В четырех письмах из пяти оказались рождественские открытки. Она положила их на столик в коридоре и обратилась к пятому — официального вида и с ее именем на конверте. Адрес был отпечатан на машинке, с ровными интервалами и без ошибок. Она закрыла глаза и представила, как уверенно бегающие по клавишам пальцы с силой вбивают каждую литеру в бумагу. Никакого намека на содержание не было: письмо выглядело тонким — возможно, там вообще единственный листок. Она заметила, что ярко-красная марка была наклеена не очень ровно — наверное, секретарша торопилась.
Что это значит: очередная ее заявка отклонена или ее наконец-то решили пригласить на собеседование? Она предполагала первое, потому что приглашение, наверное, содержало бы карту или какие-то другие указания, а в этом письме ничего такого явно не было.
— Мама! — крикнула она, обернувшись к спальне. Ответа не последовало, и через некоторое время она позвала громче: — Мама, ты там? Приходил почтальон.
Кэтлин стала туговата на ухо, хотя и отказывалась это признавать. Она находилась в спальне, в глубине квартиры. В субботу они обычно меняли постельное белье и просушивали матрасы. Пока Брюс был жив, Кэтлин занималась этим по понедельникам, но теперь ей больше не хватало сил справляться в одиночку, так что задачу перенесли на субботу, когда Конни могла ей помочь. В ее возрасте, как объяснил врач, проблемы со спиной были неизбежны, но сейчас та болела постоянно, и Кэтлин благодарила судьбу, что живет не одна. Она собрала белье для стирки и направилась в коридор, где столкнулась со спешащей к ней Конни.
— О господи! Девочка моя, не пора ли тебе уже обзавестись хорошими манерами?
— Ты не слышала, что я тебя звала? Мне кажется, ты глохнешь, мама. Смотри, мне пришло письмо.
Руки у Кэтлин были заняты простынями и пододеяльниками, и она смерила дочь тем раздраженным взглядом, которым матери тысячелетиями награждают своих отпрысков:
— Так что же ты его не открываешь?
Конни перевернула конверт и провела пальцами по краям, пытаясь представить, что ее ждет внутри.
— Честно говоря, я немного нервничаю. Я хотела бы получить именно эту работу, но, может быть, тут опять отказ.
— Ладно, давай посмотрим вместе, но мне нужны очки. Пойдем в кухню и почитаем, что там. Может быть, что-нибудь увлекательное, например что-то из управления по электроэнергии.
— И то верно. — Конни засунула конверт в карман фартука и освободила руки. — Давай сюда простыни.
Она отнесла белье в чулан и решила больше не медлить. Конни села за кухонный стол и в последний раз посмотрела на все еще запечатанный конверт, после чего наконец вскрыла его хлебным ножом.
Дорогая мисс Бакстер!
Благодарим Вас за интерес к вакансии в швейной мастерской Королевской больницы. Просим Вас прийти на собеседование во вторник, 11 января, в 10 утра.
Мастерская находится на верхнем этаже корпуса Даймонд-Джубили. Пожалуйста, не пользуйтесь лифтом.
Конни посмотрела на мать:
— У меня собеседование.
— Хорошая новость! А когда?
— Одиннадцатого числа следующего месяца.
— То есть в следующем году.
— Интересно, хватит ли времени?
— Времени на что?
— Чтобы сделать себе что-нибудь новое. Давно у меня не было необходимости производить впечатление на кого-то.
Кэтлин наклонилась вперед, пытаясь прочитать текст вверх ногами:
— А что за работа?
— Да уж не стучать на печатной машинке в шумной конторе. Швейной мастерской в Королевской больнице требуется швея.
— Ты хочешь профессионально шить?
В памяти Кэтлин всплыли воспоминания о тех временах, когда еще не было ни Конни, ни Брюса: все, что у нее имелось, — эта квартира и швейная машинка «Зингер». Не одну сотню часов она провела за ней: шила и подшивала новые платья, шторы, постельное белье, и по большей части для других — для клиентов, которые к тому же не всегда вовремя платили. Она вдруг снова ощутила отчаяние, которое испытывала тогда, и так ясно, будто все это было вчера.
Конни не понимала чувств матери. Она сложила листок бумаги и убрала его в конверт.
— Шить не сложней, чем печатать. И это больница, значит, я буду чувствовать, что тоже помогаю, понимаешь? — Она шмыгнула носом и стала ощупывать карманы в поисках платка. Горе напоминало о себе в самые неожиданные моменты. — Я слишком стара, чтобы быть медсестрой, но хотела бы делать что-то важное.
— Понимаю. — Кэтлин подождала, пока дочь утрет слезы, и продолжила: — Думаешь, это оно и есть?
— Не знаю, но возможно. — Конни успокоилась. — Ты ведь мне поможешь?
— Да, конечно, но думаю, что ты вполне способна сама сшить себе милую юбку.
— Если морозы продолжатся, мне понадобится и зимнее пальто.
Кэтлин подошла к плите и зажгла спичку — газ под чайником заиграл голубыми язычками.
— Нужно просто убедиться, что это наилучшая возможность.
Ее длинные волосы были убраны этим утром в тугой узел, но после возни со сменой белья они уже начали выбиваться из него. Она вынула заколки, с трудом удерживавшие волосы на месте, и расчесала пальцами серебристые пряди, доходившие до талии. Привычным, отработанным десятилетиями жестом Кэтлин собрала их в пучок на затылке и принялась закручивать, как канат.
— Предоставь все мне, у меня есть идея, — сказала она, аккуратно вкалывая заколки в волосы.
2 полотенца на ролике для кухни (Кэтлин).
6 махровых салфеток для умывания, отороченных косой бейкой из короба (Кэтлин).
Фред
Середина августа 2016 года. Эдинбург
Сильный дождь, не прекращавшийся несколько последних дней, закончился; возвратилось летнее тепло. Стало не так грязно для утренних пробежек, и стирки поубавилось, чему Фред был рад, но у него появились сильные боли в колене, которые никак не проходили. Старинный футляр от швейной машинки продолжал прекрасно работать дверным стопором для дверей, ведущих из прихожей в комнату. Засохший лак на куполообразной крышке футляра расслоился, что придало ему сходство с корой старого дерева.
Руководствуясь шестым чувством, Фред обходит стороной эту груду из дерева и металла, когда по частям выносит старый ковер. Он уже выбросил в контейнер несколько скатертей в цветочек и потрепанных полотенец, но был не в восторге, когда там же утром обнаружил чужой пластиковый карниз и засаленную шторку для душа. Теперь он выносит в контейнер более современную, но, как оказалось, сломанную швейную машинку, и ставит ее на чье-то выброшенное одеяло в пятнах.
Включив на телефоне диктофон, Фред переходит из комнаты в комнату и описывает квартиру, как это мог бы делать агент по недвижимости:
— Прекрасная квартира для сдачи внаем. Кухня. Ванная комната с раковиной, ванной и душем. Туалет. Две спальни. Кладовка. Солнечная сторона. — Он делает паузу. — Нужна новая проводка, возможно, новая мебель для кухни, отремонтировать туалет — кто сейчас говорит «уборная»? С каждой стены нужно содрать обои и перештукатурить, так что требуется полностью новая отделка. А еще — новые окна и приличные батареи.
Фред вспыхивает — ему кажется, что он совершает акт предательства.
Из кухонного окна он видит, как его соседка на заднем дворе снимает с веревок детские носки и футболки, провисевшие там большую часть дня. Он включает краны и пускает горячую воду, щедро выжимая зеленую жидкость для мытья посуды и вспоминая, как он некогда стоял на стуле у этой же раковины, опустив руки по локоть в мыльную пену, а бабуля передавала ему посуду после полдника — по одной миске или чашке.
Вымыв единственную кружку и тарелку с хлебными крошками, Фред вновь садится за стол и возвращается к своему тайному блогу, скрытому от мира технологиями и выполняющему роль его доверенного лица и исповедника.
Вскоре на экране появляется текст:
Мама очень вовремя уехала в путешествие, и теперь все летит к чертям.
Я вернулся из Лондона две недели назад и настроен уже далеко не так оптимистично, как раньше.
Похоже, что проект, над которым я работал, реорганизуется, и я больше не подхожу под новые требования. Мне пришлось освободить комнату в квартире (впрочем, не так уж много у меня пожитков), нанять фургон и отвезти все в Эдинбург. Большая часть вещей все еще в коробках.
Будь здесь дед, он бы предложил мне рассматривать работу на участке как новый опыт. Все его советы всегда носили какой-то сельскохозяйственный характер. Они сводились к стандартной мантре: «Копай усердно, готовь почву, сажай семена и смотри, как они прорастают». Большую часть жизненных проблем — касались ли они отношений с друзьями или сдачи экзаменов — он советовал лечить именно таким образом. В постоянстве ему точно не откажешь.
Но я не уверен, что у меня хватит терпения ждать. Честно говоря, я в бешенстве.
Я подал заявку на местную биржу труда на прошлой неделе и ходил туда вчера. Парень двадцати с небольшим лет, который проводил собеседование, сказал, что очень важно иметь профили в социальных сетях. Дескать, работодатели регулярно проверяют их, оценивая кандидатов. Это довольно неприятно: последние десять лет я избегал присутствия в Сети, потому что Интернет — это настоящее минное поле. А теперь мне нужно притворяться трудолюбивым парнем с позитивным взглядом на жизнь, хотя все, чего я хочу, — скрыться от мира и пожирать в промышленных количествах чипсы и сыр, чтобы хоть как-то поправить себе настроение.
Через месяц такими темпами я буду размером с автобус.
Я сижу за столом на кухне дедушки, и мне кажется, что он вот-вот придет с участка и принесет редиску или, может быть, морковь. Он поставит ботинки на кухонный подоконник (за что бабуля на него немедленно накричит) и начнет отмывать грязь с рук, высыпав себе в ладони ложку сахара и полив их жидкостью для мытья посуды. И пока дед будет тереть ладони под струей горячей воды, он спросит меня, как дела, и мне станет ясно, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет это знать.