—Долго же ты не отвечаешь! Куда ты подевался?— раздался голос Мотли.
—Ты прервал мой сон только для того, чтобы спросить, почему я долго не отвечаю?!— Мотли доводил его до белого каления.
—Ну и вежливость! Я звоню, чтобы пригласить тебя в Нью-Йорк на ужин.
—Глубокой ночью?
—Тебе надо знакомиться с людьми. Джоко Пиер представит тебя своим друзьям из газет. Там будет и Селеста. Контакты еще никому не вредили.
Он был готов ответить что угодно, лишь бы снова лечь.
—Приеду.
—Прямо сейчас.
—Ладно,— простонал он.
—Что-то не слышу энтузиазма,— огорчился Мотли.
—Достаточно того, что я еду, какой еще энтузиазм?
—Твоя беда в том, что тебе все слишком легко дается!— возмутился Мотли.
—Дело не в работе, а в деньгах — они делают меня цивилизованным человеком!
Оба одновременно повесили трубки.
Барни откинулся на шаткую спинку кровати, чтобы, протирая глаза, урвать еще мгновение отдыха. Зигги прав: он зарабатывал больше, чем когда-либо в жизни. Он вытянул из брючного кармана раздувшийся бумажник. Две сотни в неделю плюс расходы! Он улыбнулся, словно этот заработок был неудачной шуткой. Придется купить новый бумажник, этот уж трещит по швам. Что с того, убеждал он себя, что от такой чертовой работы перестаешь быть самим собой? Надо относиться к подобному искажению собственного образа как к необходимому испытанию. Уж больно большие платят денежки!
Уходя, он просунул голову в дверь к Сиам. Она спала. Он обрадовался, что хоть она на время отключилась от этого безумия.
Мотли ждал его в самом темном углу клуба и коротал время за телефонным разговором. Барни вышел на воздух, надеясь, что его освежит ночная прохлада.
Мотли доставляло наслаждение трезвонить по всему городу среди ночи. В такое время самый прозаический звонок приобретает значительность. Он набрал номер клуба Доджа.
—Мистер Стивенсент Додж остался ночевать?
—Нет, сэр,— ответил сонный голос.
Мотли позвонил в «Редженси».
—Мистера Стивенсента Доджа, пожалуйста.
—Минутку.
Прижимая трубку к уху, Мотли размышлял о том, что богатство дарует возможность спать, пока другие, пекущиеся о твоем состоянии, не знают покоя. Зато те, кому не спится, гордятся своей независимостью.
—Кто его спрашивает?— спросила телефонистка, выполняя, по всей видимости, распоряжение Доджа.
—Мистер Мотли.— Что это значит? Стью не желает, чтобы его будили в час ночи? Он ли это? Раньше он кичился тем, что ему можно звонить в любое время дня и ночи, а теперь становится рациональным и не амбициозным?
—Зигги? Только тебя мне не хватало.— Додж сразу пошел в наступление.
Мотли сиял. Сейчас он развернет его в противоположном направлении.
—Не желаешь поужинать с нами через полчасика?
—Я в пижаме.— Додж дал именно тот ответ, которого ждал Зигги.
—Догадайся, Стью, кто строит глазки нашему мальчугану?
—Зигги,— взмолился Додж,— лучше выкладывай все начистоту!
—Селеста Веллингтон!— выложил Зигги.
—Что понадобилось от него Селесте?— Додж уже был заинтригован.
Зигги улыбнулся: он предвидел такую реакцию.
—Хочет, чтобы он стал ее менеджером.
—Вот это ночка!— возликовал Додж.
Зигги знал, что следующая его фраза станет отрезвляющим душем.
—Но он так занят, что даже не может послушать ее пробную запись.
—Зигги, вдруг он сумеет завербовать для нас дочку Веллингтона?
—Сумеет, если ты не станешь скупиться.
—Может, нам с тобой объединиться? Ты станешь младшим партнером в моем бизнесе.— Додж все больше распалялся.— Знаешь, как быстро к нам прибежит…— Он назвал романтического солиста, зарабатывавшего по миллиону в год.— Только он так ненадежно устроен, что тронь его перышком — и потом будет колебаться целый месяц.
Зигги фыркнул.
—А что нам с того?
—Надо будет распространить эту весть, только осторожно. Мы солидные барбосы, нам не пристало тявкать, точно шавкам. Ты можешь проявить осторожность?
—Я так осторожен, что даже самому гадко. Мы увидимся с Джоко.
—Правильно.
—Что значит «младший партнер»?
—Такая же договоренность, как по Сиам. Ты имеешь долю от любого исполнителя, которому организуешь выступления, а я поставляю исполнителей из своей обоймы. У тебя не будет особых расходов, разве что язва желудка от ругани с разными идиотами.
—Я подумаю.
—Клади трубку, иначе я не поспею за полчаса. Кстати, куда ехать?
—К Галлахеру. Кажется, у Джоко там рекламный счет.
—А твой мальчуган встал?
—Я его разбудил — пускай разомнется. Ему надо отвыкать все время давить подушку. Вот еще что, Стью…
—Что?
—Будь с ним поласковее.
—Само собой.
—Если бы ты выбросил из головы Сиам, дела пошли бы веселее.
—Я поразмыслю над этим.
—Он знает, что если сумеет уломать Селесту, то вы с ним будете квиты. Раз ты предлагаешь мне заделаться твоим младшим партнером, то изволь позаботиться о человеке, который доставит ее тебе ощипанной.
—Разумно. Мы вернемся к этой теме, когда придет время. Пока он еще не добыл ее подписи.
—Просто хочу, чтобы ты имел это в виду.
—Когда дело будет в шляпе, я буду иметь это в виду.
Прежде чем положить трубку, Мотли решил расставить все точки над «i»:
—Чтоб без обмана.
Мотли уронил голову на руки. Ему было не по себе. Потом его посетила счастливая мысль, и он опять обрел единение с окружающим миром. Нет, он не откажет себе в удовольствии явиться поутру к Твиду с вестью о том, что Селеста подписала контракт! С этого момента он перестанет биться у него на крючке.
Глава 17
В голове у Барни прояснилось, но не от ночного воздуха, а от обстановки в ресторане. Над гардеробом красовался, как икона над алтарем, огромный фотопортрет мэра Джимми Уолкера, возглавлявшего одну из самых коррумпированных администраций в городе, прославившемся разгулом коррупции. Этим портретом Галлахер хотел придать своему заведению особый шик и добиться внимания бродвейских знатоков. Барни понял, пора забыть о том, что его новая работа не стыкуется с логикой. Сам он учился в школе, названной именем продажного нью-йоркского мэра Уильяма Гейнора. Никто из учителей не проинформировал его и его бедных друзей, что они посещают мемориал памяти худшего из мэров в истории города. Зато тех, кто плохо учил предметы, нещадно искажаемые учителями, ждала суровая кара. Судья Сибери и Ля Гардиа не удостоились от ньюйоркцев статуй.
Барни чувствовал себя ослом. Он дал слово, что наплюет на все ухищрения Мотли и Доджа. Общество пронизано невидимыми потоками, в которых легко парить, не прилагая усилий. Ему предстояло найти эти потоки, чтобы уподобиться птицам, которые носятся в воздухе без единого взмаха крыльями. Он должен был обязательно воспользоваться токами коррупции, испускаемыми людьми, пускай для этого пришлось бы брать пример с остальных и корежить себя. Зато его жизнь стала бы несравненно легче.
—Не тревожься, что у тебя будет сразу две женщины,— бубнил ему в ухо Мотли, пока они ждали хозяина, чтобы тот отвел их к столу.— В Ветхом Завете полно славных героев, имевших наложниц.
Их подвели к угловому столику, откуда они могли наблюдать за происходящим в ресторане. Барни запихнули в угол вместе с Селестой, Мотли и Додж сели справа и слева от них. Джоко задержался у бара с приятелем. Были заказаны бифштексы из вырезки и напитки.
В ресторан ввалился коренастый мужчина, выглядевший так, словно подкладка его пиджака была набита детскими погремушками. Половина знаменитостей, заполнивших зал, обрадовалась его появлению. Даже Мотли соизволил объяснить Барни, понизив голос:
—Лейтенант бродвейского участка полиции в штатском. Тебя никогда не удивляло, что какого-нибудь Билли Холидея вечно ловят на наркотиках, а у светской публики все чисто? Полиция держит индустрию развлечений под контролем, не пуская в Нью-Йорк самых лучших ее специалистов. Забавно, что полиция, заботясь о нашем здоровье, помешалась на Билли Холидее и Ленни Брюсе, хотя весь Бродвей балуется травкой. Если ты продюсер и у тебя премьера, изволь заплатить этим блюстителям закона сто пятьдесят долларов.
—Истинный герой Бродвея — мэр Уолкер,— сказал Барни, глядя, как официант расставляет напитки на клетчатой скатерти. Одновременно он поглядывал на Селесту, чтобы подключить к беседе. В ее взгляде читалось завуалированное изумление: как ее кавалер умудряется серьезно высказываться на посторонние темы, сидя так близко от нее? Ему доставляла удовольствие ее доверчивость. И мягкость — впрочем, сейчас она сменилась в ее глазах скучающим выражением. Все это пробудило у него интерес. Ее нога была теперь крепко прижата под столом к костяшкам его пальцев. Изображая безразличие к этому обстоятельству, он спросил: — Знал ли этот клоун Уолкер, что соблюдать законы бесполезно, раз действуют иные, скрытые законы политического механизма?
—Вот-вот,— поддакнул Зигги, одобряя мужающего на глазах Барни.
Додж тоже кивнул.
—Вы правы, Барни,— только и вымолвил он, выразив, таким образом, удовлетворение новыми взглядами Барни. Барни не доверял Доджу, однако воспринял его реплику, как комплимент.
—Уолкер и его подкупленные инспекторы раздавали на Рождество цыплят и по ведру угля, ну, а бедняки были готовы целовать их в зад,— подхватил Зигги с язвительной усмешкой.— Беднякам невдомек, что подкупленные инспекторы получают в сотни раз больше от домовладельцев, не ремонтирующих их квартир.
Барни отвернулся от Селесты, чтобы вовлечь в беседу побольше народу. Когда он снова посмотрел на нее, у нее был такой вид, словно он ее предал. Ей требовалось постоянное внимание. Неужели она не знает, что он и так слишком хорошо помнит об ее присутствии, даже когда разговаривает? Она наверняка чувствует, что уже вторглась в его воображение, иначе не вела бы себя так независимо. Отворачиваясь, он демонстрировал, что считает ее поведение слишком навязчивым. При этом хорошо знал, что в следующий раз уже не сможет оторвать от нее глаз, пускай даже ее навязчивость выйдет за рамки.