В комнате повисла тишина.
— Это очень важно. Если у кого-то есть вопросы, самое время их задать.
Но никто не заговорил.
— Никаких вопросов? — Снова молчание в ответ. — Тогда давайте поднимать руки. Что делать: последовать совету поверенной или как можно быстрее передать квартиру трастовому фонду? Кто за то, чтобы порадовать поверенную?
Никто не поднял руку.
— Кто за то, чтобы отдать квартиру? Единогласно.
— Отлично! — Все вздохнули с облегчением. — Нам осталось заполнить последние бумаги и все отсюда забрать. Фонд захочет получить квартиру пустой, чтобы она была готова для заезда следующей семьи. Мы с Джимом уже многое сделали, забрали часть бумаг и семейных ценностей, но крупную мебель вывезут на следующей неделе и отправят в благотворительный магазин на Горги-роуд.
Дочь Энни задумчиво потерла живот: она была беременна.
— Если никто не возражает, я бы забрала этот стол; у нашего ужасная пластиковая столешница, а я бы хотела, чтобы вы все приехали ко мне на это Рождество.
Она обвела взглядом сидящих и не встретила возражений.
— Большое спасибо. И надо сказать, что я просто потрясена: бабушка шестьдесят лет хранила свою тайну. Это невероятно! — Она усмехнулась. — И при этом она злилась на то, что мы с Каллумом стали жить вместе до брака, уж этого я ей не забуду!
Джим прочистил горло:
— Спасибо всем. Мы надеялись, что с нами все согласятся, но должны были для порядка спросить. — Он встал. — И последнее. У нас пропал конверт. Мама хранила его у себя в тумбочке у кровати. Мы не знаем, что там, но много лет назад она взяла с нас обещание хранить его — и вот он пропал. Итак, если когда-либо чьи-то маленькие пальчики, — Джим посмотрел на сидевших за столом, — случайно его утащили, или если вы вдруг обнаружите его в какой-нибудь книге, я буду очень благодарен, если вы мне об этом скажете. Едва ли там внутри выигрышные облигации, но она явно считала конверт важным, и очень жаль, что он пропал.
Когда они уже собрались уходить, Энни, сказав, что кое-что забыла, вернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на квартиру. Она ходила из комнаты в комнату, запоминая все потертости и царапины. Отметки на кухонном дверном косяке, где фиксировался их рост, никуда не делись, а вот вместо семейных фотографий на стенах остались уже пустые бледные прямоугольники.
Энни в последний раз закрыла за собой красную входную дверь.
— Прощай, девятая квартира. Позаботься о новых жильцах, ладно? — прошептала она и поспешила к ожидавшей ее семье.
Конни
Октябрь 1986 года. Эдинбург
На выходных перед Хэллоуином перевели часы. После этого вечера стали для Фреда еще более мрачными и зловещими, а его одержимость предстоящими приключениями росла день ото дня. Все мальчишки во дворе были полны этих ожиданий. Как-то бабуля отправила его в школу, положив с собой обед с сюрпризом: между ломтиками ветчины она намазала слой кетчупа. Стоило ему откусить от сэндвича, как красный кетчуп начинал вытекать у него из уголка рта, вызывая одновременно и ужас, и неописуемый восторг у одноклассников.
Днем в понедельник, когда Конни забирала его из школы, раздевалка была полна возбужденных детей. Отовсюду слышались разговоры о привидениях, сладостях, тыквах и свечах.
— Бабуля, мне нужен костюм на Хэллоуин.
Она наклонилась, чтобы застегнуть длинные деревянные пуговицы на его черном полупальто.
— И какой костюм ты хочешь, Фред?
— Я должен быть страшным. — Он скорчил гримасу, продемонстрировав дыру от трех отсутствующих зубов, что добавило эффекта. — Очень, очень страшным! Кровь и все такое черное.
Они дошли до пешеходного перехода перед школой, и Конни взяла его маленькую ручку в свою:
— Это чтобы гулять переодетым в пятницу?
— Это и для школы, и гулять. Моя учительница, миссис Браун, объявила, что на праздник мы можем нарядиться в костюмы, если захотим. — Фред замолчал, пока они переходили дорогу. — А я очень хочу.
— Ты спрашивал маму, можно ли тебе гулять на Хэллоуин?
— Я буду не один, — ответил он, предвидя возражения.
— А скажи, кто еще будет?
— Нас четверо, и у двоих есть старшие братья, так что… он начал загибать пальцы, — довольно много.
— Кажется, мама в пятницу вечером работает, так что надо спросить дедушку, сможет ли он помочь.
— Хорошо. А у тебя есть из чего сделать плащ?
— Хочешь плащ?
— Да! Плащ длинный и плотный, чтобы тянулся за мной, когда я буду бежать по улице. Красный — как кровь!
— Хочешь посмотреть у меня в шкафу, когда придем домой?
Фред засиял:
— Да! Когда поем.
Заморить червячка после школы все равно было самым важным делом.
— А мы зайдем к твоим маме и папе, бабуля?
— Да, можем. Это самый быстрый путь домой, а у тебя уже в животике бурчит, как я слышу.
Его слегка липкие пальцы крепко держались за ее высохшую руку, пока они, обсуждая события дня, не дошли до ворот кладбища. Конни, как обычно, предпочла идти по гравийной дорожке, и, когда они дошли до места назначения, Фред присел на край одного из мраморных надгробий. Они приходили сюда раз в неделю, днем в понедельник, и только вдвоем. Это был их общий секрет, и они делали так всегда, сколько помнилось Фреду.
Конни коснулась верхушки могильного камня, погладила ее кончиками пальцев и смахнула несколько вето-чек, упавших с деревьев. Черный дрозд и его невзрачная самка свили гнездо в ветвях и вырастили здесь уже два выводка — эта мысль показалась ей утешительной. Но за последние несколько недель гнездо опустело, а кленовые листья пожелтели и облетели на могилу.
— Помоги мне немного прибрать, Фред, — сказала Конни.
Он встал и начал сметать листья, все в черных точках, пока не показался поросший травой могильный холмик. Это была единственная опрятная могила в своем ряду.
— А где мой папа?
— А? Что? — спросила Конни, поглощенная уборкой последних листьев.
— Я сказал, что не знаю, где мой папа.
— А зачем тебе это?
— Просто хочу знать, а ребята в моем классе сказали, что мне надо спросить маму.
— Ну, — осторожно сказала Конни, — наверное, ее можно спросить, но я знаю, что она от этого расстроится.
— Я не хочу ее расстраивать.
— И я не хочу, Фред. Так что, может, лучше и не спрашивать, пока ты не вырастешь.
Он подобрал крылатку клена и покатал между пальцами.
— Ладно. — Фред подбросил семечко в воздух и проследил за тем, как оно медленно падает на землю. — А знаешь, я так всегда делаю с мамой. Рядом с ее работой есть такое дерево, мы пускаем вертолетики.
— Ты наловчился.
— Моя учительница, миссис Браун, говорит, что в Эдинбурге растет самое высокое в Шотландии дерево с вертолетиками. Ты знала, бабушка?
— Нет, я не знала.
Ему стало скучно, и он взял ее за руку.
— Бабуля, мне надо в туалет, — соврал Фред. — Можно мы пойдем?
— Хорошо.
Перед уходом она, как всегда, поклонилась могиле. Фред видел, как она закрыла глаза и, протянув руку к выгравированным на камне словам, потрогала каждое из них, двигаясь сверху вниз — туда, где буквы были другой формы и не так сильно поросли мхом.
— А можно мне чипсов?
— Пожалуйста, — привычно поправила Конни.
— Чипсы, пожалуйста, бабуля, — попытал он еще раз счастья. — А лучше «Монстр Манч»[38] — те, что в голубой пачке.
— Ну, наверное, можно, но маме не говори. Ей не нравится, что ты ешь чипсы: она говорит, они у тебя в зубах застревают.
— Обещаю, что ничего не скажу, — ответил Фред. Это относилось и к еженедельному посещению кладбища, и к вопросам об отце.
Плащ. Хэллоуин.
Черный с красной атласной подкладкой.
Фред
Конец ноября 2016 года. Эдинбург
Для Фреда услышать мать по телефону было далеко не то же самое, что увидеть ее во плоти.
— Давненько не встречались, странница! Я уж не думал, что ты приедешь до Рождества! — говорит он, открывая дверь.
Выражение счастья на ее лице тут же сменяется ужасом.
— О боже, что ты сделал с волосами? — Мать окидывает его придирчивым взглядом. — Ты заболел? Все нормально?
Она проходит в прихожую и смотрит на него еще более пристально и оценивающе.
— Все хорошо. Просто мне пришлось смириться с тем, что я лысею, вот и все. — Фред заключает ее в объятия. — Добро пожаловать домой!
Она высвобождается:
— Честно? Ты бы сказал мне, если бы что-то было не так, правда?
— Конечно, я же не совсем дурак.
Она все еще сомневается.
— Гм, ну ладно. Хотя мог бы и предупредить. — Мать шутя тычет Фреда в живот. — У меня чуть сердечный приступ не случился, когда я тебя увидела.
— Да, мама, я тоже по тебе скучал.
Она пожимает плечами:
— Ты меня правда напугал.
— Прости, — отвечает Фред.
— Я смотрю, соседняя квартира продается.
— Да. Семья, которая там жила, построила дом в Файфе. На выходных они переехали, и владелец, похоже, хочет избавиться от этой квартиры.
Он сгоняет Крэбби со стула.
— Ты оставил кошку?
— Да, я так и не решился ее отдать. С ней уютно.
— Она внимательно слушает и не отвечает?
— Что-то наподобие. — Фред складывает руки на груди в шутливом раздражении. — Кстати, я думал, что ты приедешь завтра. Я уже перенес все дела и собрался встречать тебя с поезда.
— Да, но у меня в последнюю минуту изменились планы. У старой подруги, у которой я собиралась остановиться в Лондоне, начались какие-то семейные неурядицы, и я предпочла не мешать.
— Итак, как все прошло?
— Восхитительно! — Широкая улыбка подтверждает ее слова. — Я больше не хочу работать!
— Этого я и боялся.
— По крайней мере, какое-то время.
— Я хочу узнать все!
— Серьезно? — Она осматривается в комнате, подмечая в ней перемены: подвесной блок с одеждой, ярко-желтый заварочный чайник на столе и подушечку для кошки в выступе для дымохода старой черной печи. — Если я начну говорить, то не закончу и за неделю.