—Почему мы не можем пожениться послеконцерта?
—Сиам,— тихо сказал он, утирая потное лицо,— единственный способ для тебя дать концерт — уступить этому психу.
Сиам зажмурилась и ничего не ответила. Она знала, как его ранит ее молчание.
—Я бы его с радостью удушил,— сказал Барни.— Эти хозяева жизни сами побуждают людей к насилию.
—Не говори так. Ты меня пугаешь.
—А ты собираешься сидеть сиднем и ничего не предпринимать?
—Перестань.
Он добавил, обращаясь больше к себе, чем к ней:
—На войне столько славных парней погибают ни за грош.
Она заметила, как ввалились у него щеки.
—Не создавай лишних проблем. Как это тебе вообще пришло в голову — удушить человека!
—А как он поступает с тобой?
—Это совсем другое дело.
—В чем же разница?
—Это законно!— ляпнула она и сама поморщилась от своих слов. В следующее мгновение наградила его поцелуем. Он уже думал, что она готова согласиться с его логикой, но ее тело внезапно сотрясли рыдания.
—В чем дело?
—Я счастлива.— Она рыдала все громче, смущая его подобным проявлением счастья.— Ты хочешь меня такой, какая я есть. А я хочу стать для тебя всем.
—В таком случае, все в порядке.— Он улыбнулся, удивляясь ее тревожному счастью.
—Я хочу быть всем и для тебя, и для самой себя.— Она шмыгнула носом. Страстное стремление к счастью пропало.— Но это невозможно. Мне хочется, чтобы у нас с тобой все оставалось так же, как сейчас. Но одновременно мне очень хочется быть певицей в Нью-Йорке.
Он сделал шаг назад, но она схватила его за руку.
—Нет, сперва вытри меня.
Он взял со спинки кровати банное полотенце и вытер ей плечи и шею. В комнате было так жарко, что пот немедленно выступил опять.
—Неужели мы не можем быть разумными?— спросила она.
—Нет,— ответил он, зная, что за этим последует, и заранее печалясь.
Она держала его руки в своих ладонях и целовала их.
—Мы должны оставаться вместе. Я уже не смогу одна. И сдаваться я не хочу.
Ценя ее искренность, он ответил со всей нежностью, на которую был способен:
—Ты все равно это сделаешь. Придется.
—Не говори так!— Она поцеловала его и подтвердила его правоту: — Наверное, я глупая. Я не могу мыслить так же ясно, как ты, Зигги или Твид. Но мне всегда хотелось безудержного успеха. Когда я не пою, то во мне копится и не находит выхода возбуждение.— Сиам медленно закончила: — Ради тебя я от всего откажусь. Но сперва дай мне добиться успеха.
—Больше ничего не говори.— Он грустно покачал головой.— Я все понимаю.
Ему хотелось обнять ее, но он не мог. Несмотря на только что услышанное от нее, ему по-прежнему хотелось ее обнимать, и именно поэтому он ощущал необходимость бежать из комнаты сломя голову. Обнять ее, уступив порыву, значило бы согласиться с ней. Она была вольна поступать по своему усмотрению, чтобы не упустить шанс в жизни, но он никак не мог с ней согласиться.
Она читала его мысли по глазам.
—Если я провалюсь, то буду винить одну себя. Но если я провалюсь, не испробовав всех возможностей, то буду знать, что в этом виноваты они. Жить с такой мыслью невозможно. Они и меня побуждают к насилию. Но я знаю, что, пуская в дело свой талант, я возношусь над их мерзкими, ничтожными делишками. Соприкоснуться с их тоскливыми жизнями еще противнее, чем взять в руки таракана. Я их презираю. Мы кочуем по стране, иногда страшно выматываемся, но по крайней мере никому не причиняем вреда.
—Сиам, я тоже хочу, чтобы ты добилась успеха.— Ему опять захотелось сбежать, чтобы не обнимать ее.— Но сдавать тебя им я не желаю.— Он помолчал.— Для меня немыслимо быть с тобой, если они пользуются тобой на своих условиях.
Сиам в волнении стиснула руки так сильно, что побелели пальцы, и отошла к дырявым занавескам. Она не видела, как он продел мокрую руку в рукав рубашки, как натянул ее, мгновенно прилипшую к спине. Обернувшись и увидев его одетым, она набросилась на него и попыталась сорвать с него рубашку, но он не дал ей этого сделать. Барни поневоле обнимал ее и прижимал к себе, ощущая в груди сухой огонь одиночества. Она была одновременно и рядом, и уже очень далеко. Она не прильнула к нему, как обычно. Это были не объятия, а просто стояние рядом; ее выпяченная лопатка врезалась в мякоть его руки.
—Мы не можем потерять друг друга.— Она с силой ткнулась головой в его плечо.
—Если ты поступишь по-моему, тебе не видать успеха.
Она смотрела на него, не утирая слез.
—Мы всегда поступаем неразумно. Ты ссоришься с издателями газет и не ладишь с диск-жокеями, а я не нахожу общего языка с менеджерами и владельцами клубов. И все же мы идеально подходим друг другу. Нам недостает одного — успеха.— Она улыбнулась, удивившись собственной иронии. Он любил ее и за это.
Он уронил руки, не выдержав груза ее таланта, сделал шаг назад и застегнул рубашку.
—Быть разумными — значит шагнуть прямиком в их ловушку. Они там только на то и рассчитывают, что мы возьмемся за ум.
Она помолчала, отдавая должное правде его слов, а потом сказала:
—Добившись желаемого, я смогу поступать так, как мне хочется. Все люди что ни день совершают поступки, которых сами потом стыдятся. Мне надо согрешить всего один раз. Это неизбежная плата.— Она сделала шаг к нему, но он попятился.— Неужели ты считаешь, что с ним я хоть что-нибудь почувствую?— Она отчитывала Барни, как провинившегося.— Я буду холодна как лед. Потом я буду испытывать отвращение и ненависть к себе.— Она вытерла пот, заливавший ей глаза, и попыталась взять себя в руки. Возникла пауза, после которой она срывающимся голосом заключила: — Я хочу, чтобы мы поженились сейчас.
—Давай бросим этот бизнес и попробуем зайти с другого боку,— предложил он.
Она отрицательно покачала головой. По ее щекам бежали слезы.
Он не верил собственным глазам и ушам.
—Ты хочешь, чтобы мы поженились, чтобы потом все равно переспать с другим?
—Я хочу выйти за тебя, чтобы показать, как сильно я тебя люблю и что нас ничто не может разлучить, что бы я ни натворила.
От этих слов у него пошла кругом голова. Он схватил ее за руки и встряхнул. Однако будущее представлялось ему безнадежным. В ее глазах он вопреки ожиданиям видел не эгоизм, а смущение перед неспособностью унять собственное честолюбие. В них была жалость к нему, смешанная с болью. Закипевшая было в нем ярость сходила на нет, натыкаясь на этот простодушный взгляд. Он понял, что достиг именно того, на что рассчитывал Зигги: он возродил ее независимость. С собой же самим он поступил вопреки Совету Зигги: он влюбился в ее душу и в ее недостатки. Он боролся с желанием обнять ее в награду за решимость добиться своего, не теряя при этом его, и оттого знал, что сейчас кинется к двери.
Ей было невыносимо отчуждение между ними. Она была подавлена тем, что, принимая ее резоны, он отказывается принять ее саму. Она знала, он хорошо ее понимает, и чувствовала, что у него внутри все рушится. Это сочетание в нем тонкого понимания вещей и отказа идти на компромисс заставляло ее страдать. Она знала, что им обоим мешает глубокое чувство, которое он испытывает к ней. И попыталась объясниться:
—Это ведь не просто работа, которую можно бросить, и дело с концом. Работа — это я сама. Это вовсе не честолюбие. У меня есть гораздо более сильное стремление — сохранить тебя.— Не поднимая головы, она шагнула к занавешенному окну. Она пыталась достучаться до любимого.— Чего стоит то, что он хочет от меня, в сравнении со всей моей жизнью? Клянусь тебе,— ее голос сорвался,— он от меня ничего не добьется. Я буду как могильная плита, как доска, как дупло в мертвом стволе! Пожалуйста, не доводи меня до этого, не позволяй говорить такие вещи о самой себе!— Она в отчаянии рванула занавески, и те распахнулись. Солнце ослепило ее и заставило задохнуться.
Ему ничего не оставалось, кроме бегства. Иначе он бы не сдержался и заключил ее в объятия.
До нее донеслись шаги босых ног. Он покидал гостиничный номер. Она не смогла его окликнуть — в горле застрял комок. Обернув вокруг бедер полотенце, она метнулась к двери, но он уже сбегал по лестнице.
—Со мной можно поладить!— крикнула она ему вслед и нажала на кнопку лифта. Решетчатая дверь открылась, она влетела в кабину и ударила по кнопке «холл». Кабина ползла вниз слишком медленно, она лупила кулаками по двери, чтобы придать кабине прыти. Лифт достиг холла в тот самый момент, когда Барни появился в дверном проеме рядом с конторкой дежурного. Его босые ступни зашлепали по мраморному полу.
Дежурный и пожилая пара, отдыхавшая перед вентилятором, были шокированы ее видом. На ней не было ничего, кроме гостиничного полотенца поверх трусиков и лифчика с карандашной надписью. Она помчалась по холлу, стремясь перехватить Барни. Ей удалось поймать его за полу рубахи. Он не остановился. Раздался резкий звук разрываемой материи, и у нее в руке остался оторванный лоскут. Она выскочила за ним на улицу. Люди таращились на них: с удивлением — на него, в ошеломлении — на нее. Пробежав несколько ярдов и убедившись, что его не остановить, она испустила крик, от которого недоумение на лицах прохожих сменилось печалью:
—Бааааррррннниииииии!
Ему предстояло запомнить этот крик на всю жизнь.
Глава 33
—Мистер Додж, к вам мистер Мотли.
—Спасибо.— Додж нервно глянул на часы.— Пригласите.
Он не хотел встречаться с Зигги. Он вообще не хотел наступления этого дня. В этот день ему предстояло решить, выступать ли Сиам на стадионе. Он ехал наработу, сгорая от ненависти к этому решающему дню. Точно так же он ненавидел предыдущую неделю и неделю до того. Упрямство Сиам казалось ему глупостью. Этот ее недостаток выводил его из себя и одновременно делал ее еще привлекательнее в его глазах. Он не видел в происходящем собственной вины, ибо ему в голову не приходило, что она способна пренебречь таким шансом. Он не сомневался, что ее сильнейшее качество — честолюбие — сработает на него.