Вообще-то все эти годы я не испытывала столь жгучей ненависти к своему несостоявшемуся убийце, скорее ледяное презрение. И уж тем более не желала ему ответных мук – только погрести никчемного мужика под руинами памяти, предав забвению. Но почему-то его близкое присутствие обостряет все мои чувства в миллионы раз, заставляя гореть изнутри и корчиться от невероятной остроты эмоций.
– Это твое право, Олли, – на меня смотрят глаза истинного старца, полные лишь мудрости, принятия, смирения и всепоглощающей любви.
Страшный взгляд! Особенно для той, кто собралась ненавидеть люто и беспощадно.
– Вот и прекрасно! – рявкаю, не дождавшись нужной реакции. – А теперь отпусти меня и вали на все четыре стороны. Как починить твой портал я не знаю, так что жди специалистов со своей стороны. Желательно, как можно дальше от меня.
– Значит, поживу пока здесь, – спокойно кивает король драконов. Кажется он вовсе не разочарован тем фактом, что на неопределенный период времени лишен благостей своей монаршей жизни. С другой стороны, поменьше народа от его жестоких приказов пострадает. Поживет в стеснении, как все обычные люди, может и перевоспитается.
– И совсем не боишься, что твое драгоценное королевство пустят по ветру? – хмыкаю я. Как-то не верится, что дракон, способный избавиться от девушки, как от возможной слабости, в угоду военным победам, так спокойно отнесется к возможному разорению своих великих достижений.
– Империю, – поправляет отчего-то грустно не король, а оказывается целый император. – Я долго и успешно правил драконами – сперва из-за честолюбия, потом – чтобы убежать от внутренних демонов. И теперь точно знаю: ни один даже самый величайший политический успех не способен оживить или порадовать мертвое сердце. А вот та, кто в нем вечно живет, – да.
– Ты убил меня, император, – напоминаю тихо. Чтобы не думал, что высокопарные речи смогут ему хоть как-то помочь. Или хоть что-то исправить. – Так что кроме империи у тебя ничего нет. Меня нет для тебя, понимаешь? Для кого угодно есть, а для тебя – нет.
Чувствую, как по могучему телу проходит болезненная дрожь.
Глава 20
Герр говорит с вымученной улыбкой:
– Маги всех миров научились управлять чем угодно, стихиями, чужой волей, даже пространством, но, к сожалению, не временем. А я бы отдал всю империю и сколотил еще десяток новых, лишь бы хоть кто-то шепнул мне тогда, что я совершаю ошибку. Я помню, что ты замужем, Олли, и лишь надеюсь, что живешь свою счастливую жизнь. Я даже согласен гореть ежедневно в агонии, если буду знать, что у тебя все хорошо. Ты как никто заслужила этого, – отчего-то от слов дракона, наполненных смирением и покаянием, у меня слезы наворачиваются на глаза. А он тем временем продолжает: – Я не стану добиваться тебя, пытаться вернуть или как-то иначе мешать. Но ты не сможешь лишить меня того, чтобы просто быть неподалеку и наблюдать за тобой.
Молчим. Смотрим друг на друга. Оба сказали, что хотели, запал прошел, и теперь надо бы разойтись, да вот проблема – силы ко мне так полностью не вернулись. Последние я потратила на побег из приемной целителя.
И что теперь делать? Гордо ползти домой назло вражине, позволив глумиться над моим поверженным видом? Или сдаться, наплевав на гордость, и позволить отнести себя домой? Остаться встречать рассвет, сидя на мостовой? Но тогда Лея проснется, не обнаружит меня и вообще неизвестно до чего додумается, с ее-то активностью…
– Пусти! – зло приказываю все же. Находиться в лапах своего же убийцы – для меня перебор.
– Олли, – он укоризненно смотрит на меня. Мол, не дури, женщина.
– Давай. Сейчас же! – я неумолима.
И пусть разумное сейчас на стороне Герра, я в своем праве. Не собираюсь принимать помощь от убийцы и не буду!
И все же на кое-какие уступки идти приходится. Как только император ставит меня на ноги, я понимаю, что самостоятельно далеко не уйду. Максимум – до ближайшей лавки или, если совсем не повезет, дерева. Ноги слабые. Словно весь мой скелет кто-то злой поменял на дрожащее желе, способное максимум удерживать меня в вертикальном положении. Такой себе анти-росомаха.
Только поэтому позволяю дракону подхватить меня за талию и вести вперед. Ну и еще из-за беспокойства за дочь. К чести Винсента, надо сказать, что ведет он себя более чем. Не лезет с советами, не отпускает ценных замечаний и не старается под шумок облапать. Просто помогает идти, будто я важная матрона, а он – всего лишь расторопный мальчишка-прислужник.
Я же сосредотачиваюсь на каждом шаге. Запрещаю своему телу шататься или складываться пополам, а себе – думать о мужчине, который ступает рядом. Почему-то я очень хорошо его чувствую, но эти ощущения не приносят удовольствия. Наоборот, кажутся навязчивыми, словно кто-то насильно вторгается в мое личное пространство. Хочется избавиться от них, отмахнуться, но они как зудящая неподалеку муха – всегда остаются где-то на периферии.
К моему дому подходим, когда петухи давно уже проснулись. Под тяжелым любопытствующим взглядом соседки захожу к себе во двор.
– Спасибо, – говорю тихо. Все же за время пути я остыла, да и лютая ненависть к императору куда-то испарилась. Осталось только непонимание, грусть и уверенность, что этого мужчину я больше видеть никогда не хочу. – А теперь, если хоть часть твоих признаний было правдой, прошу оставить меня. Просто уйди и продолжай жить, как жил до этого, считая, что меня нет. Не потому, что я горю жаждой отомстить или сделать тебе так же больно, как и ты мне. А потому, что я как никто заслужила счастья. Заслужила свою собственную жизнь, в которую никто не вмешивается, и в которой никто не решает, что и как мне делать. Прощай, дракон, – взмах руки, и я, придерживаясь за забор, а потом и за перила крыльца, скрываюсь в доме.
Вижу из окна, как долго стоит император возле старенького забора. Как диссонируют его дорогие одежды с местным пейзажем, как выбивается из общей картины его выправка и стать. Наверное, все могло было бы быть по-другому, не соверши он тогда тот роковой выбор. Что ж, каждый из нас кузнец своего счастья, а я полна решимости наконец-то выковать свое.
Проснувшейся Лее говорю, что видимо приболела, и иду в спальню. Бессонная ночь не проходит бесследно, как и магическое истощение. Организм требует отдыха, а мне почти некуда торопиться, так что с практически чистой совестью падаю в кровать.
Дочке наказываю позавтракать хлебом и молоком, которое по обыкновению оставила возле ворот соседка и которое я, возвращаясь, забрала. А чтобы занять чем-то ребенка и не дать ей возможности набедокурить, разрешаю пустить на выкройки еще кое-какую одежду, оставшуюся от Каррена. Пускай Лея развлекается и руку набивает, нам старое мужское тряпье все равно ни к чему.
Спится мне так хорошо и сладко, как уже давно не спалось. «Не иначе как жизнь начинает налаживаться» – решаю я по пробуждении. С наслаждением потягиваюсь, глядя в окно и прикидывая, который час. Судя по высоте и наклону солнца, давно перевалило за обед. Надо бы подниматься и накормить ребенка, тем более у дочкиного растущего организма аппетит в последнее время просто зверский.
К сожалению, у жизни на меня другие планы. Слышу топот детских ног, взлетающих по лестнице. Сердце, словно чувствует что-то, дергается и замирает.
– Мама! – сбито дыша, сообщает Лея. – Там какие-то дядечки пришли и требуют папу!
Глава 21
На миг я думаю о драконе – о настоящем отце Леи. Кто может требовательно искать чужого императора и почему именно у меня в доме? Но почти сразу приходит понимание, что речь о Каррене, моем почившем муже. Для всех Лея именно его дочь. Никто ведь не в курсе, что он вытащил меня из моря уже беременную. Да я и сама не знала тогда о своем положении.
Это уже потом откровенным сюрпризом для меня стало, когда слишком долго не было красных дней и живот принялся расти. А с Карреном я так и не спала. Не смогла себя перебороть. Видимо король драконов поселил во мне отвращение абсолютно ко всему роду мужскому. Как только муж ко мне прикасался слишком интимно или принимался целовать, меня тошнить начинало. До родов я списывала подобную реакцию на особенности беременного организма, но и после появления Леи это не прошло.
Каррен сперва был терпеливым и понимающим, обещал, что все у нас непременно получится, нужно только подождать. Со стороны мы выглядели идеальной семьей и вызывали зависть окружающих, но на самом деле наша жизнь постепенно превращалась в ад.
Постоянная усталость из-за маленького ребенка, с которым муж совсем перестал помогать. Упреки и претензии Каррена, его жажда обладать мной, и моя абсолютная неспособность дать ему желаемое. Постепенно муж начал находить отдушину в алкоголе и других женщинах. Но стоило ему только протрезветь и увидеть меня, он приходил в ярость.
Сперва бил, а потом жалел меня, гладил, успокаивал и шептал, что я самая красивая женщина на свете. Что с ума его свела и что в том, что у нас все так плохо, только моя вина. По мнению Каррена я легко могла все исправить – нужно лишь было покориться и отдаться. А я после всего не могла уже принять его не только физически, но и морально.
Так что из-за трагической гибели супруга я вовсе не огорчилась. Наоборот, вдохнула наконец полной грудью. К сожалению, Каррен и после смерти мне спокойной жизни не дает.
– Мам, они все жуткие, – описывает визитеров Лея, семеня за мной вниз по лестнице. – Одеты во все грязное, бородатые. У них шрамы и зубов не хватает. Может, не пойдешь к ним? Давай, я выгоню их и скажу, чтобы больше не приходили к нам?
– С ума сошла? – останавливаюсь, как вкопанная. Это что еще моей милой девочке в голову пришло? – Кто тут из нас двоих взрослый, а? Не вздумай высовываться из дома, Лея! – приказываю строго. Не хватало еще, чтобы из-за делишек Каррена пострадал мой ребенок. – Я сама все решу.
– Но ты же слабее, мам, – с искренним недоумением возражает дочь.