекнули, что он откуда-то из Польши или Литвы клевещет на нашу действительность.
– Вот блядь! – непроизвольно вырвалось у градоначальника, он тут же спохватывается и извиняется перед женщиной. – Прости, Липа!
Олимпиада Гавриловна всем могучим видом показывает, что она сама еще и не такое сказала бы о блогере, от которого ей уже изрядно досталось, потому что заместитель по социальным вопросам – это легкая мишень для неконструктивной критики.
– Другим словом эту мразь не назовешь, – гневно гремит Олимпиада Гавриловна. – Живет за границей, ну и сидел бы ровно на жопе и радовался, что повезло. Чего в глуповские дела нос свой длинный совать?
– Самая зараза в этих… как их… соцсетях! Русофоб на наркомане, педофилом подгоняет! – с присущей ему афористичностью выражается градоначальник.
– Антон Антонович, все бы эти «Фейбуки» запретить раз и навсегда, – высказывает заветное желание первый зам.
– Губернатор шепнул мне на ушко, что скоро не только эти «буки», скоро весь Интернет прикроют, – успокаивает его градоначальник.
Все одобрительно восклицают:
– Пора! Скорей бы!
– Назревшая мера! – констатирует редактор и, поправив университетский ромб, подводит под решение начальства философское обоснование. – Свобода есть осознанная необходимость, и частенько бывает, что общество в лице его лучших представителей осознает необходимость ограничить свободу ради общего блага. Диалектика!
И хотя никто ничего не понял, все кивают головами, соглашаясь, что свободы без дозволения начальства не бывает. Градоначальник стучит карандашиком по столу, призывая вернуться к обсуждению текущих дел.
– Пока Интернет еще не прихлопнули, нельзя давать повод злопыхателям, – предупреждает он преждевременно возликовавших подчиненных. – Особенно ты, Олимпиада, следи за языком. Если ведаешь социальным сектором, то не надо заявлений типа «Никто вам ничего не должен», «Государство не заставляло вас рожать»
– Уже научена, – виновато хлопает нарощенным ресницами Олимпиада Гавриловна и подносит палец в перстнях к жирно накрашенным губам. – Рот на замке.
Но как женщина упрямая, она все же добавляет в свое оправдание:
– Только и людишки обнаглели. Требуют пособий, говорят, им по закону положено. По закону положено, а денег-то нет!
– Владислав Владиславович намекнул, что после выборов, коггда пенсы проголосуют как надо, социальную помощь значительно сократят, – выдал очередной секрет градоначальник.
– Назревшая мера! – подытожил редактор, обдумывая бодрую газетную передовую, посвященную отмене по просьбам трудящихся всех пережитков прошлого типа пенсий и пособий.
И лишь Олимпиада Гавриловна, только что жаловавшаяся на обнаглевших просителей, растерянно спросила:
– Чем же я руководить буду?
– Перекинем тебя на культурку, если ее тоже не упразднят, – обнадежил ее градоначальник и обратился к начальнику отдела благоустройства, сидящему за дальним концом стола. – Что по поводу выборов скажет наш Ревизор? На тебя вся надежда!
Нетрудно догадаться, что Ревизором со школьной скамьи прозвали Хлестакова. В Пошехонском пединституте эта кличка закрепилась, он с ней сроднился.
– Мои подрядчики всегда готовы посодействовать, – говорит он, выглянув из-за голов участников совещания. – Пусть транспортный отдел выделит автобусы, а глуповский отдел МВД даст полицейское сопровождение. Вопрос с питанием и вознаграждением решим сами. Все отлажено, не первый раз.
– Ну и хорошо, – кивает градоначальник.
Некоторые чиновники уже привстали со своих мест, думая, что совещание закончено, но они ошибаются. Градоначальник еще раз стучит карандашиком по столу и говорит, понизив голос?
– Ну а теперь, собственно, самое главное, ради чего я вас вызвал.
Все удивленно переглядываются и снова усаживаются за стол, навострив уши.
– На период выборов, как предупредил Владислав Владиславович, там, – градоначальник поднимает глаза к потолку. – Там принято решение о перехвате протестной повестки.
Все молчат, переваривая услышанное. Олимпиада Гавриловна не выдерживает и громко шепчет:
– Чегой эта?
– А той эта, что электорату покажут беспощадную борьбу с коррупцией, – поясняет глава города. – Будут задерживать отдельных нечистых на руку служащих с последующей трансляцией по телевидению. Следовательно, что? Следовательно, цыц! Угомонитесь на время выборов, и коммерсам объясните сложность текущей ситуации. Повестку будут перехватывать московские силовики, а они только вон кому подчиняются, – он опять поднимает взор к потолку, а потом спрашивает еще недостаточно запуганную команду. – Видели по телевизору задержание Чухломского губернатора?
Об этом можно было и не спрашивать. Все видели и не по одному разу, как силовики в пятнистой форме и в черных масках, придерживая автоматы, вошли в кабинет чухломского губернатора. Первый зам, вытирая пот со лба, нарушает мертвую тишину, воцарившуюся в кабинете:
– Показали по телевизору миллиард изъятых денег. Что же он дома-то хранил?
– Самоуверенность сгубила, – пожал плечами глава администрации. – Губернатора взяли, а нас и подавно не пожалеют. Поэтому ведите себя смирно до окончания телесериала, а то загремим на нары всей командой. Шучу! Липа, не хватайся за сердце! Помните наш девиз: «Один за всех…»
Ответ прозвучал невесело и вразнобой:
– «Все за одного!»
Хлестаков выходит из подъезда городской администрации, на секунду задерживается на каменном крыльце. Перед ним главная площадь Глупова – Соборная, бывшая Советская. В центре площади постамент с памятником Ленину. Вождь мирового пролетариата указывает рукой на золотые кресты, как будто желая спросить ренегатов: «Верной дорогой идете, товарищи?» Кресты венчают собор великомученика Василия Египтянина, давший название площади. Собор новехонький, «с иголочки», хотя и построен в старинном псевдовизантийском стиле. Под лучами заходящего солнца сияют пять золотых куполов из анодированного алюминия, стойкого к высокоагрессивным средам – последний дар Глуповского завода «Спецмонтажприбор». Площадь вымощена цветной плиткой, на противоположной стороне от здания администрации красуются три строения. Два из них располагаются симметрично по бокам главного здания. Они различаются по архитектурному стилю, хотя чем-то неуловимо похожи, то ли материалом, то ли размерами. Правое здание выстроено в классическом стиле с портиком и шестью колоннами, левое – готика с высокими стрельчатыми окнами, башенками с причудливыми острыми шпилями, напоминающими замок спящей королевы с обложки детской книжки. Между классикой и готикой вытянулся длинный дворец с хрустальными куполами. Дворец окружает тенистый парк с фонтанами и беседками. Так, наверное, французский утопист Шарль Фурье представлял себе фаланстер с общественными столовыми и комнатами отдыха. Возможно, именно этот дворец являлся во снах Веры Павловны, героини романа Чернышевского «Что делать?»
На крыльцо глуповской администрации, перепрыгивая через ступеньки, взбегает один из местных подрядчиков Гайк Васгенович Откатян, владелец фирмы «АраратОткат» (названной по его фамилии, чтобы никто не подумал плохого). У подрядчика характерная закавказская внешность, нос на пол-лица, черный венчик волос, обрамляющий лысину, свисающее над штанинами пузо.
– Иван Александрович! – обращается он с сильным кавказским выговором. – Я вас давно поджидаю.
– Привет, Фосген Шурупович! – довольно развязано приветствует его наш герой.
Он нарочно коверкает имя-отчество коммерсанта, во-первых, потому, что «коммерсы» зависят от начальника отдела благоустройства, дорожного и жилищно-коммунального хозяйств, а во-вторых, чего греха таить, Хлестаков далек от политкорректности или, говоря прямо, недолюбливает кавказцев и выходцев из Средней Азии, что, впрочем, не мешает ему иметь с ними взаимовыгодные дела. Подрядчик делает вид, что не обижается.