— Около восьми, точно не помню.
— Изыди из леса, блудодей! — приказал голос опять сердито и несколько истерично.
Семен понуро кивнул и стал разбирать палатку.
Красный богатырь
— Значит, вы здесь порнушку смотрите? Немецкую?
— Нет, мы смотрим фильм о любви.
— Для кого-то это любовь, а для кого-то — блядская жизнь…
Северо-восточная окраина Москвы, институт-интернат для паралитиков. Лесополоса отделяет его от спального района и завода резиновых изделий «Красный богатырь», за мрачность старых построек прозванного местными «Бухенвальдом». Середина октября. Из окон интерната видны бурые заводские трубы над пожелтевшими верхушками деревьев.
Колясочник Митя поужинал — дали гречневую кашу с кусочком курицы, хлеб и компот — и сидел в столовой у широкого, от потолка до пола, окна, откуда была хорошо видна подъездная дорога.
Митя ждал гостя, вспоминая, как прошлым вечером самостоятельно, на своем инвалидном кресле, ездил в магазин. От интерната — по тропинке через лесополосу, потом — до жилого массива — по обочине шоссе…
У гастронома рядом с метро, припоминая, что надо купить, Митя остановился и достал из-за пазухи деньги, которые дали товарищи-колясочники. «Миша заказал тушенки, три банки. Надо проверить, чтобы была без сои, — соображал он. — Женя заказал пачку презервативов… Роме нужен чай. Опять будет чифирить. Потом на сердце жалуется». И, задумавшись, Митя уронил сторублевку.
Купюру поднял и протянул ему усатый мужчина лет тридцати, почему-то очень легко одетый, несмотря на прохладную погоду: обтягивающие джинсовые шорты, кеды и зеленая, похожая на военную, рубашка.
Митя подумал, что этот мужчина с русыми усами скобкой — похож на инженера-семидесятника: мечтательный взгляд, открытое всем ветрам лицо, какое можно найти в фильмах того времени и на фотографиях из журналов «Наука и религия».
Летом в интернате был ремонт, и рабочие, расчищая подвал, вынесли оттуда кучу старой макулатуры, чтобы сжечь на пустыре. Митя успел тогда спасти пыльную подшивку «Науки и религии», долго и с интересом читал, и временами ему казалось, что прошлое — это один огромный научно-исследовательский институт с бардовскими кострами по вечерам.
— Спасибо, — сказал Митя и спрятал купюру в карман вместе с остальными деньгами.
— Да, друг, не повезло тебе со здоровьем. Что, в аварию попал? — спросил мужчина.
— Нет, врожденное.
— Так ведь операцию надо сделать. Сейчас врачи всё могут. — Незнакомец достал сигареты, закурил. — Починят тебе ноги, будешь бегать. Не бойся, пусть лечат.
— Тут не в ногах дело, — сказал Митя, не понимая, зачем мужик пристал к нему, — в голове проблема. В мозгу что-то не работает. Голову придется резать. А неохота.
Мужчина посмотрел участливо и протянул руку:
— Я Красный Богатырь.
— Дмитрий. — Митя пожал его теплую, сильную ладонь. — А Богатырь — это что, кличка?
— Нет, призвание.
— Какой же ты богатырь? — Митя рассмеялся.
— Красный, — серьезно ответил мужик.
— Что-то хиловат.
— Зато не мерзну.
Митя посмотрел на голые ноги Богатыря, подумал, что незачем больше с ним разговаривать, развернулся и поехал к дверям магазина.
— Дим, подожди, — попросил Богатырь.
— Чего? — Митя остановился.
— Понимаешь, одиноко мне сегодня. Поговори со мной, а?
Красного Богатыря с утра побил ревнивый сожитель, парикмахер Гена. Не так больно, как обидно, и Богатырь решил, что больше к нему не вернется. Но дома — тоже плохо, там допекает мать, дескать, одумайся, дегенерат, живи по-человечески, работай, а не шляйся. И поэтому Богатырь, надеясь познакомиться с кем-нибудь, до вечера околачивался у метро.
— О чем говорить-то будем? — Мите вдруг жаль стало Богатыря.
— О чем хочешь, — обрадовался тот. — Давай заодно прогуляемся, пива попьем?
— Хорошо, — согласился Митя, подумав, что в интернат можно вернуться и позже.
В гастрономе Богатырь купил Мите и себе по банке пива, и они направились к скамейке на бульваре.
— Как, друг, у тебя с любовью? — спросил Богатырь, по пути открывая свою банку.
— Издеваешься? — ответил Митя. — Я же инвалид.
— Это ерунда.
— Так ведь я страшный.
— Нет, — уверенно сказал Богатырь, — ты симпатичный. Преодолей комплексы, будь активнее, и все получится. И надо уметь правильно раскрепощаться.
Богатырь присел на скамейку. Митя остановился рядом. Он начал рассказывать Богатырю о своем интернате, о друзьях, о том, как в прошлом году несчастливо полюбил ходячую девушку-первокурсницу. Красный Богатырь внимательно слушал, вздыхал и советовал забыть любовную неудачу.
Мимо них по бульвару прошла полная девушка в белом плаще.
— Шлюха, — тихо сказал Красный Богатырь, глядя ей вслед. — На шоссе обычно пасется, у супермаркета… Мужчинам, конечно, в этом отношении легче.
Мите отчего-то стало не по себе.
— А шлюхой она стала потому, наверно, что очень толстая, — продолжал Богатырь. — В детстве мальчики внимания не обращали. Известное дело. А ты не грусти, друг, ты же не толстый. Может, купим еще пива? Как у тебя со средствами?
— Есть немного. — Митя, чтобы не показаться жадным, вынул из внутреннего кармана куртки все деньги.
Красный Богатырь заметно повеселел и предложил:
— Тогда давай пойдем в клуб.
— В какой?
— Увидишь. Тут недалеко. Тебе понравится. — И он взялся сзади за ручки Митиной коляски.
Возле бульварного памятника рабочим завода, погибшим на фронте, Богатырь свернул налево в безлюдный проулок и повез Митю вдоль длинного бетонного забора, за которым темнела стройка. С другой стороны проулка были гаражи, а за ними — глухая промзона. Митя забеспокоился.
Когда гаражи кончились, они опять свернули, пересекли пустырь, и впереди за деревьями показались неоновые огни. Подъехав ближе, Митя увидел, что это большой ангар, красочно подсвеченный снаружи, у входа в который стоит охранник и припарковано несколько автомобилей.
— Послушай, там все люди, должно быть, нормальные, красивые, — сказал Митя Богатырю. — Будут на меня пялиться и думать, что вот, мол, урод озабоченный, чего хочет? Может, не пойдем туда? Может, просто погуляем еще?
— Расслабься, — ответил Красный Богатырь, а затем на Митины деньги купил у охранника два билета.
Внутри было людно. Громкая ритмичная музыка и полумрак. Многие танцевали. Богатырь, здороваясь со знакомыми, подкатил Митю к стойке. Мите было страшно, но никто над ним не смеялся.
Богатырь сел рядом с ним на высокий стул у стойки, купил два коктейля — деньги ему дал Митя — и, глядя на отдыхающих, сказал не без гордости:
— Я их всех знаю. Тут заводских много. Вон, видишь, танцует мужик в синей рубашке? Это мастер полиуретанового формования. А вон тот парень у бильярдного стола — Мишка, охранник. Дежурит на проходной «Бухенвальда», сутки через двое. Заводские, конечно, плебеи, но я их люблю, за простоту и работоспособность. На, держи, — и Богатырь подал Мите высокий стакан с розоватой жидкостью, пахнущей химической малиной.
После нескольких глотков этого сладкого коктейля Мите стало ощутимо веселее. «Хорошо-то как, — думал он, — ведь Богатырь — настоящий человек, здоровый, вежливый. И ничего, что с причудами, что называет себя Богатырем. Пускай, если ему так нравится. Разве что — женственный чуть-чуть. Это подозрительно. Да нет, не голубой же он. Видимо, умные люди все такие».
— Поплясать надо, — сказал Красный Богатырь, допил коктейль и подошел на танцполе к лысому парню в спортивном костюме. Парень приобнял его, что-то сказал. Богатырь засмеялся, и Митя потерял их из виду. «Маловато здесь молодежи, — подумал он. — Мужичищи, тетки потрепанные. Даже старуха вон танцует в розовом сарафане. Тоже, наверно, с «Бухенвальда».
Митя вспомнил экскурсию по «Бухенвальду», весной устроенную для инвалидов: после обеда в заводской столовой им показывали цеха, потом склад, а на прощание всем выдали по паре новых резиновых сапог.
Богатырь вскоре вернулся.
Они пили, беседовали. Выслушав еще одну короткую историю о том, как Митя несчастливо влюбился, Красный Богатырь сказал:
— Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Вон, например, это Андрей Васильевич. На Черкизовском мясокомбинате бухгалтером работает, очень душевный человек.
— Не надо, давай лучше еще выпьем розового коктейля и поговорим о сказочных 70-х, — ответил Митя, мечтательно глядя на Красного Богатыря, на его русые усы скобкой.
Клуб закрылся во втором часу ночи, и Богатырь дворами повез Митю обратно к метро. Пьяный и счастливый, Митя попросил его остановиться возле светлой при луне панельной пятиэтажки, напротив которой темнели невысокие деревья.
— Смотри, — сказал Митя, — ведь это яблони.
— Ну и что? — не понял Богатырь.
— Так ведь они зацветут. Представь — весной, в хорошую погоду, дом — белый, яблони тоже белые. И небо… Всё — как в 70-х. Знаешь, Богатырь, от этого… хочется портвейна и большой любви.
— Да, ты хорошо придумал, — согласился Богатырь.
— Тогда давай купим портвейна! У меня еще пятьдесят рублей осталось… Смотри, огни на трубах завода похожи на созвездие, на красную Большую Медведицу… Богатырь, родной, вези меня к ночному магазину!
Возле метро они пили дешевый портвейн. Митю совсем развезло, но он запомнил, что Красный Богатырь, прощаясь с ним у ворот интерната, пообещал завтра вечером прийти в гости и отдать долг.
Утром инвалиды ругали Митю за растрату, требовали свои деньги, а он, возбужденный с похмелья, рассказывал им, какие интересные есть неподалеку места и люди.
Митя не дождался своего нового друга. В тот день Красный Богатырь вернулся к парикмахеру Гене. Сначала Гена был ласков, а потом, выпивши, надавал Богатырю оплеух и запер его в ванной.
Шырь
С наследником российского престола я встретился в Москве, в кофейне на Мясницкой улице. Был ясный майский день, мы расположились за столиком у окна. Месяц назад наследник прибыл из Франции, чтобы остаться на исторической родине, но ни в прессе, ни в теленовостях информации об этом не было. Он родился за рубежом и до сих пор посетил Россию только раз: в 1998 году присутствовал на цере