Он стоит в мастерской женщины, которую едва знает, по его щекам катятся слезы, он не может пошевелиться и ждет, что она поддержит его и поможет хоть что-то понять.
Фред
Начало декабря 2016 года. Эдинбург
Фред не хочет ждать до вечера. Немного придя в себя и зарядившись быстрыми углеводами в виде пончиков со сливочной помадкой, он выходит из мастерской и направляется прямо к Рут. Когда Фред подходит к дому, она как раз выгружает покупки из машины.
— Привет. Извини, я была за рулем, когда звонил телефон. — Она тянется за коробкой молока, отбеливателем и красным вином на заднем сиденье машины. — Как ты вовремя.
— Тогда отойди, я возьму. Это вроде самое тяжелое.
Он старается говорить как можно меньше, потому что не доверяет собственному голосу.
— Спасибо. Я только что прослушала твое сообщение. Что такое срочное?
Фред идет по дорожке к дому.
— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — говорит он.
— Звучит загадочно.
— Так и есть.
Достав и разложив продукты, Фред вынимает из кармана конверт и кладет перед нею:
— Расскажи мне вот про это.
Рут берет конверт в руки.
— Что это? — спрашивает она.
— Открывай.
Она поправляет очки и читает.
— Итак?
Рут качает головой, снова и снова перечитывая бумагу.
Фред скрещивает руки на груди:
— Почему ты мне не сказала?
Повисает долгая пауза — ему кажется, что прошло несколько минут. Наконец она отвечает еле слышно:
— Я не знала.
— Но это же чушь!
— Я не знала, — повторяет она.
— Ты должна была знать. Я не самый умный парень в мире, но на таком уровне арифметику знаю.
— Я говорю тебе правду.
Фред старается сохранять спокойствие, но ему это не очень-то удается:
— Тебе было три года, когда твоя сестра умерла. Ты должна была играть с нею, видеть, как она идет в школу.
— Нет, Фред. Я же говорю тебе, я понятия не имела. Я вижу это впервые.
— Неужели у тебя такая ужасная память, мама? Очень сомневаюсь.
— Мне нужно немного подумать.
Он начинает расхаживать по комнате, считая про себя шаги.
Наконец она готова:
— Наверное, мне надо тебе рассказать. Их обоих уже нет, и никому это не повредит.
— Что рассказать?
— Не дави на меня. — Рут откидывается на стуле, обдумывая, что именно сказать и какими словами. — Ну ладно, только слушай внимательно.
Фред с трудом сдерживает сарказм:
— Я весь внимание.
Она показывает на бумагу, которая лежит между ними на столе:
— Прежде чем начать, я должна тебе кое-что объяснить.
— Если хочешь.
— Ты видел свое свидетельство о рождении.
— Конечно, даже в двух экземплярах.
— Мне не очень просто об этом говорить. — Рут кладет руки на колени, чтобы они не так тряслись. — Если не возражаешь, я бы предпочла, чтобы ты сел. Меня несколько раздражают твои постоянные хождения.
Не глядя на нее, он демонстративно отодвигает стул.
— В тысяча девятьсот семьдесят девятом году я встречалась с американцем.
— С американцем? Ты мне никогда не рассказывала.
Она продолжает:
— Мы были сильно влюблены и поговаривали о том, чтобы пожениться.
— Это был мой отец?
— Да.
— Я всегда думал, что он англичанин из Йорка, а не американец.
Рут смотрит на него с удивлением:
— Кто тебе такое сказал?
— Я не знаю. Наверняка бабуля. — Фред пытается припомнить. — Мне тогда было шесть или семь. Мы делали какое-то домашнее задание про вторжение викингов, и она велела мне не говорить тебе, потому что слово «Йорк» портит тебе настроение.
— Боже мой, это у тебя все перепуталось! Твоего отца звали Гарри Йорк, — внезапно улыбается она. — Точнее, Гарри С. Йорк.
— Вот это имя! — Фред пробует его произнести: — Гарри С. Йорк.
— Да, неплохо. Его назвали в честь одного из президентов США[41], но он никогда не пользовался этой «С». Для меня он был просто Гарри.
— Бабуле и дедушке он нравился?
— Все не так просто. — Рут снова замолкает, подыскивая нужные слова. — Они просили тебе не говорить, я и не говорила.
— Ничего не понимаю.
— Ох, Фред…
— Что «ох, Фред»?! — возмущается он. — Все это просто смехотворно. Все, что ты говоришь, кажется полным бредом. Перестань приукрашивать правду и просто расскажи все, наконец.
— Ладно. — И она медленно и четко, чтобы не допустить никакого недопонимания, произносит: — Бабуля и дедушка — не родные тебе.
Фред не отвечает.
— Я говорила, что все сложно. — Ее голос так тих, что некоторые слова ему с трудом удается расслышать. — Я обучалась сестринскому делу в больнице, и у меня был последний год. Однажды Гарри встретил меня после работы и совершенно неожиданно объявил, что ему нужно вернуться в Чикаго, потому что его мать заболела, но он мне напишет. — Рут потирает пятна экземы на руке. — Я ему доверяла и все приняла за чистую монету.
— Он написал?
— Нет.
Фред не знает, что сказать.
— А потом я поняла, что беременна. Я писала ему несколько раз и ждала письма, открытки — хоть чего-нибудь. Я даже думала, что он может внезапно прилететь и оказаться у меня на пороге. — Не дожидаясь его реакции, Рут продолжает: — Я понятия не имела, что мне делать. Форма медсестры становилась все теснее, а мне нужно было проработать до получения лицензии еще шесть недель. Я была уверена, что, если в колледже узнают, скандал будет очень шумным. Мне нужно было просто закончить курс и потом найти работу, чтобы позаботиться о нас и не отвечать на неловкие вопросы. — Она смотрит на него. — Я старалась как могла, ради тебя.
Фред молчит.
— И я придумала план. Однажды, возвращаясь с ночного дежурства, я зашла в швейную мастерскую. Я надеялась, что там мне дадут пару новых платьев, если я скажу им, что набрала несколько килограммов, потому что ела слишком много шоколада. — Рут грустно улыбается. — Я была тогда в отчаянии.
Фред внимательно слушает и старается вникнуть в ее слова, пытаясь хоть что-нибудь понять.
Она крутит серебряное колечко на пальце правой руки.
— Конни — то есть бабуля в то утро рано пришла на работу. Это была чистая случайность. Она оказалась одна в мастерской и рассказала, что вся униформа отпускается под роспись и фиксируется в документах со всеми измерениями и причинами замены. — Рут замолкает, вспоминая то утро. — А потом пришли ее коллеги, и она полезла куда-то в шкаф и дала мне пластиковый пакет с новыми передниками.
— Но как это могло помочь?
— Никак, но к тому времени я слишком устала, чтобы ясно мыслить, поэтому просто поблагодарила и ушла. Только через пару дней я увидела, что в пакет она вложила записку со своим телефоном.
— И что было потом?
— Я позвонила по этому номеру и пришла к ней домой. Сейчас это твой дом. И она перешила мне платья.
— И ты закончила курс?
— Да.
— И… — Фред не знает, как задать следующий вопрос.
— Дедушка сказал, что я должна написать родителям и рассказать им все, хотя я не хотела. Он говорил, что они поймут и все будет хорошо. Я и написала.
Он ждет продолжения.
— Но все оказалось не так. — Рут снова ненадолго замолкает. — Ты всегда знал, что я была единственным ребенком — так вот: это правда. Моих родителей никогда не устраивало то, что я делала. Я была единственной — и потому они хотели видеть меня лучшей. Будь то стометровка на школьных стартах или девяносто один балл на экзамене — они всегда спрашивали, почему я не могла бежать быстрее и почему не набрала девяносто три балла.
— И что они сказали, когда ты им написала?
— Отец ответил, что они больше не хотят меня видеть и что я ни при каких обстоятельствах не должна пытаться с ними связаться.
— Ничего себе!
— Вот именно.
— А твоя мать?
— Это было явно их совместное решение: она была еще хуже, чем он. — Рут складывает очки и кладет их на стол. — Я почувствовала себя совершенно одинокой.
— И что случилось потом? — Он должен выяснить все.
— Когда я принесла бабуле письмо, дедушки не было дома. Она прочла его и послала меня в магазин — купить сыра или чего-то такого. Я уже забыла. Понимаешь, Фред, я подумала, что она тоже хочет от меня избавиться. Когда я вернулась в квартиру, то поняла, что она рассказала дедушке, потому что услышала, как он кричит. — Рут впервые с момента его прихода широко улыбнулась. — Это был единственный раз, когда он ругался.
— Да, дедушка никогда не ругался.
— Ну вот тот раз был исключением. Дедушка кричал так громко, что я услышала его еще на лестничной клетке. Он орал что есть мочи. Вообще-то это сейчас кажется довольно смешным, но тогда мне так точно не казалось. Дедушка был просто в ярости. — Ее голос смягчается. — А потом он понял, что я стою за дверью, вышел за мной, провел в кухню и усадил за стол, тот самый, что стоит там сейчас. — Слезы катятся по лицу Рут, голос становится высоким и сдавленным. — Дедушка сказал, что они станут для меня семьей, если я хочу, а потом, когда все немного успокоились, дедушка добавил, что у них есть свободная комната и я могу там жить.
— А ты что сказала?
— У меня не было сил говорить, я просто кивнула Вот и все. — Рут показывает на записную книжку, лежащую перед ней на столе. — Здесь все вещи, которые бабуля сшила для нас с тобой: платья для беременной, простынки и одеяльца для детских кроваток — в том числе то, которое ты везде таскал, отчего оно все порвалось — рубашечки, комбинезоны… Кажется, я за много лет не купила никому из нас ни одного предмета одежды.
— Но почему, — Фред скрещивает руки на груди, — ты никогда не говорила мне, что у меня есть другие родственники?
— Ты звал их бабулей и дедушкой, они и были твоими бабушкой и дедушкой, так зачем говорить? Ты, похоже, никогда не замечал, что я всегда зову их Конни и Альф. — Рут вздыхает и опять начинает расчесывать руку. — Наверное, мне не хотелось расшатывать ситуацию.