— Конни! Где ты?!
— Здесь я, — ответила она наконец. — На кухне.
Ее голос звучал как-то необычно. Всего несколько размашистых шагов — и он оказался рядом с ней, почти в полной темноте. Последний луч дневного света проскользнул в кухню через высокое окно над раковиной.
— Что случилось? Почему нет света?
Она сидела за столом, перед ней была разбросана серая форменная одежда из денима.
— Я выбила пробки.
— Бедная девочка. Как так вышло?
— Я подключила машинку — и тут раздался хлопок, и весь свет в доме погас. Все лампочки, холодильник — вообще всё.
— И ты с тех пор так тут и сидишь?
— Я не знала, что делать, это случилось минут десять назад.
— Любимая, но тут темно. Почему ты не вышла посидеть, например, на задний двор?
— Еще не очень темно, Альф. Недостаточно.
— Я уверен, что в шкафу должны быть свечи, ну или ты могла пойти к соседям, пока я не приду.
— Я не знала, что делать. — Ее голос звучал неестественно, будто она плакала. — В голове был полный туман.
— Но все в порядке? Ты не пострадала?
— Я очень испугалась, но жить буду, — вздохнула она. — А вот насчет швейной машинки не так уверена. На конце штепселя была какая-то вспышка.
Он взял кухонный стул — самый старый, с царапиной на сиденье, чтобы не так жалко было вставать на него садовыми ботинками.
— Будем решать проблемы по мере поступления. Сначала я проверю щиток, а потом посмотрим, как включить свет.
— Да, но ведь я обещала…
— Позже, любимая. С машинкой разберемся позже.
Он подошел к шкафу в коридоре, достал фонарик оттуда, где он обычно лежал, и направил луч света наверх — к электрическому счетчику рядом с входной дверью.
— Это просто проводок, легко чинится.
Через несколько минут свет зажегся, холодильник заурчал, и Альф заключил жену в объятия.
— А с этим что делать? — Конни указала на стол, заваленный серыми форменными вещами в различной стадии разрушения.
Он наклонился над машинкой и почувствовал едкий запах расплавившегося пластика.
— Похоже, мотор сгорел.
— Ты можешь его починить?
— Боюсь, что нет. Я могу завтра отнести ее в мастерскую, но ведь это выходные — вряд ли кто-то будет смотреть машинку до понедельника, а если понадобятся запасные части, то их, наверное, придется заказывать. — Альф налил в чайник воды и включил его. Теперь он дома и может за ней присмотреть.
— Так долго?
— Может быть, придется полностью менять мотор.
Конни провела рукой по ткани:
— Но мне надо переделать эти платья для Рут.
— Девочка наверняка поймет. Подождет пару недель.
— Она не может, — ответила Конни почти шепотом.
— Это так срочно?
Она посмотрела на него и сказала:
— Альф, ты не должен говорить ей, что знаешь.
— Что я знаю?
Конни взяла портняжный сантиметр и начала сворачивать его кольцом, дюйм за дюймом. Она не отвечала, пока не закончила.
— Ты не должен говорить, что знаешь, что у нее будет ребенок.
Теперь настала его очередь сесть. Чайник выключился, громко щелкнув в наступившей тишине. Конни залила кипятком чайные листья и поболтала жидкость в чайнике.
Альф долго молчал.
Она ждала, надеясь, что он пытается придумать способ побыстрее починить машинку — может быть, кто-то из его друзей может помочь. Она разлила чай по их обычным кружкам. Когда Альф наконец заговорил, то сказал совсем не то, что она хотела услышать:
— Ты можешь взять старую машинку.
— Нет, — ответила она, недоверчиво глядя на него.
— Ты можешь взять старую машинку, — повторил он.
— Я не могу.
— Но ты должна.
Она покачала головой:
— Невозможно, я просто не смогу.
Он взял ее руки в свои, погладил золотое обручальное кольцо, которое надел ей на палец много лет назад, и мягко заговорил:
— Завтра я схожу в мастерскую, посмотрим, что они скажут, но, похоже, старая машинка — единственное решение.
— Я могу сшить их вручную, — возразила она, — иголкой и ниткой.
— Конечно можешь, но ты ведь говорила, что платья нужны как можно быстрее? — На этот раз он даже не стал ждать ответа. — Я пока что уберу эту бесполезную груду металла в коридор. Обещаю тебе, что завтра понесу ее в мастерскую с раннего утра, но боюсь, что нужен новый мотор.
Теперь был черед Конни взять его руки, которые все еще были перепачканы землей. Она поднесла их к лицу и вдохнула запах:
— Я сомневаюсь.
— Ты перестанешь сомневаться, — ответил он. — Утро вечера мудренее.
Рут
Начало июля 1980 года. Эдинбург
Рут не повезло: вскоре после ночных смен пришлось выходить на дневную в понедельник. Большинство медсестер старались ставить интернов после ночных смен, но в этот раз что-то не сложилось с графиком. Держа наготове бумагу и ручку, она села на жесткий пластиковый стул рядом с сестринским постом в торце отделения и стала ждать отчет.
Ночная медсестра извиняющимся тоном произнесла:
— Сегодня утром умерла Джин Кэмерон. Это было неожиданно. Всю ночь к нам поступали пациенты, и мы перевели ее в боковую палату, чтобы она могла нормально поспать. Но когда мы в пять утра пришли к ней, она уже скончалась. Ее осмотрел ординатор, я позвонила ее семье. Они пришли, но оставались недолго. Очень жаль, но мы не могли передать смену, пока они не ушли. Они вернутся за ее вещами.
Старшая медсестра кивнула.
— Не волнуйтесь, такое случается. — Она оглядела персонал. — Санитарки могут заниматься завтраком. И к нам на помощь на некоторое время пришла сестра Смит из девятого отделения.
Рут знала, что сейчас произойдет.
— Сестра Уоткинс, — обратилась к ней старшая медсестра, — вы вместе с сестрой Смит должны позаботиться о миссис Кэмерон.
— Да, сестра.
Все поднялись и отправились выполнять свои ежедневные обязанности.
— Ты раньше это делала? — спросила Рут.
Девушка в голубом платье без передника (такая униформа теперь встречалась все чаще) отрицательно покачала головой:
— Меня просто послали помочь в начале смены, потому что у вас очень много работы.
— Сестра должна была разобраться, — сказала Рут, обводя взглядом отделение. Но все медсестры уже активно разносили лекарства и занимались другими неотложными делами.
— Мне очень жаль. — Бумажная, с единственной полосой шапочка девочки-студентки, казалось, подчеркивала ее неопытность.
— Это не так страшно, — попыталась приободрить ее Рут. — Я буду объяснять по ходу дела, просто смотри на меня.
Они подошли к бельевому шкафу, чтобы взять коробку для ухода за скончавшимися. Каждый раз, когда в отделении кто-то умирал, Рут поражалась тому, насколько не соответствует моменту эта коробка. Точно такие же имелись почти у каждой молодой матери в стране: их можно было купить в «Мазекеа»[35], а хранили в них вату, детский лосьон и пеленки. В больнице же в них держали бирки для морга, мыло, таблички с именами и документы. В такой коробке заканчивалась жизнь.
В боковой палате горел только прикроватный свет. Рут протянула руку за задернутые шторы и приподняла опускное окно сантиметров на пять.
— Зачем ты это делаешь?
— Некоторые верят, что это позволяет душе покинуть тело.
— Да ладно? — со скепсисом произнесла студентка.
— Не знаю, правда ли это, но хуже-то не будет.
Рут откатила прикроватную тумбочку на колесиках, чтобы освободить место в изголовье.
— Это не сложнее, чем мыть лежачих больных: нас всему этому учили. Но обычно я начинаю с ними разговаривать. Наверное, по привычке.
— Я справлюсь. Просто говори, что мне делать.
— Хорошо. Сначала мы сравниваем медицинскую карту и табличку с ее именем. Должны совпадать. Видишь: Джин Кэмерон тут и Джин Кэмерон там. Затем заполняем два новых документа — дополнительная информация понадобится в морге.
— А потом?
— Начинаем ее обмывать, полностью, — сказала Рут, немного помолчав. — Мы со всех сторон моем тело, как если бы она все еще была с нами.
Рут набрала тазик теплой воды в раковине и повернулась к фигуре, распростертой на кровати.
— Джин, — сказала она, — меня зовут Рут, и я сейчас вас помою.
— А что с ее обручальным кольцом? — спросила студентка, когда они закончили.
— Мы оставляем его на пальце, если семья не попросит снять. Неправильно что-то убирать без разрешения. — Рут подняла руку Джин и осмотрела кольцо. — Кажется, оно спадает у нее с пальца. Передай мне пластырь, я его закреплю.
— Прямо как в операционной.
— Именно так. Я причешу ее, и мы почти закончим.
Они перекатили Джин с одного бока на другой, чтобы поменять простыню, и подсунули ей под плечи и бедра белую пеленку, чтобы зафиксировать конечности. Потом они закрыли ей лицо, тщательно обмотали все тело простыней и заклеили скотчем. Рут заполнила листок бумаги с черной рамкой и прикрепила его к простыне.
— Все прошло не так плохо, как я думала, — сказала студентка.
— Хорошо. Важно все делать с уважением. И ты справилась.
— Что еще остается?
— Ее вещи. Мы должны составить список ее имущества и подготовить его, чтобы семья могла забрать.
Рут не хотела вставать на колени, чтобы не подвергать опасности швы на форме, и поэтому попросила:
— Вынь все из тумбочки, и я это занесу в список.
— Хорошо. Ты готова?
— Да, начинай.
— Одна пара панталон, одна нательная рубашка, одно платье, одна пара коричневых босоножек, один кардиган, три ночные рубашки, одна пара тапочек.
«Наверное, ее навещала семья», — подумала Рут. Через плечо студентки она видела, что вся одежда чистая, отглаженная и аккуратно сложена на полке.
— Туалетные принадлежности отдельно можно не расписывать. Оставь в косметичке.
— А что с сумочкой?
— Ее придется открыть.
— В сумочке один платок, один кошелек, в нем… — Сестра подсчитала купюры и мелочь. — Три фунта сорок семь пенсов. И что-то еще.