Можно было расслабиться и попытаться заснуть, прислонившись к стене, однако, взбудораженная дикостью происшедшего, Алиса мелко тряслась от отвращения, моля Бога послать ей скорую и безболезненную смерть. Она трезво оценивала ситуацию и понимала, что шансов выжить в руках невменяемого (а в этом она уже не сомневалась) маньяка, у нее нет.
– Господи, сделай так, чтобы я уснула и больше не проснулась, – беззвучно молила она, чувствуя, как ноет затекшая от неудобного положения спина. Кости таза больно впивались в плоть, заставляя ее поминутно менять положение. Во мраке слышались подозрительные шорохи, Алиса догадывалась, что слышит шуршание змеиных тел, и содрогалась от отвращения. А ну как выберется какая-нибудь наружу? Перед рассветом она забылась-таки тревожным сном.
Глава тринадцатая
Алиса проснулась, теплые лучи утреннего солнца просвечивали сквозь веки, изнутри они выглядели оранжево-красными, на этом фоне хорошо просматривалась сеточка темно-вишневых кровеносных сосудов, Алиса удивилась внезапному открытию и вдруг вспомнила, где находится. Тревожно забилось сердце, не открывая глаз, она попеняла Господу за то, что он все еще не забрал ее. Умереть бы во сне, тихо, незаметно, без ужаса и боли. Ан, нет. Жива, к сожалению.
Прислушавшись, отчетливо различила уже знакомые осторожные шорохи и еще один – пока незнакомый ласковый шелест. Он раздавался с разными интервалами, длился около минуты, резко стихал, затем возобновлялся, вкрадчивый, баюкающий, умиротворяющий он расслаблял и успокаивал. И Алиса жадно ловила гармонию дивного звука, не размыкая век, не меняя позы, хотя сказывалось длительное сидение около горячей батареи в позе эмбриона, тело ныло и болело, а по ногам пробегали «кактусы» (так в детстве Алиса называла онемение), руки в наручниках, лишенные нормального кровотока, одеревенели.
Обливаясь потом, она, поняла, что умирает от жажды, и, наконец, решилась открыть глаза – на развороченном матрасе никого не было. Алиса прислушалась, в соседней комнате было тихо. Вероятно, Герье отправился на «охоту» за девочкой. Страшно хотелось пить, оставленные вчера миски с водой и кормом стояли рядом. Алиса встала на колени, наклонилась и припала к воде. Пить по-человечески в такой позе не получалось, она сложила губы трубочкой и попыталась всасывать воду, шумно фыркая и захлебываясь. Утолив жажду, она выпрямилась, пошевелила плечами и принялась переминаться с колена на колено, пытаясь разогнать кровь. И вновь этот странный приглушенный шелест…
Озадаченно оглядевшись, Алиса вздрогнула – при свете дня рептилии активизировались. Ее сосед арлекиновый аспид, накануне меланхолично дремавший на покрытой плесенью коряге, беспокойно перетекал из одного угла своей стеклянной коробки в другой, выставляя наружу мертвенно-белое брюхо. В других террариумах творилось тоже. Повернувшись к пятнистой Алекто, Алиса попыталась заговорить с ней, пожелав доброго утра, она участливо спросила, что ее так беспокоит.
– Ты, наверно, голодная, – предположила Алиса, стараясь подружиться с товарищем поневоле.
Змея, точно понимая, что обращаются к ней, застыла, не сводя с Алисы немигающего взгляда, ее черные без век глаза не выражали ничего: ни злобы, ни агрессии, ни любопытства.
– Пустота торричеллиева, – прокомментировала Алиса, продолжая наблюдать за змеей. – Эх, ты, – посетовала она. – Я с тобой подружиться хотела, а ты не то, что на дружбу, на пустячную мыслишку не способна. Безмозглое создание, – сказала она и отвернулась.
В тот же момент раздался глухой стук, будто в стекло ударился тугой резиновый мяч, и неистовое злобное шипение. Алиса мгновенно обернулась и увидела вздыбившуюся Алекто, она воинственно покачивала стройным телом, а по стеклу террариума медленно стекали маслянистые прозрачные дорожки.
«Яд, – догадалась Алиса, и ей сделалось не по себе. – Она кинулась на меня, понапрасну истратив яд», – пугливо поглядывая на взбешенную змею, девушка отодвинулась подальше к стене и подобрала под себя ноги. «Заигрывания с братьями меньшими закончены. Буду сидеть тихо», – про себя решила она и задумалась.
В тишине снова послышался трепетный шелест, точно прошуршал край невидимой шелковой юбки, Алиса недоуменно подняла голову и огляделась. Присмотревшись, она заметила, что террариум, в котором еще вчера красовалась любимица Герье – тайпан Астарта, пустует. И тогда Алису осенило – неведомый звук, похожий на мягкое шуршание листвы, производит она!
Герье говорил вчера, что оставит ее охранять Алису. Значит, Астарта за дверью в соседней комнате! И это она методично пересекает помещение в разных направлениях, несет сторожевую вахту.
Чертов психопат! Несмотря на то, что Алиса наглухо прикована стальными наручниками к чугунной батарее (а она с утра не раз проверила прочность своих кандалов), он предпринял все возможное и невозможное, чтобы себя обезопасить. То есть если на секунду допустить фантастическую мысль, что Алисе удалось отомкнуть, перетереть, перегрызть, наконец, металлические обручи, стискивающие ее запястья, то выбраться из серпентария наружу все равно было бы невозможно. За дверью – немой, безжалостный и крайне опасный страж. Окно! Она оглянулась. На окне висела плотная римская штора.
«Господи, а если гадина найдет какую-нибудь лазейку или щель и вползет сюда?, – от этой мысли волосы на голове Алисы приподнялись и зашевелились. – Хотя, мне теперь все едино. Умру, как Клеопатра, или про кого он там вчера плел. Чем скорее, тем лучше», – пыталась успокоить себя Алиса. Но мысль о встрече с холодной извивающейся тварью вызывала мандраж, нервная дрожь возобновлялась всякий раз, когда девушка слышала зловещее шуршание змеиного тела в соседнем помещении. Оно уже не казалось Алисе приятным, на лбу выступала испарина, сердце бешено колотилось, стиснув зубы, чтобы не застонать, она напряженно всматривалась в крохотный просвет дверной щели, ожидая внезапного появления пресмыкающегося. Она уже не обращала внимания на юркие тени в стеклянных кубах вокруг, соседство разгуливающей на свободе рептилии пугало ее гораздо больше.
От отчаяния она занялась самовнушением, твердила, что скорая смерть принесет ей избавление от бесконечных страданий, мысленно попрощалась с мамой и, как ни странно, успокоилась. Смирение – великая вещь.
Снова захотелось пить. Она тяжело заворочалась, извиваясь на привязи не хуже своих пресмыкаюшихся соседок, изловчилась встать на колени и принялась с шумом прихлебывать теплую воду. Вода «разбудила» пустой желудок, и он громко заурчал, требуя продолжения банкета. Алиса потянула носом, но гадкий запах коричневых кусочков, неряшливо наваленных в другую тарелку, разом отбил аппетит, и, брезгливо поморщившись, она отвернулась.
«Буду помирать голодной», – равнодушно думала она, возвращаясь в исходное положение.
Блуждая рассеянным взглядом по комнате, она заметила забытый на матрасе мобильный телефон Герье. Ее буквально подбросило! До матраса было около полутора метров, теоретически она могла бы дотянуться до него носком ноги.
– Сто семнадцать, сто семнадцать, сто семнадцать, – лихорадочно твердила она телефон швейцарской полиции.
Встреча с законом уже не пугала ее. Даже если Герье скроется и ей не удастся доказать свою непричастность к убийствам, то жизнь в тюремной камере представлялась Алисе верхом блаженства в сравнении с нынешним положением. Вращая глазами, она неуклюже подпрыгивала на месте, чувствуя необыкновенный прилив сил. Час назад она собиралась умирать, а теперь в ней вновь проснулась воля к жизни.
Оставалась попробовать. Около получаса она предпринимала попытки добраться до заветного телефона. Вытягиваясь в струну, она тянула носок, как балерина, готовые лопнуть связки нестерпимо ныли, болел копчик, но какие бы чудеса акробатики ни выделывала Алиса, дотянуться до телефона ей не удавалось. После восьмой попытки она поняла – Герье не забыл телефон. Отнюдь. Он подбросил его специально, измыслив для девушки изощренную пытку. Мол, вот оно – спасение. Бери, если сможешь. Он точно рассчитал расстояние и положил его на том месте, откуда трубка казалась вполне доступной, но, увы, это только казалось.
– Скотина! – в запале выкрикнула Алиса, чье сердце еще полчаса назад возликовало, обретя надежду на скорое спасение. В бессильной ярости, не отдавая отчета в том, что она делает, Алиса бешено заорала:
– Спасите! Помогите! Умираю! – кричала она долго, захлебываясь собственными воплями, надрывая связки, давая выход накопившемуся отчаянию.
Останавливалась на минуту, переводила дух, надсадно кашляя, прочищала осипшее горло и снова принималась кричать.
Минут через двадцать она опомнилась и устыдилась собственной слабости, взяла себя в руки и, успокоившись, рассудила, что даже если бы ей удалось достать злополучный телефон, то тот наверняка оказался бы заблокирован, а пароля она все равно не знает. А если вообразить, что свершилось чудо, и она заполучила разблокированный работающий мобильник, то что бы она сказала полицейским? Ведь она даже не знает своего местонахождения. Ни названия улицы, ни номера дома. Да и кричать здесь бесполезно. Дом старой постройки с толстыми метровыми (она прикинула это, отметив глубину оконного проема) стенами, охранял частную жизнь своих обитателей, как средневековый бастион. В комнате потемнело, очевидно, солнце спряталось. Из-за плотно закрытой шторы Алиса не могла видеть, что творится за окном. Поежившись, она уныло опустила плечи и уставилась в шероховатый пол.
– А кричать я буду. Время от времени. Вот передохну чуть-чуть и снова начну, – обращаясь к безразлично взиравшей на нее Алекто, с вызовом сказала она. – Единственное, что упустил ваш чокнутый хозяин – забыл заткнуть мне рот. И я этим воспользуюсь. Пусть меня никто не услышит. А я все равно буду орать. Просто так. Назло судьбе. Из духа противоречия. Понимаешь, хвостатая? – змея лениво прикрыла глаза, выказывая полное презрение к глупым выходкам Алисы.
Прислушавшись к гробовой тишине, с улицы не доносилось ни звука, кроме назойливых шорохов охранявшей ее Астарты, Алиса собралась с силами и снова принялась истошно вопить, змеи безразлично следили за орущей благим матом рыжей взлохмаченной девицей.