— Передай мне.
Новая пудреница и пудра остались лежать нераспакованными, а на самом дне сумочки нашлась еще одна пудреница, покрытая облачком бледно-персиковой пыли.
— Две пудреницы из желтого металла, одна из них сломана.
У Рут внезапно закружилась голова, и ей пришлось опереться на стол.
— Да, когда ее увезут, мы сможем тут прибрать, но было бы здорово, если бы ты смогла все переложить в пакет и оставить в кабинете старшей сестры. А я пока верну тележку. Приду через минуту.
На обратном пути Рут нырнула в раздевалку, умылась холодной водой и только потом вернулась к Джин.
Студентка держала в руке конверт:
— Он был в глубине ее тумбочки, вот мы и пропустили.
— Ой… — Рут узнала конверт, и ее тут же накрыло чувство вины. Она дала обещание и не сдержала его. — Ничего страшного. Давай мне, я положу его к другим вещам в кабинете старшей сестры.
Чтобы не упасть, ей пришлось прислониться к стене. В голове у нее все плыло.
— Теперь осталось позвонить на санитарный пост. Если хочешь, сделай это сама.
— А что сказать?
— Я сейчас объясню.
Они вместе пошли к телефонной будке за постом сестры-хозяйки.
— Смотри, это список номеров. Мы звоним санитарам, называем номер отделения и говорим, что нужно забрать карточку.
— Карточку? — с удивлением переспросила студентка.
— Это карточка трупа, там разные данные. Санитары должны забрать ее с собой вместе с телом.
— Понятно.
— Дело в том, что ты никогда не знаешь, кто стоит у будки, даже если дверь плотно закрыта. Это может быть старшая медсестра или, хуже того, родственники. Поэтому ты никогда не говоришь, что нужно забрать тело — это неправильно.
К ним подошла дежурная медсестра:
— Сестра Смит, я думаю, мы справимся. Вы можете идти в свое отделение. Сестра Уоткинс дальше закончит сама. Пожалуйста, поблагодарите вашу дежурную медсестру от меня за то, что она прислала вас на помощь.
— Да, сестра.
— Спасибо, — сказала Рут студентке, после того как фигура в отделанной рюшами шапочке удалилась в сторону главного отделения. — Я не уверена, могу ли расписаться у тебя в журнале учета за последние обязанности, но через несколько недель я уже заканчиваю испытательный срок и получаю квалификацию, так что, наверное, сойдет. Спроси у своего руководителя практики.
— Хорошо. Тогда я пойду.
Рут зашла в телефонную будку, снабженную небольшим стеклянным окошком, и плотно закрыла за собой дверь. Она набрала номер и зажала трубку между плечом и ухом. В ожидании ответа Рут теребила конверт, водя им взад-вперед по краю телефонной полки.
Дверь без предупреждения открылась, и она резко повернула голову, чтобы посмотреть, кто пришел. У нее снова закружилась голова, и Рут изо всех сил вцепилась в полку, чуть не оторвав ее от стены. Конверт выпал у нее из рук.
— Простите, сестра. — На нее поверх очков смотрела сестра-хозяйка. — Я вас не заметила. Вы надолго?
— Я закончу через… Ой, алло. Это санитарный пост? — Дверь за ее спиной захлопнулась. — Заберите карточку в четвертом отделении. Спасибо.
Положив трубку, Рут увидела, что над полкой торчит только уголок конверта. Она попыталась подцепить его, но, как ни старалась, он проваливался все глубже в щель между полкой и стеной, а затем и вовсе исчез за обшивкой.
Дверь будки снова отворилась:
— Сестра, вы закончили? Мне нужно поговорить с кухней насчет обеда.
— Э, — зарделась Рут. — Да, закончила. Просто…
— Отлично, тогда, если вы не возражаете, я займу ваше место, чтобы мы обе занялись своим делом.
Через двадцать минут в отделении появились санитары с тележкой для вывоза тела, накрытой розовым хлопковым одеяльцем. Они забрали карточку, и Рут перекрыла вход в палату переносным экраном на колесиках. Все пациенты понимали, что происходит, но санитарки продолжали убирать тарелки после завтрака, а сестры заполняли и проверяли графики в ожидании врачебного обхода.
Позже Рут села за стол и нашла карточку Джин в картотеке. Она внесла туда последнюю запись:
«Умерла в 05:25. Семья извещена. Имущество описано. Да упокоится она с миром».
Фред
Середина ноября 2016 года. Эдинбург
Мне сегодня позвонили.
Я совсем забыл про того мужчину, которого встретил на похоронах дедушки. Кажется, я тогда его узнал, но день был очень трудный, так что я не очень разбирался, кто есть кто. Он подошел ко мне поздороваться в конце похорон — так обычно делают, когда выражают соболезнования. Я не совсем понимаю, как это работает: кажется, это что-то противоположное свадебному завтраку, когда все счастливы и родня жениха и невесты делает вид, что они не поругались насмерть из-за того, вино какого сорта подавать на стол. В тот раз, конечно, все были печальны, что выглядело слегка сюрреалистично, потому что дедушка, вообще-то, указал, что панихида должна проходить под ту безумную музыку из «Жития Брайана»[36].
Мужчина сказал, что ему надо бежать, но у него есть кое-что для меня с дедушкиного участка. Я тогда подумал, что он имел в виду садовый совок, лопату или еще что-то в том же духе, но он, похоже, считал, что это нечто более важное, так что я дал ему свой номер… И вот вчера он позвонил.
Его зовут Стэн.
Сегодня днем он зашел ко мне — прямо с участка. Он даже кудрявой капусты мне принес. Стэн был соседом деда по участку более пятидесяти лет!!! Ему семьдесят два (чем он весьма гордится). В общем, когда дедушка постарел и больше не мог справляться с тяжелой работой, другие владельцы заключили между собой неофициальное соглашение и взяли на себя его участок, не говоря об этом совету, так что ему не пришлось отказываться от своего надела. А ведь очередь на участки растягивается, похоже, на годы, и я не знаю, как им это вообще удалось — но каким-то образом у них получилось все замести под ковер.
Я помню, как ходил туда в детстве, — наверное, Стэну было тогда лет сорок с небольшим, но я его все равно не запомнил.
Мы сели на кухне, я сделал ему кофе, и мы поговорили об участках и о том, какими они были раньше, когда многие мужчины попросту убегали туда отдыхать от дома и работы.
Я думал, что он принесет эту Очень Важную Вещь с собой. Но Стэн сказал, что она хранится у него дома и он захватит ее завтра.
Стэн пригласил меня на участок, чтобы я познакомился с соседями. Надо будет сходить.
Что же до моих швейных занятий, то я рассмотрел дополнительные шпульки, которые взял у Эллен. На каждой намотаны слоями разноцветные нити — эдакая геология портняжного дела. На одной все нитки зеленые, разных оттенков — от бутылочно-зеленого до цвета горохового супа. Интересно, это для школьной формы или еще для чего-то? На второй нитки белые, с небольшой вставкой кремового цвета. А на двух других все цвета радуги — от кислотно-розового до сиренево-синего.
Кажется, теперь я замечаю цвета повсюду, где бываю, особенно в неожиданных местах — на кирпичных стенах и крышках канализационных люков.
Все это очень интересно.
Я получил электронное письмо от мамы: она собирается вернуться на следующей неделе и извиняется, что так долго не выходила на связь.
Сейчас машинка занимает постоянное место в передней комнате, рядом с окном, выходящим на улицу. Фред незаметно для себя влился в местное общество. Он оказался очень полезным человеком для водителей из службы доставки, которые постоянно просят его присмотреть за чем-нибудь — от пачек книг до ящиков с вином, а это, в свою очередь, направляет к его дверям поток благодарных соседей, возвращающихся после работы. Его немного удивляет, что некоторые соседи уже начали покупать рождественские подарки — внезапно он стал хранителем множества секретов.
Дети по дороге домой из школы останавливаются у его окна и смотрят, как Фред шьет. Сейчас он знает всех соседей, а они знают его. Всю жизнь ему мешала неспособность запоминать имена, но теперь это делать гораздо легче: они написаны на посылках. Заходя к Еве в магазин за продуктами, Фред неизменно встречает хотя бы одного знакомого, который ему улыбается.
Шитье стало для него настоящей терапией: оно полностью занимало его мысли, но было не настолько трудным, чтобы вызвать стресс. Сегодня он чинит рубашку в бело-голубую полоску, которую приобрел на распродаже в выходные. Ткань сильно вытерлась из-за моющих средств, а годы машинной стирки оставили свой след на воротничке. Фред вынимает из постоянно растущей груды катушек одну, с белыми хлопковыми нитками, и надевает ее на катушечный стержень. Он берет шариковую ручку и ставит метку на нить, которая намотана на шпулю, чтобы, глядя на шов, вовремя понять, что катушка почти пустая. Этой идеей Фред весьма гордится и считает, что придумал такое первым в мире. Зарядив полную шпулю, он возвращается к деревянной катушке на стержне и протягивает гладкую нить, заводя ее за пружину, продевая в глазок рычага — такой извилистый путь Фред проделывает по нескольку раз в день, поэтому хорошо в этом поднаторел. Шестерни и коленчатые валы вибрируют внутри черного корпуса при каждом стежке, мало-помалу успокаивая его.
Фред раскладывает старую рубашку на столе, делает несколько фотографий и начинает орудовать распарывателем швов — своим новым любимым инструментом. Ничто не может сравниться с удовольствием от разрезания швов и распарывания ниток, так что он работает не спеша и с улыбкой добирается до внутренней стойки воротника, которая была скрыта от мира со дня изготовления этой рубашки. Она гораздо ярче, так как ее не обесцветило ни солнце, ни стиральные порошки. Фред представляет себе, как владелец выбирал эту рубашку в магазине «Форсайт» (ярлык до сих пор сохранился) и впервые надевал ее на танцы, на свадьбу или на новую работу. Он откладывает воротничок в сторону для следующего проекта и, памятуя о конфузе с сумкой для обуви, вставляет булавки под нужными углами для нового шва.