К концу правления Анны Иоановны некомплект по кораблям 1-го ранга составлял два корабля, 2-го ранга – семь кораблей, а по 54-пушечным, отнесенным к кораблям 3-го ранга, сверх штата было два корабля.
30 апреля 1730 г. Адмиралтейств-коллегия постановила строить лишь трёхмачтовые шнявы.
21 июня 1739 г. Адмиралтейств-коллегия выбрала для постройки бомбардирских кораблей «Самсон» и «Юпитер» мореходную конструкцию Броуна, так как мелководные прамы в составе флота уже имелись. Оба бомбардирских корабля были спущены на воду 1 июля 1740 г. в Петербурге. Вооружение каждого состояло из двух 5-пудовых мортир, двух 3-пудовых гаубиц и десяти 6-фунтовых пушек.
Несмотря на то что по принятому штату полагалось иметь 130 галер, Верховный тайный совет приказал подготовить 90 галер. Так как в это время были в наличии только 83 галеры, а пять строили, то галерному мастеру М. Черкасову приказали заложить ещё две 20-баночные галеры. Одновременно решили заготовить лес на 40 галер, в том числе на 10 методом подряда и на 30 – из казанских государственных лесов.
С января 1733 г. галеры стали строить исключительно «французским маниром», так как именно такие суда могли с одинаковым успехом действовать и в шхерах, и в открытом море. 22-баночные галеры имели длину 42,7 м, ширину 6,1 м, глубину 2 м; 20-баночные галеры имели, соответственно, 40,6; 5,6 и 1,8 м; 16-баночные – 38,4; 5,5 и 1,7 м. На их строительство шли как дубовые, так и сосновые леса.
По предложению адмирала Н.Ф. Головина 24– и 23-баночные галеры постепенно заменяли на 22-баночные, а старые 20-баночные – на новые 16-баночные.
При Анне Леопольдовне в состав Балтийского флота вошли три 66-пушечных корабля, два бомбардирских корвета и свыше двадцати мелких судов.
На бумаге Балтийский флот выглядел весьма внушительно, однако уровень боевой подготовки был крайне низок. Так, например, кампания 1739 г. на Балтике началась только… 1 августа. Кампания 1740 г. – 29 июня. При этом в 1739 г. флот дошёл только до Красной Горки (если это только вообще можно считать выходом в море), а в 1740 г. – аж до самого Ревеля! В Ревеле эскадры к этому времени уже давно не было. Там держали только брандвахту. Весь флот базировался исключительно в Кронштадте. Да, собственно, две базы были бы лишней роскошью, учитывая количественный состав флота. В 1737, 1739 и 1740 гг. в море выводилось только по пять кораблей, а в 1738 г. – вообще четыре. Число фрегатов, принявших участие в кампании, снизилось с шести в 1737 г. до трёх в 1740 г.
Острейшей проблемой к началу войны стала катастрофическая нехватка личного состава – некомплект составлял 36 % (1669 матросов и 1034 солдата). Из 5 тысяч ожидаемых рекрутов прибыло только 1370. Большая нужда была в опытных штурманах и лекарях. Нанимать штурманов и боцманов срочным порядком в самый канун войны пришлось русскому послу в Голландии Головкину. Это удалось ему лишь частично.
С началом войны русские корабли были расставлены у Кронштадта так, чтобы совместно с береговыми батареями отразить нападение неприятеля.
Шведский же флот действовал куда более активно. В мае 1741 г. из Карлскроны под командованием вице-адмирала Томаса Райалина вышли пять кораблей «Улрика Элеонора» (76-пушечный), «Принц Карл Фредерик» (72-пушечный), «Стокгольм» (68-пушечный), «Финляндия» (60– или 70-пушечный) и «Фреден» (42-пушечный) и четыре фрегата. Чуть позже к ним присоединились ещё пять кораблей: «Фригет» (66-пушечный), «Бремен» (60-пушечный), «Гессен-Кассель» (64-пушечный), «Верден» (54-пушечный) и «Дроттнинггольм» (42-пушечный). С этими силами Райалин вошёл в Финский залив и занял позицию между Гогландом и финским берегом. Галерный флот шведов под командованием Акселя Фалькенгрена расположился в двух милях к югу от Фридрихсгама, чтобы обеспечить лучшее взаимодействие флота и сухопутных сил.
Придя в восточную часть Балтийского моря, шведский флот занял позицию в районе острова Аспэ. Периодически посылались отдельные корабли на разведку к Рогервику, Гогланду и Соммерсу. Сначала причиной бездействия были соответствующие инструкции из Стокгольма, затем – вспыхнувшая среди экипажей эпидемия, от которой к середине августа умерло свыше 700 человек. На корабли постепенно пришлось перевести из армейских полков тысячу человек. В сентябре скончался сам Райалин. Его сменил контр-адмирал Аарон Шёшерна. Вскоре к его эскадре присоединились ещё два корабля «Готга» (72-пушечный) и «Скания» (62-пушечный). Но и это не заставило Шёшерну решиться на какие-то действия. В октябре его эскадра вернулась в Карлскрону. В этой безрезультатной кампании шведы потеряли разбившимся у финских берегов 34-пушечный фрегат «Сварта Орн».
И уж совсем «драку кривых со слепыми» напоминают действия русских и шведских эскадр на севере. С июня 1741 г. в Северном море находились 54-пушечный корабль «Оланд» и фрегат «Фама», так как шведы опасались перехода русских кораблей из Архангельска в Балтийское море вокруг Скандинавии.
Ещё до начала войны, в мае – июле 1741 г., отряд судов Балтийского флота перешёл из Ревеля в Архангельск. В его составе были фрегаты 46-пушечный «Вахмейстер» и 32-пушечные «Декронделивде» и «Кавалер». Зачем понадобилось посылать к черту на кулички ценные фрегаты с основного театра боевых действий – можно только гадать. Тем более что к началу войны в Архангельске находились три готовых корабля и два фрегата (54-пушечные «Святой Пантелеймон» и «Святой Исаакий», 66-пушечный «Леферм» и 32-пушечные «Меркуриус» и «Аполлон»). Эти суда были спущены на воду в 1739–1740 гг. на Соломбальской верфи.
«Святой Пантелеймон», «Святой Исаакий», «Леферм» и «Аполлон» в июле 1741 г. отправились из Архангельска в Кронштадт, но по неведомым причинам, дойдя до Кольского полуострова, решили зазимовать в незамерзающей Екатерининской гавани. Судя по всему, стоянка была вызвана боязнью шведов. А летом следующего года эскадра двинулась… в Архангельск, куда и прибыла 22 июня 1742 г.
19 июля 1742 г. из Архангельска вышла уже солидная эскадра под командованием вице-адмирала П.П. Бредаля. В его составе были корабли «Святой Пантелеймон», «Святой Исаакий», «Леферм» и «Счастье» (66-пушечный), фрегаты «Меркуриус», «Аполлон», «Кавалер», «Вахмейстер» и «Декронделивде», а также один гукор. Корабль «Благополучие» и июне 1742 г. при переходе через бар Северной Двины сел на мель. Впоследствии его починили, но ввиду «неблагонадёжности к плаванию» переоборудовали в блокшив.
Эскадра Бредаля 10–11 августа у мыса Нордкап попала в шторм. Посему все четыре корабля зашли в Екатерининскую гавань и там зазимовали, а все фрегаты и гукор вернулись в Архангельск.
15 июля 1743 г. корабль «Святой Исаакий» и 66-пушечные корабли, спущенные летом 1742 г. в Соломбале, «Екатерина» и «Фридемакер», вместе с фрегатами «Меркуриус», «Аполлон» и «Кавалер» и гукором «Кроншлот» вышли из Архангельска. Фрегаты «Декронделивде» и «Вахмейстер» было решено «за ветхостью» не брать, так они и сгнили в Архангельске.
Эскадра зашла в Екатерининскую гавань, где зимовали корабли «Святой Пантелеймон», «Святой Исаакий», «Леферм» и «Счастье». 6 августа объединённая эскадра двинулась на Балтику. Спустя четыре дня эскадра попала в шторм, и корабли потеряли друг друга из виду.
Корабли «Святой Пантелеймон», «Святой Исаакий» и «Екатерина» и фрегат «Кавалер» в ноябре 1743 г. всё-таки сумели добраться до Кронштадта. Фрегат «Меркуриус» 13 сентября 1743 г. в проливе Каттегат напоролся на песчаную банку у острова Ангольт и был разбит волнами. Катастрофа произошла из-за того, что капитан фрегата Алексей Нагаев перепутал свет маяка со светом корабельного фонаря, весь экипаж спасся. А корабли «Леферм», «Счастье» и «Фридемакер» в очередной раз вернулись в Екатерининскую гавань, где и зазимовали. Эти три корабля пришли в Кронштадт лишь в июле – августе 1744 г. Фрегат «Аполлон» вернулся в Архангельск и в 1744 г. пришел в Кронштадт.
Эта одиссея показывает не качество судов, построенных на Соломбальской верфи (ни один корабль не погиб в шторм), а бездарность и трусость командного состава. До 1741 г. Бредаль официально считался опытнейшим моряком. Ещё бы, он поступил на русскую службу в 1703 г., за Гангут получил золотую медаль. Поражение же у Федотовской косы в 1738 г., когда Бредаль погубил почти всю вверенную ему Азовскую флотилию, Адмиралтейств-коллегией было спущено на тормозах. Но то, что сходило при Анне Иоанновне, не прощалось при Елизавете Петровне. В 1744 г. Бредаль был отдан под суд. Дело оказалось сложное, и поэтому затянулось. В 1744 г. Бредаль умер, не дождавшись приговора.
Странно, что отечественные историки флота не только не попытались разобраться в этом деле, а наоборот, предпочитают не упоминать о нём, даже в узкоспециальных изданиях.
При таком состоянии архангельских эскадр шведские капёры могли безнаказанно прервать торговлю Архангельска с Европой. Однако ничего подобного сделано не было. Наоборот, в 1741 г. к Архангельску прибыло для перевозки русского зерна 96 кораблей (в основном голландских), что было даже больше обычного. Ещё более странным представляется безразличие шведов к русской торговле на Балтике. Шведский король Фредерик I в начале войны недвусмысленно приказал своим военно-морским силам не допускать торговые суда в русские порты, а также поощрял частных лиц брать капёрские патенты. Тем не менее большая часть нейтральных судов проходила не только в Ригу и Ревель, но и в Кронштадт.
До конца 1741 г. русский и шведский флоты не вступали в огневой контакт. Лишь 15 августа дубель-шлюпка мичмана Ивана Дирикова стреляла по шведским гребным судам, и то не добилась попаданий.
Русский флот упрямо стоял в Кронштадте. Лишь один раз фрегат «Россия» вышел на разведку к Выборгу, а фрегат «Гектор» – в район Красной Горки.
Галеры с десантом пехоты большей частью стояли у Ораниенбаума, а часть галер была послана к северным берегам Котлина. Дело в том, что во времена Петра русские считали Финский залив к северу от Котлина абсолютно непроходимым для судоходства. Но в 1740 г. одно иностранное купеческое судно обошло Котлин с севера (позже его маршрут был назван «Северным фарватером»).