– Ух, ё… – только и сказал, узрев разбросанные тела сподвижников. Так и умер, удивленный, когда я, отступая в нишу, начал вбивать в него свинцовые аргументы. Он болтался, дергался вместе со своим ожерельем, голосил, как недорезанный…
Эти твари разразились бешеным огнем, но меня уже не было. Я бился о какие-то теснины, о трубы большого и малого диаметра, оплетающие сырые стены, набивал шишки о вентили и муфты. Чертыхался, падал, не вписываясь в повороты. Впереди бежала женщина, хрустела крошка у нее под ногами. Она была знакома с этой местностью, а я нет! Фонарь оказался под рукой, с ним пошло веселее. Из темноты выплывали бетонные блоки в потеках бурой слизи, скособоченный потолок, с которого свисала какая-то труха. Под ногами хлюпало. Я чуть не прозевал низкую кирпичную арку. Она выпрыгнула, как черт из табакерки. Имелась отличная возможность расквасить лоб! Я отпрянул, пролез под ней, согнувшись. А перебравшись на другую сторону, сделал остановку. Нечистая сила лезла в коридор, гремела за поворотами амуницией и матерками. Осветив пространство впереди себя, я вынул гранату, выдернул чеку, положил ее под арку и прыжками помчался до ближайшего изгиба. Риск имелся, а что делать? Но повезло, ударная волна не прошла по всему подземелью, рвануло в ограниченном пространстве. Дрогнул свод, посыпались кирпичи, и ахнуло на пол все, что находилось в потолочном перекрытии. Поднялась лавина пыли. Прочистив ухо, я критически обозрел содеянное. Гора получилось что надо – человеку по горлышко. Минут на пять задержит. Я помчался дальше, догоняя свою новую подругу по несчастью, к которой еще не придумал, как относиться…
Мы долго брели какими-то подземными ходами, ползли, когда потолки вжимали нас в пол. Она со мной не разговаривала, глотала слезы. Я тоже помалкивал. Кружилась голова от нехватки кислорода и дикой усталости. Сознание периодически отключалось, что не влияло на скорость передвижения. Я смутно помнил, как мы выбрались из канализационного колодца. С кислородом на планете было напряженно, но, в сравнении с духотой подземелья, это был живительный морской бриз! Мы перебежали перепаханную улицу Космическую и через энный промежуток времени уже углублялись в подземные дебри под самым большим в Сибири техническим университетом…
Такое ощущение, что мы проспали сутки. Возможно, так и было. Я очнулся первым. Голова раскалывалась, ныли кости. Мы находились в крохотном полуподвальном помещении с оконцем под потолком. Сквозь эту брешь в стене просачивался блеклый свет. Подсобка лаборатории или что-то в этом духе. Стены гуляли волнами, зияли пугающие дыры. Остатки стеллажей, горы хлама на полу. Кто-то здесь уже ночевал – судя по истлевшему тряпью и засохшим пятнам крови. Несколько минут я тупо разглядывал заваленный строительным мусором дверной проем. Если так было до нас, то как мы здесь очутились? Другой двери здесь не было. Впрочем, это детали…
Заворошилась груда облезлого тряпья в углу, выбралась опухшая мордашка, уставилась на меня со священным ужасом. Картина потекшей акварелью. Волосы пепельного цвета паклей торчали из-под шапки, под глазами зеленели круги. Было в ней что-то трогательное, щиплющее за душу, хотя и немного настораживающее.
– О, нет, ты не храпела, – быстро сказал я. – Успокойся.
– Очень смешно, – проворчала она и надрывно закашлялась. Упала обратно, забралась в свои тряпки.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Не хочу тебя расстраивать, но я в порядке, – ворчливо отозвалась Ольга.
– О, что ты, я совсем не расстроился, – буркнул я, стянул рюкзак и принялся в нем рыться. Потом еще минут пять я уговаривал Ольгу принять таблетки, от которых ей точно не станет хуже. Она ворчала, что ей ничего от меня не надо, что лучше бы я шел куда подальше, но в итоге проглотила антибиотики, потом закрыла голову руками и провалилась в ступор. Изредка она вздрагивала, проглатывала рыдания. Мне было очень жаль, но повторять об этом в третий раз не хотелось.
– Расскажи, что вчера случилось, – попросила она, поднимая голову и устремляя на меня исполненный неприязни взор. Она уже не казалась такой страшной, как после пробуждения, хотя лицо могла бы и помыть.
Я рассказал.
– И ты не смог ее защитить, – со вздохом констатировала новоявленная сирота. – Убивать ты умеешь, прикончил целую кучу негодяев, а сделать так, чтобы мама осталась живой, ты не смог.
Я мог бы привести кучу доводов в свою защиту, но решил воздержаться. По крупному счету, она права.
– Господи, какая я дура, что оставила ее одну… – Она опять провалилась в свои ладошки, но, к счастью, ненадолго. Оторвала руки от лица и грозно свела неопрятные брови, которые давно пора было проредить. – Учти, если я говорю «какая я дура», это не значит, что я дура, понял?
– Я понял, – кивнул я. – У тебя есть диплом. Ты не дура.
– Да пошел ты…
Лучшим решением в создавшейся ситуации было бы сесть рядом, обнять, сказать какие-то утешительные слова. Она бы непременно треснула меня по лбу, но я бы уже не чувствовал себя таким засранцем. Мне было очень неловко, неудобно, хотелось провалиться сквозь землю или куда-нибудь убежать. Воистину неисповедимы пути Господни…
– Мама, кстати, рассказывала про тебя. – Ольга мстительно оскалилась. – Она говорила, что все люди как люди, а ты – первосортный обалдуй. Способности были, а толком нигде не учился, даже в армию пошел – лишь бы не учиться. И вообще, ты неблагодарная скотина, вот. А также язва, циник и недотепа.
В этот день я был согласен выслушивать про себя любые гадости. Я смастерил виноватую физиономию и снова закопался в рюкзак. Правилами личной гигиены можно было пренебречь, помыться и почистить зубы можно и через неделю, но питаться надо регулярно. В рюкзаке осталось восемь банок – половина с перловкой, половина с говядиной. Все разумные сроки хранения вышли много лет назад, но народ питался этими деликатесами, и не припомню случая, чтобы кто-то умер. Несколько минут я молча накрывал на стол, используя в качестве последнего обернувшийся в кирпич калорифер.
– Присоединяйся, – предложил я.
Она фыркнула.
– Спасибо, не ем.
– Ты ценный товарищ, – похвалил я. – Сущая находка. Но поесть, однако, придется – энергия космоса далеко, она тебя сегодня не накормит. Нормальные, между прочим, консервы, в них скрывается невиданный запас калорий.
– И невиданный запас нитритов, – буркнула Ольга. – Для тех, кто не понял, – канцерогенов.
– Да уж, вокруг нас других канцерогенов нет, – восхитился я. – Не поверишь, женщина, но вся наша нынешняя жизнь – злокачественное новообразование. Для тех, кто выжил после катастрофы, рак уже не страшен. В ходу теперь иные модные болезни: от инфекций, отключающих мозг и делающих человека прожорливым зомби, – до социальных «заболеваний», штампующих редких сволочей. Кстати, этих редких сволочей развелось в последнее время…
Но я ее не убедил. Впрочем, видя, с каким аппетитом я уплетаю «канцерогены», Ольга в итоге смягчилась, порылась в своем мешке и выставила на стол подозрительный брусок размером с кирпич, но определенно не кирпич. Предположительно это был спрессованный продукт питания. Большого аппетита вид его не вызывал, неприятно засосало под ложечкой.
– Поясни, – сглотнул я. – Надеюсь, это не брикетированные лечебные фекалии.
– Морская капуста, – неохотно объяснила Ольга. – Вчера, когда ты не смог защитить мою маму, я ходила на охоту – не просто так, а вполне адресно. Возможно, ты помнишь, что на проспекте Маркса перед кинотеатром «Аврора» было китайское заведение под названием «Чайна Таун»? Работали там буряты и калмыки, но это неважно. В большинство своих блюд они добавляли морскую капусту. От заведения осталось мокрое место, но не так давно, блуждая по коллекторам, я наткнулась на остатки древней цивилизации, в частности, на склад «Чайна Тауна». Стена оказалась проломленной, их склад находился глубоко под землей. Холодильное оборудование, разумеется, не работало, но там и без холодильников царит такой зверский холод… – Ольга поежилась. – Похоже, мы достукались, что вечная мерзлота теперь начинается не за шестьдесят шестой широтой полярного круга, а везде где только можно. Стоит копнуть немного вглубь – где нет коммуникаций, а только почва – и сплошные льды. С одной стороны, это неплохо, можно содержательно проводить время, выискивая старые продуктовые хранилища…
– Скажи, морская капуста – это было единственное, что ты сподобилась взять? – Мои страдания, видимо, были отчетливо нарисованы на физиономии, она злорадно скалилась. Не всем дано любить морскую капусту!
– А вот это ты зря, она очень полезная…
Мы ели и пили остатки моего коньяка в гробовом молчании. «Какие-то поминки у нас грустные», – думал я, украдкой разглядывая свою новую знакомую. Стоило признать – дочь моей учительницы выглядела именно на столько, сколько ей было. Но секретом вечной молодости, к сожалению, не владела. Крепкая фигура, продолговатое скуластое лицо, обветренная кожа, срочно требующая кремов и прочих средств омоложения. Приятной формы нос, губы. Удивляли глаза – невероятно прозрачные и лучистые, предательски выдающие все ее мысли и мнение об окружающих.
– Прекрати меня разглядывать, – проворчала она. – Я не реагирую ни на взгляды, ни на легкий флирт. А будешь приставать, получишь по затылку.
– Да не хочу я к тебе приставать, – возмутился я. – Во-первых, два дня назад у меня уже был секс, во-вторых, ты даже после бутылки огненной воды будешь не в моем вкусе. А в-третьих, у меня уже есть девушка, к которой я, кстати, в данный момент и направляюсь.
Она обратила, наконец, на меня внимание, хотела прокомментировать первый и второй пункты, но передумала, начала с третьего.
– Охренеть, – сказала Ольга. – По ходу мы имеем дело с душераздирающей романтической историей. Давай, Карнаш, или как там тебя, досказывай, раз взялся, делись своей нечаянной радостью.
Она вся истекала желчью и сарказмом, и все же я начал повествовать. По мере моего рассказа Ольга дважды крутила пальцем у виска, смотрела на меня с жалостью, фыркала через плечо, а когда я закончил, постучала кулаком по лбу.