— Итак, моя пушистая подруга, что ты думаешь насчет нее? — Фред указывает на все еще закрытую футляром швейную машинку. — Она чего-нибудь стоит? Можно ее продать на «Ибэе»? И сколько за нее дадут? Должны же быть какие-то коллекционеры, которые ее с руками оторвут. Тяжеленькая. На почте меня за нее не полюбят.
Чайник выключается, и Фред заливает кипятком пакетик, а через полминуты вынимает его, чтобы потом использовать еще раз.
— Хорошо бы с кем-нибудь разделить чайный пакетик. Ты симпатичная, но поддержать разговор не умеешь.
Проигнорировав просьбы кошки о молоке и помня о наказе Евы, он наливает Крэбби воды в блюдечко, на которое кошка смотрит с отвращением.
Вернувшись к столу, Фред вынимает из ящика с инструментами отвертку и вставляет ее в замочную скважину. Маловата. Следующая отвертка, похоже, подходит, и он начинает ее медленно поворачивать, чтобы не нанести никакого ущерба. К его удивлению, в Интернете не наврали: замок легко открывается.
— Отлично, а сейчас посмотрим, что там внутри.
Немного усилий — и крышка снимается без особых проблем.
— О, очень мило! Правда мило!
Фред поправляет лампу и наклоняется, чтобы ближе рассмотреть знаменитую швейную машинку.
— Интересно, сколько тебе лет? Надо бы опять посмотреть в Интернете.
Блоги, форумы и новостные рассылки — это настоящая энциклопедия коллективного разума, и он перекапывает сайт за сайтом. На экране появляются сотни и сотни изображений. Тысячи. Фред чувствует себя как ребенок, которому нужно выбрать один предмет из множества подобных. «Птичку или автобус было бы распознать легче», — думает он.
— Наверное, можно узнать проще.
Фред снова смачивает тряпку, тщательно выжимает и вытирает медную табличку в передней части машинки. Проступает серийный номер — F1567 и что-то еще. Он снова возвращается к компьютеру и изучает даты выпуска.
— Вот это да! Тысяча девятьсот одиннадцатый!
Он водит пальцем по табличке с номером, чувствуя на ней небольшие вмятины.
— Ты весьма пожилая дама, но все равно очень красивая.
Фред возвращается к компьютеру с открытым сайтом аукциона и принимается изучать различные предложения. Найдя то, что искал, открывает черную записную книжку, куда вносит все — от покупок до эскизов расположения комнат — и начинает записывать.
— Итак, Крэбби, сколько стоят такие старинные машинки?
Страница мало-помалу заполняется номерами моделей и датами. Фред находит несколько аукционов, которые уже близки к завершению, и прикидывает ставки. Дело явно непростое: одни модели определенно более желанны, чем другие, а продавцы, готовые выслать товар по почте или с курьером, имеют заметное преимущество.
Закрыв одну вкладку браузера, он переходит к следующей, где приведен список местных агентов по недвижимости. Фред открывает нужную страницу и методично заносит их адреса в записную книжку, а затем один за другим заполняет столбцы: «Дата», «Цена» и «Итог». Это далеко не так интересно, как винтажные аукционы.
В квартире совсем тихо, лишь иногда включается и выключается компрессор старого холодильника. Время от времени с улицы долетает звук автомобильного гудка, но он едва слышен. По соседству играют дети, но и их крики приглушены.
Через пару часов, отдохнув на сложенном диване, Фред возвращается к аукционам, снова проверяет предложения и делает еще кое-какие заметки.
— Итак, много ли дают за такие вещи? Дорогая Крэбби, ответ: не очень!
Кошка прыгает на диван рядом с ним, и он чешет ее за ушами, гладит по холке.
— Если бы эта вещь была в первозданном виде, с оригинальным чеком о покупке и руководством, без царапин и с прижимными лапками, что бы это ни значило, то за нее дали бы максимум сотню. — Фред вздыхает. — Скорее всего, ее вообще не стоит пытаться продать.
Машинка оказывает на него какой-то магнетический эффект; он снова подходит к столу, чтобы взглянуть на нее. В третий раз сняв крышку, Фред пытается повернуть ручку, но снова терпит неудачу. Кажется, ее заклинило, и игла не двигается вверх-вниз.
— Не знаю, работает ли она вообще, а значит, ее не возьмут даже в благотворительный магазин. Может, если мне удастся ее запустить, она чего-то да будет стоить.
Фред еще на двадцать минут ныряет в бездны Интернета — просматривает ролики на «Ютьюбе» и наконец находит простую инструкцию «Как смазать швейную машинку». Правда, там строго-настрого велят использовать только специальное масло, а все, что у него есть, — это почти закончившийся баллончик распыляемой смазки, использовать которую явно нельзя — от этого может испортиться блестящая черная краска. Не утратив присутствия духа, он решает продолжить исследования и снимает машинку с основания, чтобы изучить механизм.
— А, вот оно что!
Сразу становится понятно, почему колесо заклинило: под машинкой, в том месте, где должны свободно двигаться стержни и зубчики, все основание заполнено каким-то предметом в коричневой упаковочной бумаге. Он выкладывает его на стол.
— Похоже, заворачивал специалист. Интересно, многие ли сейчас могут так профессионально упаковать сверток? — говорит он. — Я вот точно не могу.
Он подумывает о кухонных ножницах, но потом решает делать все как полагается и начинает развязывать веревочку — один тщательно завязанный узел за другим. Интересно, что же внутри?
«Деньги! Пусть это будут деньги», — думает он.
Но это не деньги.
В коричневой упаковке оказалось шестнадцать небольших блокнотов. У некоторых обложка самодельная. Фред замечает, что одна из них сделана из атласа автомобильных дорог, а на другой — изображение горошка из каталога семян. Есть обложка из школьной тетради и старого гроссбуха. Блокнот на дне кипы обернут в знакомые обои с автомобилями.
— Моя спальня, — тихо произносит он.
Фред открывает первый из блокнотов. Каждая его страница имеет вертикальный шов у внешнего края. На первой странице стежки желтые, потом идут белые, синие, черные. И каждый раз этим швом пришит кусочек ткани размером примерно два на один дюйм. Есть на страницах и записи, и он задерживает дыхание: почерк тот же, что и на первых шести открытках на его день рождения и на банках с джемом в чулане.
В другом блокноте Фред тоже видит стежки, а рядом — описания, сделанные другой рукой. На первой странице написано:
Платье. Грудь — 34 дюйма.
Широкая юбка. Белый воротничок.
4 ярда. Ширина — 36 дюймов.
Ткань покупательницы — Дж. Хардвик.
Начато 13 сентября 1949 года.
Закончено 27 сентября 1949 года (Кэтлин).
Он медленно проводит пальцами по шву абрикосового цвета. Стежками прикреплен прямоугольник хлопковой ткани с узором из цветочков и светло-зеленых листьев.
Джин
Апрель 1915 года. Лит
Каждый день, ожидая Дональда с работы, Джин выглядывала из окна верхнего этажа, чтобы не пропустить тот момент, когда муж покажется из-за угла. Как только он появлялся, она бежала ставить чайник, так что вода успевала закипеть еще до того, как Дональд заходил в квартиру. Чтобы все получилось вовремя, нужно было налить определенное количество воды. Казалось бы, мелочь, на которую он наверняка не обращал внимания, но ей все равно нравилось делать это для него. Горячий чай после долгой работы на воздухе — настоящее благословение.
Мужчины всегда возвращались из доков вместе: они маршировали по улицам, как солдаты, хотя в армию их не брали. Иногда ей удавалось услышать их раньше, чем увидеть: они громко приветствовали своих детей и требовали, чтобы те шли домой помогать матерям. Но в последнее время все стало по-другому: теперь им приходилось строить военные корабли, и они относились к этому очень серьезно. Дональд рассказывал, что они с товарищами стали меньше болтать, сократили перерывы, быстро съедали сэндвичи и сразу возвращались к работе.
Когда его ботинки загрохотали уже по последнему лестничному пролету, а чайник начал весело дребезжать на плите, Джин сняла с гвоздя плотную тряпку в клеточку и намотала на руку, чтобы не обжечься о металлическую ручку: ожог мог быть очень болезненным. Заварочный чайник уже ждал на столе, оставалось только залить чайные листья кипятком.
— Привет, любимая, — сказал Дональд, войдя в квартиру, и Джин не чувствовала никакой обиды оттого, что эти слова относились не к ней, а к шестимесячной Энни, которая лежала в колыбельке с набитым животиком — оставалось надеяться, что ближайшие пару часов она останется спокойной и довольной. Им повезло: кроха спала хорошо, и пока что всем им удавалось вписываться в новый распорядок дня.
— Тсс! — предупредила Джин. — Я ее только что уложила. Поиграете потом, когда поешь.
Он протянул к ней руки, привлек к себе, так что ее домашние туфли почти оторвались от пола, и закружил по квартире, как некогда делал в Клайдбанке.
— Тогда мне придется поиграть с тобой.
— Дональд, хватит. Вдруг она слушает. — Джин в шутку отпрянула от него, когда он поставил ее на пол, а потом снова быстро прильнула, обняла и поцеловала.
— Хорошо, мисс, — сказал он, — я буду вести себя прилично.
— Тогда помой руки и лицо, а я поставлю на стол ужин.
Он потянул носом:
— Чую кролика.
— Так и есть, но на тарелках не появится еды, пока эти руки не будут вымыты, так что, если ты пришел голодным, тебе лучше пойти в ванную и сделать то, о чем я прошу.
До нее донесся запах розовой карболки. Дональд начал мыть руки, тщательно натирая их по локоть мыльной пеной и смывая грязь. Затем он повторил всю процедуру, чтобы окончательно избавиться от крошечных частиц металла. Насухо вытерев руки, Дональд вернулся к колыбельке. Пока Джин стояла к нему спиной, раскладывая дымящееся рагу по белым тарелкам, он наклонился над спящей дочерью:
— Ты слышала, как меня третирует твоя мать? Может, я лучше съем на ужин тебя, мой кролик Энни?
Ребенок начал ворочаться. Ее пальчики сжались в кулачки, и она повернула к нему головку. Глаза ее щурились от еще яркого предвечернего света, заливавшего комнату.