– Спокойствие, дорогие мои, спокойствие, – бормотал я. – Враги уже мертвы, как рок-н-ролл, а мы еще нет.
– Да как же мы не мертвы?! – кричала Ольга. – Ты оглох?!
Из разбитых окон доносился раздражающий свист. Он делался громче, еще больше раздражал. Рвануло так, что заложило уши – метрах в двадцати левее! Автомобиль подбросило. Вот так дела! Пусть не гвардейскую «Катюшу», но обычный противопехотный миномет бандиты все же подтащили.
– Все живы?! – заорал я.
Судя по лаю и воплям на галерке, страдания носили исключительно моральный характер. Что-то долго Ольга выбиралась задним ходом из клумбы. Но вроде справилась, хрустела рычагами. Машина подалась вперед, огибая препятствия – по касательной, к зданию автовокзала. Молодец, сообразила – под защитой этих глыб нас уже не сможет накрыть миномет. Но снова машину тряхнуло – прогремело за спиной – задние колеса оторвались от земли, шмякнулись обратно, и мы поняли, что чувствуют космонавты (вернее, чувствовали). Ольга подпрыгнула, выпустила руль. Я ахнул, мы летели на бетонную глыбу, схватился за баранку, усыпанную какими-то приятными на ощупь выпуклостями. Уже позднее я разглядел, что это были человеческие зубы, посаженные на суперклей. Машина ушла от столкновения, Ольга с ревнивой злостью отобрала у меня руль.
– Отдай, я сама…
Подъем по Красному проспекту от автовокзала был, в принципе, очищен! Где-то зияли трещины и разломы, где-то валялись куски асфальта, но, лавируя, вполне можно было проехать. Я оглянулся – на Южную площадь высыпали люди, стреляли вдогонку из автоматического оружия. Но в погоню на своих быстроногих «броневиках» не бросались. Почему? Об этом стоило призадуматься. Пули выли где-то в стороне, Ольга рывками утапливала газ, швыряя машину то влево, то вправо. Мы въезжали в исторический центр Новосибирска. Правда, выглядел он сегодня не очень…
– Сворачивай на Советскую, – спохватился я. – Поедем параллельно. Нечего нам делать в этом чистилище…
Она энергично закрутила баранку, пикап подался влево… и резко встал. Мы чуть не вышли через лобовое стекло! Вместо разрыва в бульваре зияла огромная приглашающая трещина шириной четыре метра! Пот хлынул градом, мы едва не клюнули в нее носом!
– Ты уверен, что это то, что нам сейчас надо? – икнув, с ехидцей осведомилась Ольга.
– Не совсем… Дьявол! Ладно, давай обратно на проспект. Пропадать – так пропадать…
И снова утомительные маневры взад-вперед. Мы обзаводились свежими вмятинами, отвалился задний бампер. Но мы теперь катили по проспекту, выезжали на площадь Свердлова, окутанную серой дымкой. За спиной уже не стреляли, никто нас не преследовал.
– Не могу больше… – срывающимся шепотом пробормотала Ольга, сдавая вправо, где в отдельных местах сохранилась обочина. Встала, оставив включенным двигатель, но погасила фары. Откинулась всей массой и что-то мучительно простонала. Я нащупал автомат, опасливо огляделся. Это был какой-то новый уровень, ощущение попадания в очередную виртуальную реальность. Вроде всё, как всегда, только тягостнее, страшнее. И оттого, что здесь царила тишина, веселее не делалось. В окружающих нас руинах практически не угадывались контуры прежних зданий. А ведь все, что здесь было, – сплошь архитектурные шедевры. За спиной – «стоквартирный дом» Андрея Дмитриевича Крячкова, памятник архитектуры федерального значения, удостоенный диплома первой степени на международной выставке искусств в Париже в 1937 году. Рядом – здание крайисполкома того же автора – областное правительство, напротив через дорогу – художественный музей, величественное здание «Запсибзолото». Сплошная классика, приятные линии, монументальность форм. Куда подевалось это величие? Порывы ветра гуляли по проспекту, гоняли мусор, вздымали пыль. Завершив осмотр, я повернулся, критически обозрел свое войско. Усмехнулся – ну точно золотая рота на «Антилопе Гну». Ольга сжалась в упругий комочек, помалкивала, делала вид, что на меня не смотрит, хотя только тем и занималась. Не феминистка, с облегчением подумал я. Самомнения куча, а гложет мысль о сильном мужском плече. Способна на многое, но «запас хода» ограничен. Молчун забавно сидел на заднем сиденье – растопырил лапы, прижался боком к спинке, шумно дышал, высунув язык. Пацан безудержно икал, но это не мешало ему хрустеть упаковкой, забрасывать что-то в рот и жадно жевать.
– Хай, дворяне, – как можно вежливее сказал я. – Все живы, все полны сил и готовы пройти до конца этот тернистый путь. Кузьма, ты что жуешь?
– К-конфеты, – заикаясь, сказал пацан. – Л-леденцы в шоколаде.
– Где купил? – удивился я.
– А к-когда из к-кузова сваливал… т-там жжж-мур лежал, а из к-кармана торчало что-то, н-ну я и прибрал п-по ходу.
– Молодец, не растерялся, – усмехнулся я. – Привычка свыше нам дана. Инстинкт что-то слямзить работает даже на смертном одре. Жри уж, шкет, да смотри, зубы не обломай.
– Мы в полном дерьме, Карнаш, – убитым голосом сообщила Ольга. – Это по поводу тернистого пути. Здесь негде свернуть на параллельные улицы, все проезды и переулки завалены. Проехать можно только по Красному проспекту. Догадайся, как долго мы по нему будем ехать?
– Да уж, центральный проспект… – вздохнул я. – Можем, кстати, бросить машину и отправиться пешком. Имеется мнение, что в этой машине мы несколько заметны.
– С таким-то обозом? – покосилась за спину Ольга. – Нет уж, благодарю покорно, лучше на машине. Глядишь, куда-нибудь прорвемся. Будет, кстати, здорово, если ты перезарядишь пулемет.
– Нечем, – вздохнул я. – Парни торопились, не успели загрузить боеприпасы. Не на войну же ехали – шпендика ловить.
– Ну, пипец…
– Ох, связался я с вами, – сокрушенно прочавкал малец. – Кабы знал, что все так хреново будет, сидел бы себе, рыбку удил…
– Спасибо, что поблагодарил за спасение, – усмехнулся я. Похоже, пацан начинал отмерзать и неплохо себя чувствовал.
– Да ладно, дяденька, – смутился Кузьма. – Сочтемся еще, чё ты наезжаешь?
– Слушай, – разозлился я, – хватит уже называть меня дяденькой, а эту леди… неопределенного возраста – тетенькой. Зови меня дядя Леш… нет, лучше дядя Карнаш, а эту тетеньку – тетя Оля. Уяснил?
– Не, – помотал шапкой Кузьма, – только больше запутался.
Ольга проглотила «леди неопределенного возраста», перевела рычаг передачи и медленно тронула машину вдоль по проспекту. Представляю, сколько мужества ей для этого потребовалось. Я приготовил автомат, вставил новый магазин, положил поближе обе оставшиеся гранаты. Спорное решение, ну, ладно, проедем хоть какой-то отрезок пути. Страшно гулять пешком по неблагополучному району… Я вскинул ствол, когда в развалинах филармонии по правую руку что-то зашевелилось и переползло. Это существо боялось нас так же, как мы его… Черная кошка перебежала дорогу, волоча что-то в зубах. Видимо, крыса, а не кошка, судя по полуметровому хвосту, похожему на бикфордов шнур…
– Запах здесь какой-то… – настороженно поводила носом Ольга. Она вцепилась в баранку, напряженно смотрела на дорогу, заблаговременно объезжала препятствия. – Ты чувствуешь, Карнаш? Как у тебя с Таблицей Менделеева?
– Да уж, не цветущий сад… – я тоже стал внюхиваться. – Мне кажется, это сера.
– Прекрасно, запах преисподней… Полагаешь, мы на верном пути?
Я нервно озирался. Первое правило проводника – никогда не отдаляйся от люка канализационного колодца. А отдалился – будь добр, держи в памяти его координаты. Где тут люки? Если что-то случится, мы можем теоретически добежать… Это был не просто мимолетный серный дух – тяжелая полноценная вонь вставала над центром города, забивала нос и навевала неизбежную тошноту. Сгущался дым над головой, седые завихрения расползались по верхушкам развалин. Перестал чавкать Кузьма, как-то прерывисто вздохнул. Очень тонко и протяжно заскулил пес. По-видимому, мы въезжали в такую местность, где отказывались появляться даже головорезы Сильвиуса…
В слепых оконных глазницах покачивались белесые призрачные силуэты. Я всмотрелся. Определенно это были не привидения. Но и живыми этих существ можно было назвать с натяжкой. Они стояли в окнах бывшего здания типографии, просто смотрели, привлеченные светом. Мы проезжали мимо них – они были совсем рядом, практически в каждом окне! Безжизненные, закутанные в хламиды. Открытые участки кожи покрывали струпья, гнойные коросты. Чернели провалы глаз, пузырились волдыри… Я невольно затаил дыхание, уж лучше в этом месте вдыхать через раз. Прикоснись к человеку такое существо, дыхни на него – и несчастный обречен…
Они безучастно смотрели на нас, не совершая ничего предосудительного, но от этого становилось еще хуже. Заторможенные, безволосые, лишенные половых признаков. Я слышал о таких существах. Однажды даже столкнулся с чем-то подобным в Акатуйском микрорайоне, но предпочел не углублять знакомство. Этих бедолаг называли навозниками. Эпидемии в наше время вспыхивали разные, инфекциям было несть числа. Не все они будоражили «ген ярости», развивали челюстные кости и вызывали неистребимое чувство голода. Были и такие, что действовали наоборот. Заразившиеся люди покидали колонии (если их не успевали убить), сбивались в коллективы «единомышленников» – работали новообретенные стадные инстинкты, а иногда заражались целые колонии – поскольку с профилактикой инфекционных заболеваний в наше время было не очень. Они влачили растительную жизнь, они все видели, но у них был атрофирован слух, атрофирована речь. Их жизнь напоминала однообразный сон, а организм был устроен так, что обходился минимальным количеством пищи, пожирая в голодный час самого себя. Тела гнили, высыхали, отмирали орган за органом. Но на место выбывших приходили другие. Их никто не ел – ни зомби, ни мутировавшие животные, от них держались подальше ВСЕ. Только бандиты иногда постреливали в качестве развлечения – с безопасного расстояния. При чем тут серный запах, исходящий от этих существ, – оставалось загадкой.
– Нет, это невыносимо… – Ольга утопила газ, и пикап побежал веселее. Промелькнуло странное архитектурное сооружение на примыкающей Коммунистической улице. В былые годы эту «рогатую» высотку с рослыми башенками на макушке как только не называли – и «Бэтмен», и «Штепсель», и «Привет братве». Но все сходились во мнении, что данный конструктивистский ляп – не что иное, как архитектурное преступление, и его создателей нужно посадить на электрический стул. Со временем люди привыкли, высотка примелькалась и стала одним из символов города контрастов. Даже разрушиться это чудо не могло по-человечески! В то время как прочие здания осыпались, складывались вполне «естественным» образом, от этого отвалилась ровно половина. Причем по вертикали. Получился небоскреб в разрезе, в котором хорошо просматривались просторные комнаты, ванны-джакузи, лестничные марши двухуровневых жилищ, предметы интерьера – и прочие атрибуты благополучной жизни.