Фред уже собирается вежливо откланяться, как за его спиной раздается женский голос:
— Сколько вы за нее просите?
— Десять фунтов, — быстро отвечает продавщица, теряя всякий интерес к Фреду.
Он все еще сидит на корточках, изучая замки, но внезапно решает вмешаться в торги:
— Я даю пятнадцать.
— Пятнадцать фунтов? — уничижительно переспрашивает его соперница.
Он встает на ноги:
— Почему нет? Нужно просто немного любви — и она снова заработает.
— Если я вам дам шестнадцать фунтов, могу я ее забрать? — Женщина обращается к продавщице, но при этом гневно смотрит на Фреда.
— А вы точно оба понимаете, что она не работает?
Его конкурентка успевает ответить раньше него:
— И ладно. Я все равно ее беру на запчасти.
— Подождите, я был первым. — Фред шарит в карманах и вспоминает, что его возможности ограничены. — Вы победили. Поделом мне, я забыл дойти до банка. Так мне и надо.
Его конкурентка вручает продавщице десятифунтовую купюру и кучку мелочи:
— Лучше не мешкать, когда я рядом. — Хотя она выиграла торг, но все равно злится.
— Теперь она ваша. — Деньги перекочевывают в поясную сумку продавщицы. — Большое спасибо!
Покупательница закрывает машинку футляром и поднимает ее обеими руками, явно не собираясь доверять разболтанной ручке.
Фред решает достойно признать поражение:
— Она выглядит тяжелой. Может, донести ее до вашей машины?
— Я справлюсь, спасибо.
— А вы действительно хотите ее разобрать?
— Да, до последнего винтика.
— Может, продадите мне шпули? Ну если вы действительно не собираетесь на ней шить.
— Не знаю, есть ли они там вообще, но можем посмотреть.
Женщина направляется к выходу со спортплощадки и ставит покупку на одну из скамеек, предназначенную для пикника. Она снимает футляр, прежде чем Фред успевает понять, как она это сделала, и оказывается, что в боковом отделении есть четыре шпули, а в самой машинке — пятая.
— Давайте два фунта. На самом деле надо было взять с вас десять, но у меня приступ щедрости.
— Десять фунтов — это слишком много.
— А чего вы ожидали, когда задирали цену, даже не имея при себе денег? Я могла бы купить ее за полцены, может, даже за меньшие деньги, если бы вы мне не помешали. — Женщина с подозрением смотрит на него. — Да кто вообще повышает цену сразу на пять фунтов? Вы не в доле с продавщицей, случайно?
Фред шокирован:
— Конечно, нет! Даже не понимаю, почему вы могли так решить.
— Ну, сейчас на распродажах вообще творятся странные дела. — Она протягивает ему шпули. — Так вы берете или нет?
Он набирает серебро и медь:
— Извините, что мелочью, но вроде должно быть все правильно.
— Иметь с вами дело — одно удовольствие, — говорит она, вручая ему стальные катушки. На самом деле она явно так не думает.
— Я только не понимаю, зачем вы их разбираете, — пожимает плечами Фред.
— Мне нужны детали.
— А, вы их ремонтируете.
— Да нет же, я их разбираю и использую детали. — Женщина протягивает ему визитную карточку. — Вот, если вам понадобятся еще шпули.
Он, не глядя, кладет карточку в карман:
— Но почему бы их не починить? Кажется каким-то варварством.
— Никакого варварства, — резко возражает она. — Все, мне нужно идти. В любую минуту может появиться дорожная служба, а я не хочу получить штраф за парковку.
Она кивает Фреду, оставляет его на площадке и решительно направляется в сторону улицы.
— А, точно, — говорит он вслух и поворачивает к поредевшей ярмарке.
В заднем кармане Фред внезапно обнаруживает пятифунтовую банкноту, и это заставляет его по-новому взглянуть на представленные товары. Последовав совету женщины по поводу того, как правильно торговаться, он покупает за фунт красный пододеяльник с широкой черной полосой в углу, хотя его и предупредили, что это вечные чернила. Фред ловит взгляд, которым обмениваются продавцы — мужчина и подросток, — и понимает, что отстирывать это пятно пытались уже много раз. Тот же мрачный парень продает коробку с деталями от лего, за которую Фред явно переплачивает, вспомнив о том, как ему вечно не хватало в детстве карманных денег. Он возвращается к Венди, которая распродает за полцены последние несколько маффинов и булочек, и выкладывает оставшиеся деньги за помятый хлеб с оливками.
— Вам помочь с разборкой места? — предлагает он.
— Нет, все нормально, я тут пробуду еще час, да и мне помогут. Идите, хорошего вечера!
— Ну, если вы уверены…
— Нашли что-то ценное?
— Особенно ничего, только небольшой подарок для двух моих знакомых маленьких мальчиков.
— Ой, не надо было!
— Ладно, мне нужно идти.
Он уходит как раз вовремя: на выпечку за полцены слетаются и продавцы, и покупатели.
Джин
Сентябрь 1916 года. Лит
Очередь в мясную лавку на Грейт-Джанкшн-стрит растянулась от прилавка до улицы. Джин встала в конец и поправила импровизированную переноску — обернутую вокруг тела шаль, в которой располагалась не желавшая спокойно сидеть на руках Энни. Хотя девочка росла и становилась все тяжелее, носить ее таким образом все равно было намного удобнее, чем таскать по ступенькам взятую напрокат коляску.
Джин услышала, как стали оглашать список принятых и выполненных заказов: фарш, сосиски, окорок на кости, белый пудинг[21], черный пудинг[22], баранья грудинка. Непонятно, кто же съедал говяжью вырезку и баранью ногу: ее соседи по Литу почему-то их не покупали. Может, мясник сам забирал домой эти части туши и каждый день жарил себе и семье бифштекс с кровью?
Она заметила, что чем дольше шла война, тем больше менялась манера общения мясника. Вначале он всегда интересовался у покупательниц, приходили ли им письма от их мужей и сыновей, но мало-помалу перестал это делать. Джин предположила, что теперь мясник действовал по ситуации: если женщина покупала кусок подороже или просто брала больше мяса, что обычно сопровождалось и уменьшением темных кругов у нее под глазами, он вступал в более продолжительный разговор. Мясник избегал задавать прямые вопросы, но мог, например, сказать: «Рад видеть вас снова, миссис Смит» или: «Я слышал, в доках стали работать еще больше». У многих женщин мужья трудились клепальщиками и портовыми грузчиками, а сыновья ушли в армию или на флот. Эти дети росли у него на глазах, и он опасался интересоваться новостями, которые приносил почтальон.
В тот день Джин покупала колбасный фарш. Мясник отделил небольшую кучку розового мяса и заметил:
— Энни растет очень быстро. — Он запомнил имя девочки.
— Да уж.
— Сколько ей уже, миссис Кэмерон? — Он скатал в ладонях мясной шарик, взвесил его на весах, а потом завернул в бумагу.
— Почти полтора года. С трудом верится.
— Наверное, везде лазит? — Он взял у нее шестипенсовик и уложил пакет с мясом в ее корзинку.
Джин улыбнулась:
— Да, с ней нужны глаза на затылке, это точно. Подруга одолжила мне большую каминную решетку, чтобы закрывать печь, но эта штука огромная и неуклюжая, так что не знаю, как у меня с ней получится. Кажется, проблем от нее больше, чем пользы.
Мясник заметил, что женщина, стоящая в очереди за Джин, вздыхает и демонстративно шаркает туфлями.
— Уверен, вы что-нибудь придумаете, миссис Кэмерон. Спасибо за покупку.
Когда Джин вышла из магазина, все небо было затянуто тучами. Первые капли уже начали падать на тротуар. Она собиралась купить картошки, но ее еще нужно было найти, а сейчас у Джин не было сил таскаться по разным овощным лавкам, так что она ограничилась тем, что купила полбуханки хлеба в булочной на своей улице. Она обжарит пару кусочков в жиру, который останется на сковороде после фарша, и даст пожевать Энни — той понравится.
Подойдя к дому и подтянув повыше шаль, еще раз поразившись тому, как дочка потяжелела, Джин начала подниматься, считая ступеньки. Эта привычка была у нее с детства — так мать учила ее считать задолго до того, как девочка переступила порог школы. Джин успела насчитать восемнадцать ступенек и добраться до первой площадки, когда услышала, как на верхнем этаже звякнул почтовый ящик и почтальон начал спускаться. На втором пролете они поравнялись. Стараясь не встречаться с Джин глазами, он посторонился, чтобы дать ей пройти с корзинкой, а потом быстро сбежал вниз. Почтальон исчез раньше, чем она успела хоть что-нибудь ему сказать.
Джин остановилась у квартиры с ключом в руке. Пока она не открыла дверь, все еще было в порядке.
Что ж, подумала Джин, теперь не так, как несколько лет назад, когда Дональд, приходя домой, делился с ней всеми подробностями, будь то оброненная кем-то на работе заклепка или предстоящий субботний матч на Истер-роуд.
Сейчас все изменилось, настали другие времена. Она спала одна на широкой кровати и каждую ночь ложилась посередине, чтобы не чувствовать, что место слева пустует.
Энни заворочалась у нее на руках. Джин собралась с силами, вставила ключ в замок, открыла дверь и взглянула на половицы в коридоре.
Ничего.
Она вытерла ноги о дверной коврик и направилась прямо на кухню, чтобы поставить корзинку на стол. Если действовать осторожно, может повезти и Энни не проснется еще несколько минут. Джин аккуратно высвободила дочь из шали и положила ее во взятую напрокат кроватку, стоящую в углу комнаты. Та была уже тесной для ее дочурки, которая сильно выросла за последнее время. Внезапно Джин почувствовала, что задыхается, и ринулась к открытому окну, чтобы впустить немного свежего воздуха. На улице было тихо, только у подъезда разговаривало несколько женщин да продавец угля гремел своей тележкой. Она стояла и смотрела на привычную картину за окном, пока не услышала, как завозилась Энни. Повернувшись к дочери, Джин увидела конверт, который случайно оттолкнула в сторону, когда открывала дверь.