Но в следующий раз обнаружилось, что Селеста спокойно пьет, не обращая на него внимания. Он знал, что она обижена, поэтому и заставляет себя не отрывать глаз от рюмки. Впрочем, ее нога оставалась на прежнем месте. Ему нравилось, что телесный контакт между ними сохранен, хотя она зла на него.
—А вы как думаете?— обратился он к ней с целью втянуть в разговор.
Она по-прежнему больше интересовалась рюмкой, чем им.
—Меня раздражает, когда нападают на систему.
Зигги поспешил на защиту Барни, заподозрив, что она таким образом выгораживает своего отца. Селеста отличалась проницательностью ума, но отец поместил ее в модную школу для девочек, из тех, что пользуются успехом в соответствующих кругах, а там делали упор скорее на манеры, чем на природную пытливость.
—Порой,— лукаво проговорил Зигги,— точное описание системы выглядит как нападки на нее.
—Совершенно верно,— подтвердил Додж, не желая вызывать у Селесты отрицательных эмоций.
Зигги вспомнил своего младшего сына. Когда мальчишке было года четыре, он или жена, укладывая его спать, держали за руку, пока не уснет. В тот недолгий период сын не мог без этого обойтись. Зигги часто укорял себя, что не умеет угадать момент, когда сын, погрузившись в сон, перестает нуждаться в его присутствии. Если Зигги убирал руку слишком рано, мальчик садился в кровати и устремлял на отца недоверчивый взгляд. Каждую ночь Зигги подвергался испытанию, пока не научился расслабляться и не набрался терпения, чем вызвал доверие сына к отцу во многих отношениях. Сейчас Зигги с мечтательной улыбкой вспоминал жесткий стандарт, который навязал ему сын. Онсдал экзамен. Сын давно забыл то время, зато Зигги до сих пор гордился тем, что при присущей ему торопливости умел в нужный момент проявить родительское терпение. Это достижение удерживало его на плаву в бизнесе, даже когда палуба уходила из-под ног. Он вспоминал, как бесчувственно вел себя на похоронах собственного отца; неужели он, подобно сыну, забыл драгоценные моменты близости? Зигги было свойственно ломать голову над этими загадками в самые неподходящие моменты. Он не мог от них отмахнуться и был рад этому: они служили напоминанием, что оплакивать надо не саму смерть, а кратковременность и несовершенство жизни, которая доводит людей до кончины.
Официант принес мясные блюда, они принялись поглощать второй ужин за вечер.
Барни и Селеста находились так близко друг к другу, что стоило Мотли и Доджу приступить к еде, как они почувствовали себя наедине. Барни использовал при еде только правую руку, так как левая оставалась под красной клетчатой скатертью, крепко прижатой к ее бедру. В процессе еды она то клала ногу на ногу, то меняла положение, вследствие чего его рука в конце концов оказалась у нее между ляжек. Выражение ее лица нисколько не изменилось. Однако стоило ему легонько стиснуть ей ляжку, как она дернулась и сдвинула ноги вместе. Его рука переместилась ей на колено.
Барни чувствовал, что переспать с этой красивой женщиной, подстегиваемой амбициями, не составит никакого труда. Он покосился на Мотли и Доджа. Те нарочно не смотрели в их сторону. Барни они казались сейчас заговорщиками. Он ничего не мог от них утаить. Как ни старались они выглядеть тактичными, его трудно было обмануть. Люди шоу-бизнеса задыхаются от избытка чувств, но не имеют сердца. Он заметил, как Мотли и Додж переглядываются, одобряют их близость, видят, где пребывает его рука, и предвкушают результаты. Можно было подумать, что они готовы присоединиться к ожидающему его чувственному восторгу.
Впрочем, Мотли думал не о сексе: «Ему везет, он близко к цели».
Додж думал: «Вот крыса и попалась в крысоловку».
Никто за столом не осмеливался возобновить разговор, поэтому все четверо сосредоточились на бифштексах. Еда при такой сосредоточенности показалась очень вкусной, хотя никто не испытывал ни голода, ни интереса к насыщению. Барни держал Селесту за колено и не решался заговорить. Селеста остерегалась открывать рот, так как боялась выдать свое смущение и одновременно удовлетворение.
Барни мог бы потреблять сейчас даже сырую брюкву — его рука на ноге Селесты добавляла пикантности. Ощущение своего могущества прогнало сон. Не будь Селеста так честолюбива, Барни никогда бы с ней не познакомили. О контакте, установившемся без всяких усилий с его стороны, оставалось бы тогда лишь мечтать. От постели их отделяли считанные мгновения. Все происходило само собой — амбиции творят в интимной сфере чудеса. Селеста была воплощением непосредственности. В ней проснулась уступчивость, которая при других обстоятельствах никогда бы не проявилась. Сидя рядышком с Селестой и соприкасаясь с ней телами, Барни чувствовал, что он и она — мужчина и женщина, буквально созданные друг для друга. Он содрогнулся, поняв, что Доджу трудно было не посягнуть на Сиам. Поэтому быстро опустил голову и зажмурился, чтобы прийти в себя.
Мотли вытер рот и озабоченно сказал:
—Мне пора. Завтра много дел.
—Как будто дела могут оторвать вас от еды,— произнесла Селеста, воспользовавшись удобной возможностью, чтобы прервать свою немоту.
—Чего ради оставаться?— Мотли подмигнул.— Все равно вы меня не слушаете.
Додж отхлебнул воды и тоже высказался в том смысле, что пора закругляться.
—Вы уж нас извините.— Мотли улыбнулся и сделал вид, будто желает пожать Барни его спрятанную под столом руку.
Барни подал ему другую руку. Мотли был рад своей неудаче. На его физиономии читалось: «Отлично сыграно!» Он послал Селесте воздушный поцелуй.
Мотли и Додж поспешно покинули ресторан. Потеряв Барни и Селесту из виду, Мотли хлопнул Стью по спине.
—Видал, какие голубки?
—Мы сцапали мерзавца!— ликующе отозвался Додж.
—Не понял.
—Селеста Веллингтон.— Додж произнес это имя без всякой интонации, словно учился читать.— Она — находка. Теперь он у нас в кармане.
—О чем ты говоришь, черт возьми? Это ты у него в кармане!
—Пораскинь мозгами! Если он взбрыкнет, то ему придется расстаться не с одной Сиам, а с целым процветающим бизнесом. Две певицы — не одна. А я добавлю ему еще, чтобы получше зацепить. Теперь он никуда от нас не денется. Богатство важнее самолюбия.
—Надеюсь, ты прав,— с сомнением ответил Зигги.— Мне надо хорошо выспаться перед встречей с Твидом.
Глаза Доджа перестали блестеть и затуманились.
—Не дай Гарланду тебя переиграть.
—Это когда Селеста станет нашей, а я превращусь в твоего партнера? Гарланда ждет сюрприз. Лучше скажи, почему тебе так хочется заиметь Селесту, когда у тебя и так ломится конюшня?
—Из кабинета трудно различить, где успех, а где отступление. Что ни утро я получаю кучу дурных новостей: отмена гастролей, болезни, отказы, рухнувшие сделки, отсутствие площадок, иски, неоплаченные счета. Соотношение между плохими и хорошими новостями — десять против одной.
Это Мотли мог понять. Он протянул гардеробщику номерок. Додж попытался его утешить:
—Сиам — целеустремленная девочка, можешь за нее не волноваться. Карьера для нее важнее всего остального. Подожди, сам увидишь.
Зигги покачал головой.
—Смешно, что ты втюрился в творение собственных рук.
—Здесь действует какая-то таинственная алхимия.— Додж помахал рукой хозяину ресторана, трусившему к ним. Он сказал ему пару благодарственных слов, хозяин закивал и тепло простился с обоими.
Мотли посмотрел на Стью; ему не нравился его самоуверенный вид.
—В чем дело?— спросил Додж скорее воинственно, чем озабоченно.
—Не хочу портить твое оптимистическое настроение.
—Давай, порть.
—Пустое.
Додж был уверен в себе.
—Пойми, Зиг, они оба у нас под замком;
—Надеюсь, что мы не сотворили Франкенштейна.
—Из Сиам? Никогда!
—Из Барни.
Додж пропустил Зигги вперед.
—Что с тобой? Он отлично справляется.
—Этого я и боюсь.— Зигги провел рукой по лицу.— Как бы он не оказался слишком хорош. Как бы не почувствовал свою силу.
—Зигги, ты начинаешь пугаться собственной тени.
Барни и Селеста выпили за столом еще по одной. От выпитого и от недосыпа Барни ощущал пленительную легкость. Он смотрел на ее полуобнаженную грудь. От этого занятия его оторвал незнакомый толстяк.
—Добрый вечер, мисс Веллингтон. Джоко сказал, что я могу поместить о вас заметку в завтрашней газете.
Селеста отодвинулась от Барни.
—Прошу вас, ничего личного.
—А как насчет профессиональной стороны? Джоко говорит, что вам светит успех, а он редко ошибается.
—Завтра утром вам позвонит Зигги. Я вас не прогоняю,— поспешила она с извинениями.— Наоборот, мне лестно.
Он слегка кивнул, давая понять, что с такой искренностью она далеко пойдет, и отчалил.
—Не перебраться ли нам куда-нибудь, где меньше народу?— предложила она.
—В Центральный парк?
—В парке слишком опасно.
—Ты говорила о месте, где мало людей,— напомнил он.
—Ко мне.— Она сказала это как бы через силу, давая понять, что испытывает смущение.
—Хорошо.
Она порывисто стиснула его руку.
—Официант!— позвал Барни.
Официант подбежал со стремительностью, редко демонстрируемой персоналом нью-йоркских ресторанов.
—Можно счет?
—За все уплачено, сэр.
Барни полез в карман за чаевыми.
—Об этом тоже позаботились, сэр.
Селеста навалилась на него всем телом, накрыла его руку, остававшуюся у нее на колене, и улыбнулась, оправдываясь за свою застенчивость.
—Тогда разменяйте мне двадцатку,— попросил Барни официанта.— Мне нужна мелочь, чтобы вызвать такси.
—Такси уже подано, сэр.
—Большое спасибо.— Барни не привык к такой предупредительности.
—Вам спасибо, сэр,— ответил официант и занялся другими клиентами.
Селеста забавлялась зрелищем его неподготовленности к щедрости Доджа и Мотли и спокойно ждала, какими будут его дальнейшие действия.
В замешательстве Барни машинально подергал себя пальцами за нос и почувствовал запах Сиам, сохраненный его кожей.