«Мраузь!» — злорадно сказала Нора из глубины антресолей.
Экзамены пролетели незаметно. За четыре часа математики все успели решить оба варианта и несколько раз сравнить ответы. Русский диктовали прекрасно, а на месте двоеточия учительница сделала такие страшные глаза, что ошиблись только те, кто поставил там тире.
В целом все прошло в рабочем режиме, семьдесят процентов учащихся подтвердили свою годовую оценку, двадцать процентов улучшили, и только десять ухудшили, что, по счастливому стечению обстоятельств, полностью совпало с присланной еще до экзаменов допустимой статистикой.
Геула все никак не могла решить, пойдет ли она на выпускной. С одной стороны, предполагаемая программа с закупкой водки и тайным проносом ее на централизованный пикник не радовала. С другой стороны, отношения с одноклассниками нормализовались, почему не сходить, тем более что пить насильно ее никто заставлять не будет, а с этими людьми она может больше никогда не увидеться. Геула точно-преточно решила уехать из Минска.
Они несколько раз обсудили все с мамой и выработали несколько планов на случай поступления или провала.
Мама была очень покладиста. На новой работе она готовила такие обеды, что к ней повадились ходить и преподаватели. Некоторые родители, приезжая за детьми, интересовались, не осталось ли чего вкусненького. Чина ныл, что он поправился на полтора килограмма и что скоро к нему в центр дети будут записываться не ради репетиторов, а чтоб пожрать.
Геула видела, что с мамой все хорошо, можно оставлять ее одну. Но, конечно, Геле было страшно. Все время снилось странное. Сегодня, например, что она стоит на «десятке» и вот-вот прыгнет. Давным-давно она занималась прыжками в воду и больше всего любила смотреть на синхрон. Как двое наскакивают, толкаются, летят — и все это идеально одинаково. Сама она, сколько ни прыгала, не могла такой синхронности добиться ни с кем. Только во сне рядом с ней все время кто-то был. Она видела его боковым зрением, она чувствовала, что он наскакивает рядом с ней, точно повторяя ее движения. Или она повторяла его? Но сон прерывался на входе в воду, и ей не удавалось подсмотреть, кто же вынырнет рядом с ней в бассейне. И вынырнет ли?
Ян собирался на выпускной сосредоточенно, можно сказать, яростно. Полчаса принимал душ, обнаружил на щеках волоски, сбрил их папиной бритвой (порезался, разумеется). Сходил в парикмахерскую, бросил:
— Наголо!
Девочка с ножницами посмотрела на него так жалобно, что смилостивился:
— Ладно, просто покороче!
Дома разыскал ни разу не надеванные рваные джинсы. Мама их купила в прошлом году, когда каждый третий расхаживал, как элитный нищеброд. Тогда Ян принципиально отказался быть как все, теперь — принципиально решил пойти в рваных, а не в модных в этом сезоне слаксах.
Норе штаны очень понравились, она гонялась за торчащими из них ниточками и расцарапала Яну ногу.
Со стороны могло показаться, что Ян рвется на выпускной, чтобы встретиться с любимыми одноклассниками (как минимум — с какой-то одной любимой одноклассницей), но на самом деле ему просто нужно было себя чем-то занять. Та неделя «заморозки» дала мощную отдачу. Во время экзаменов он направлял неуемную энергию в подготовку, теперь вот — в сборы на выпускной.
Но когда наконец добрался до школы, оказалось, что цель достигнута, и?..
Уже в середине торжественного собрания Ян понял, что сейчас его разорвет на части. Он тихонько прокрался к выходу из зала, где уперся в кого-то из учителей. Кажется, из началки.
— Мне в туалет, — прошептал Ян, хватаясь за живот.
— А смысл? — тихо ответила учительница. — Все равно на всех выходах из школы завучи.
Ян вздохнул и вернулся на место. Он тихонько выудил телефон и гонял шарики, пока рядом не нарисовался свирепый физрук. Пришлось слушать, как директор вещает про «важный этап в биографии» и «мы отдали вам все лучшее».
«И ничего не оставили себе», — мысленно дополнил Ян.
Геула сидела в зале и смотрела на нарядную Оксану Витальевну. Та аж светилась от гордости за школу, за себя и за все на свете. Прическа была тщательно уложена в парикмахерской, брови не менее тщательно нарисованы, деловой костюм темно-розового цвета дополнял идеальный маникюр.
— Интересно, их калибруют в Управлении образования? — съехидничала мама. — Все на одно лицо.
Геула пожала плечами. Она подумала о том, что должна Оксану Витальевну ненавидеть. А она ничего не чувствует. Невозможно ненавидеть человека, который пустой внутри. Стоит кукла, улыбается. Кукла безразлична к внешнему миру. Кукла озабочена только тем, как выжить самой. Скажут предать — предаст. Скажут любить — будет любить. Скажут — можно быть свободной — всем передаст, что можно быть свободными. А сама будет записывать и запоминать на случай, если ветер опять переменится. А потом первая доложит начальству, кто и что делал во время свободы. Сложно ненавидеть личность, которой не существует. Сложно ненавидеть костюм, брови и маникюр.
— Дорогие ребята! — сказала Оксана Витальевна в микрофон. — Я так рада, что на нашем сегодняшнем празднике присутствует почетный гость — заместитель начальника Управления образования нашего района…
— Я пойду, — сказала Геула маме.
Ян с большим трудом дождался конца торжественной части, но спасения не было: их девятый «Б» под «конвоем» загнали в автобус, где трижды пересчитали по головам. Одна радость: пока ехали, никто не мешал втыкать в телефон. В Логойске, наконец, им позволили разбрестись по беседкам, но и там не оставляли подопечных в покое.
Только к вечеру учителя и члены родительского комитета расслабились, и одноклассники Яна выудили из заначек фляжки, которые тут же пошли по кругу.
Ян вдруг понял, что это веселье ничем не отличается от торжественных речей и показушного концерта. Просто так принято. Директор говорит о «важном этапе», школьники контрабандой протаскивают бухло и пьют. Ни слова не говоря, он развернулся и двинул прочь.
— Ты чего, братан?! — крикнули ему в спину, но другой голос, более трезвый, урезонил:
— Да пусть идет! Нам больше останется.
Метров через двадцать Ян услышал треск сучьев и обернулся. Ломая кусты, на него бежала Жанна. Она так разрумянилась от свежего воздуха и пива, что даже на расстоянии чувствовался жар.
— Ой? — ненатурально удивилась Жанна. — Ты тут? И я тут! Вот совпало!
Жанна запнулась каблуком о бордюр и полетела прямо в руки Яна. Он ее, конечно, поймал, но свернутые трубочкой губы проигнорировал.
— Нюша! — сказал он. — Ты очень хороший человек…
— Сам ты Нюша! — завопила Жанна. — Мог бы уже и выучить, как меня зовут! После всего, что между нами было!
— А что было? — обалдел Ян.
— Да ты… Как ты… — Жанка от возмущения надулась и стала безумно похожа на мультяшную Нюшу.
Ян изо всех сил старался не заржать.
— Коротич, да ты красивая девчонка, а если тебя умыть и причесать, так вообще огонь, — сказал он.
Жанна оттолкнула Яна, отбежала на пару шагов, но, осознав, что сцена не завершена, вернулась и отвесила ему пощечину. После чего гордо удалилась. Уже не через кусты, а по дорожке.
Ян потянул из кармана телефон:
— Мам, ты на машине? Увези меня отсюда, а?
На сей раз Минск решил подготовиться основательно. Он задействовал десятки людей и множество организаций.
На въезде в город маме Яна позвонили с работы. Нагрянула проверка и потребовала присутствия бухгалтера. Мама высадила Яна у метро, а сама умчалась разбираться.
Ян уже начал спускаться в переход, но остановился.
Ему показалось, что он опять встретится с Геулой. Более того, ему померещилось, что кто-то их специально хочет свести.
«Фиг тебе! — сказал Ян мысленно. — Я свободный человек!»
На родной Запад ехать было нельзя. Там вероятность наткнуться на Гелю возрастала. Ян вышел из перехода и двинулся в сторону от Проспекта. Идти ему быстро надоело, и Ян решил подъехать.
«На первом попавшемся транспорте, — подумал он, — до конечной».
Тут же рядом остановилась 91-я маршрутка, идущая прямо к дому Геулы. Ян усмехнулся и перешел на противоположную сторону, где благополучно сел на троллейбус, следующий в Зеленый Луг[38]. Там Геула не могла появиться ни при каком раскладе.
Геула решила сегодня никуда не ходить. Остаться дома. Чтобы опять не нарваться где-нибудь на Яна.
Она продержалась час. Потом поняла, что ее сейчас разнесет на тысячу маленьких осколков. Организм требовал движения, смены картинки и свежего воздуха. Но идти гулять было страшно. Именно сегодня город усиленно патрулировался милицией, отлавливали праздношатающихся выпускников.
И тут Геля вспомнила, что из соседнего подъезда есть выход на крышу. Она схватила кофту, телефон и пошла туда.
На свежем воздухе стало легче. Крыша теплая, ветер слабый, а вид на город — прекрасный. Геля села, прислонилась к какой-то трубе и замерла, рассматривая, как плывут, меняя цвет, облака, как смешно мельтешат внизу машины, как меняется цвет деревьев — от черного до изумрудного, когда на них попадает луч солнца.
— Я люблю тебя, Минск, — тихо сказала Геула.
«Тогда верь мне!» — прошелестел ветер.
Геула вздрогнула и обернулась.
— Не делай этого! — сказала женщина с испуганными глазами.
— Чего? — изумилась Геула.
— Я твоя соседка, — сказала женщина, — давай мы вместе тихонько пойдем вниз.
— Да я не хочу вниз! — сказала Геля. — Я хочу тут посидеть…
Женщина напряглась, а Геула сообразила, чего она так боится.
— Да я не собираюсь прыгать, — сказала она, — честно.
— Давай мы тихонько, медленно пойдем вниз…
Геле показалось, что соседка немного не в себе.
— Да я вам объясняю… — начала говорить Геула, но женщина ее не слышала.