на спинку стула, губы расплылись в блаженной улыбке, благодарный желудок сыто урчал, переваривая долгожданную еду.
– «Эх, щас бы покурить!
– но на столиках кафе пепельниц не наблюдалось, то есть надеяться на жирный бычок не стоило.
– Ладно, на улице стрельну»,– решила она, разомлев от сытости и глотка крепкого портера.
Громкий голос телерепортера заставил ее вздрогнуть, кто-то из посетителей резко прибавил громкость, и теперь стены кафе сотрясались от возбужденного голоса диктора. Алиса высунулась из укрытия. На жидкокристаллическом экране плыли кадры, отснятые в гриндельвальдском коттедже… Вот мертвое тело Марка, его лицо крупным планом, вот обезображенные останки Лейба с белой лилией на груди, вот домик Льюиса, а вот и он сам, почерневший, страшный, потом вертолет, охранник с простреленной головой. И пронзительный, разрывающий мозг голос диктора, без умолку строчившего по-немецки. Алиса не понимала ни слова, хотя чего уж тут понимать, репортер захлебывался от возбуждения, рассказывая о бойне в Гриндельвальде. Мелькнуло широкое длинноносое лицо Ингрид – их служанки, по обыкновению замотанная в шаль по самые глаза, она что-то поясняла маленькому тщедушному полисмену в каске с козырьком. Неожиданно на экране появилась красивая брюнетка в длинной меховой шубе, в унизанных кольцами пальцах она держала какую-то бумагу. Говорила по-русски, но громкий голос тележурналиста перекрывал ее речь, и Алиса ничего не смогла расслышать. И снова крупный план! Отпечатанный на компьютере русский текст:
«БУДЬТЕ ПРОКЛЯТЫ! Я ОТОМСТИЛА».
Следующий кадр, и Алиса почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ее фотография во весь экран, лицо крупным планом и этот несносный истерический, ввинчивающийся в подкорку, голос диктора, повторявший ее имя:
– Алис Фридман,– он все повторял и повторял его, и с каждым повтором Алиса все сильнее втягивала голову в плечи, словно надеясь загнать ее глубоко внутрь.
«Трупы обнаружили. Непонятно откуда взявшаяся записка с текстом: «Я отомстила». Господи, да чертов маньяк меня подставляет! Ну, конечно! Теперь ищут именно меня! Бежать! Опять бежать! Куда? Где искать защиты?»,– мысли разъяренным роем пронеслись в голове. Тело загудело. Ее охватила паника. Не помня себя, Алиса напялила куртку, и с перекошенным от ужаса лицом, тенью скользнула в морозную ночь.
Официант проводил ее внимательным взглядом и, немного помедлив, взялся за телефонную трубку.
Не разбирая дороги, задыхаясь и наталкиваясь на прохожих, громко возмущавшихся ей вслед, она неслась вверх по улице мимо неистовствующих реклам, ночных клубов, из дверей которых неслось буханье дискотек, и вываливались толпы молодежи с шалыми от грохота и экстази глазами. Дико хохочущий, обалдевший от марихуаны подросток с закрепленной на лбу мордой дракона, из пасти которого бил сноп неонового света, схватил Алису за плечи и закружил в неистовом танце. Споткнувшись о стоящую на тротуаре скамью, она во весь рост растянулась на обледеневшей брусчатке и разревелась. Рыдая, поднялась, потерла расшибленное колено, плюхнулась на узкое холодное тело скамьи, обхватила голову руками и сдавленно всхлипнула:
– Господи, за что? За что, Господи? – громко причитала она, не обращая внимания на беснующихся вокруг людей. Напротив, прямо на бордюре сидела парочка молоденьких геев, они терли друг другу зубы беловатым порошком, и придурковато хихикая, целовались взасос. – За что? – еще громче взвыла Алиса, раскачиваясь из стороны в сторону, как китайский болванчик.
– А, ба! Русская чи шо? – раздался над головой хрипловатый женский голос.
Алиса вздрогнула и вдавила лицо в ладони. Но энергичная обладательница надтреснутого голоса не унималась:
– Курить хочешь, хоремычная? На, затянись. А, может, пивка?
Поняв, что отделаться от навязчивой опеки не удастся, Алиса нехотя подняла голову. Над ней возвышалась внушительная гора сала, затянутая в крикливо красный костюм из блестящего латекса. Вся в младенческих перевязочках от шеи до щиколоток, разбитная бабенка с короткими клочьями пегих волос и полной боевой раскраске. В одной руке она держала бутылку пива, в другой дымилась тонкая палочка дамской сигареты.
– Халя, – радостно представилась землячка, протягивая Алисе открытую пачку сигарет. – Держи. Они были как два полюса – квадратная, похожая на морозильный ларь, Халя и тонкая изящная сигарета. Характерное «хэканье» выдавало в ней уроженку Украины.
– Аля, – соврала Алиса, принимая угощение.
– Яка ж ты Аля! Ты ж Чахлик Невмирущий! – неожиданным басом гоготнула Галя и бухнулась рядом. – Що це тэке? Сутенер, собака, бросил, а документув нема, чи шо?
– Бросил. И документов нет, – потерянно согласилась Алиса.
– Так це х…ня Я со своим хозяином могу поговорить. Он те враз какие хочешь сварганит, только берет, сука, дорого. Гроши-то е?
Взглянув в затравленные глаза Алисы, она все поняла:
– Без денег совсем похано. За паспорт ты на него полхода шарашить будешь. Да, ты ж не ной, – спохватилась она, заметив две мокрые полосы на сухих, туго обтянутых кожей щеках. – Я тэбе к кюре щас видведу. Тут неподалеку церква французькая е, так там такой поп! Душа чоловик! Жан-Пьером зовут. Хорошенький, як дэвица и добрый, як моя мати. Ей-ей, не вру.
– Галя стрекотала без остановки, будто боялась, что ее могут прервать, и она не успеет досказать до конца.
– У них там ночлежка для бидных е. Там перекантуешься дня три. Ну, пока я с Мухаметом насчет тебя мосты наведу. Пристрою, не бийся. Без куска хлеба не останешься. Он хоть и мусульманин, но мужик с понятиями. Процентов тридцать оставляет. Жити можна. А уж, если клиентов поставлять будешь, так заживешь, як в раю.
Обалдевшая от сигареты и болтовни невесть откуда свалившейся на ее голову покровительницы, Алиса глупо хлопала глазами, шмыгала носом и не знала, куда девать руки.
– Мухамет – турок, владелец клуба. Красивих любит, о-е… Так что, Алька, держись, – продолжала Галя, отхлебнув из бутылки. – Тильки худа ты дуже, – она окинула Алису оценивающим взглядом и поморщилась: – Чахлик Невмирущий.
– Как ты меня назвала? – очнулась, наконец, Алиса.
– Ну, у вас у москалей Кощей Бессмертный, а у нас в Украйне Чахлик. Мужики таких не очень. Ничего, пяток килограммов нарастишь и будешь, як этуаль. Вставай, дивка, пишлы, не то совсем к лавке примерзнешь. Щас к Жан-Пьеру, а завтра я тэбе навещу. Не вешай носа, здесь русские бабуськи в цене.
Сообразив, что выбора у нее нет Алиса послушно встала и поплелась за без умолку тарахтевшей Галей. Галя говорила, щедро пересыпая свою речь украинскими словами, не всегда понятно, но потешно. По дороге к церкви Алиса узнала, что Галя уже пять лет здесь в Берне и ей здесь нравится:
– Проститутка, она и в Африке проститутка, почету не жди, – откровенничала она. – Но платят здесь хорошо, да и мужики не то, что в России. Не забижают. У меня ведь в Виннице мать-старуха, да двое деток – Богдан и Ксюша, мужик спился в ноль, роботи немае. А ведь кормить детвору надо, вот и подалась я на заработки. Да так и осталась, гроши каждый месяц шлю. Сама не доедаю, а им шлю, – с гордостью сказала она и с вызовом посмотрела на Алису.
Глядя на внушительные габариты спасительницы, Алиса усомнилась в том, что та живет впроголодь, но предпочла держать язык за зубами. Излив душу, Галя сменила тему и принялась расхваливать кюре, к которому они направлялись, она приписывала ему все существующие на земле добродетели. И умный-то, и ласковый, и щедрый. Запах дешевого алкоголя, исходивший от спасительницы, буквально валил с ног. Алиса отворачивалась, чтобы не задохнуться.
– Чохо морду воротишь? Брезхуешь, чи шо? – вскинулась было Галина, но тут же об этом забыла и продолжала:– Так вот. Тут в Бернэ православной церкви нэмае, так я к католикам прибылася. Вира-то одна. К святому отцу каждое воскресенье на исповедь хожу. Грихи замаливаю. Он ничохо, отпускает, сочувствует. Вздыхает, правда, кохда я ему ховорю, шо восемь клиентов за ночь обслужила, но молитву бурмочет и крестит.
– А ты и французский знаешь? – поинтересовалась Алиса, пугливо озираясь по сторонам.
Шли долго, на одной из площадей Алиса увидела странный фонтан – на высоком постаменте безобразный великан со свирепой рожей, в пестром колпаке и малахитового цвета кафтане пожирает малыша, а в его сумке еще несколько младенцев ожидают своей страшной участи.
– Что это? – остолбенела Алиса, не веря глазам своим.
– Це ж фонтан. Пожиратель детей. Вишь, как он ими лихо закусывает, – гоготнула Галя. – В средние века еще поставили, шоб неслухняних диточок пугать.
– Фу! Гадость какая! Инквизиция. Просто ужас!– Алиса была возмущена до глубины души.
– Яка що позиция? – не поняла Галина. –Ты це зря. Хулиганам дуже помохае. Приведуть, покажуть пугало – и усе тише води нижче трави. И летом зручно. Оттуда можна бесплатно воду пить. Дуже хорошо.
Они уходили все дальше от оживленных улиц, все реже попадались прохожие. Алису начали терзать смутные сомнения. Куда ведет ее эта подозрительная тетка? А ну, как заманит в трущобы, да прихлопнет. Хотя, зачем? Что с нее взять? Галя, казалось, не замечала, что ее новая знакомая отчаянно трусит, и продолжала трещать как сорока:
– Ни. Французького я не розумию. Жан-Поль по-русски болтает краще нас з тобою. Его прабабка – российська княгиня была, призвище не згадаю, из России от революции бежала. Дочка ее за француза замуж вискочила, но наказ матери «русские корни» берегти выполнила и детям своим наказала. Их всех русскому языку с соплей учили. Он смешно говорит – хундосит, картавит и слова всякие идиотские, хде надо и не надо сует. Но зрозумити можно. Жинок сударынями называет, со смеху здохнеш. А так ничохо. Классный мужик. Да не дрейфь ты так, – снисходительно бросила она, видя, как Алиса приседает при каждом шорохе. – Почти прийшли. Он вона церква, бачиш? Дуже старая, двенадцатый век. О, як.
На небольшом пригорке, окруженная домами, виднелась старинная церковь, обнесенная чугунной оградой. Большой фонарь освещал массивную деревянную дверь. Навстречу, гремя тяжелой цепью и хрипло гавкая, ринулся громадный пес. Где-то далеко послышался вой полицейской сирены, и Алиса невольно оглянулась, ожидая увидеть черный джип: