е лица – я бы даже сказал, какие-то затравленные. Они негромко переговаривались, не глядя в мою сторону. Я скосил глаза влево, скосил вправо. Три стены (я находился в центре) были украшены аналогичными кронштейнами на уровне пояса, к которым крепились веревки. Похоже, в этом зале частенько держали пленников, не заостряясь на гуманном к ним отношении. В настоящее время были привязаны только трое, включая меня. Я почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. У стены слева валялся Кузьма. Он, кажется, был без сознания, на затылке красовалась здоровая шишка. Справа растрепанная Ольга – она сидела на коленях, обмякшая, вялая, пустым взглядом смотрела в пол.
Я попробовал ее окликнуть. Но похоже, меня лишили дара речи – я что-то прокудахтал и надрывно закашлялся, отчего в голове разразился фейерверк. Мужчины обернулись, но тут наверху хлопнула дверь, послышались женские голоса. Одна из дам непринужденно смеялась. По лестнице напротив спускались смутные фигуры. В этом было что-то необычное – достаточный повод, чтобы навести резкость. По ступеням сходили длинноногие фигуристые женщины! Они отлично смотрелись, у них сегодня было приподнятое настроение, они энергично обсуждали свои женские проблемы. Их галдеж сливался в невнятную, но приятную для уха какофонию. Я уже тысячу лет не видел сексуальных и беззаботных женщин! Я не верил своим глазам. Но это не была галлюцинация. В зал спускались сексапильные барышни с распущенными волосами, одетые во что-то облегающее, с элементами армейского стиля, в щеголеватых сапожках на высоких каблуках! Их лиц я пока не различал – лишь мутные пятна. И мужчины, столпившиеся внизу, как-то подобрались, сделались озабоченными, прекратили разговаривать. Первой спустилась стройная шатенка с бюстом четвертого размера. Она прекратила хихикать, осмотрелась, что-то бросила плечистому мужику. Тот учтиво отозвался – как бы даже не подобострастно, смастерил гримасу, показывая в мою сторону. Рыжая проследила за его взглядом и что-то злобно прошипела собеседнику. Тот попятился, залебезил. «Матриархат какой-то», – недоуменно подумал я. Дальше было еще хуже – рыжая окончательно рассердилась и отвесила мужчине пощечину! У того с чувством собственного достоинства были проблемы – вместо того чтобы двинуть нахалке по физии, он смертельно побледнел и начал оправдываться. «Алиса Павловна, это недоразумение, – различал я отдельные слова. – Это приказ Анжелики Викторовны, я не виноват…» Остальные мужчины не вступились за товарища – стояли, как прибитые, потупившись в пол.
Горячий пот струился по лбу, щипал глаза. Абсурдность происходящего наводила на мысль о том, что я сплю. Дамы неторопливо спустились в зал. Две остались на галерее. Приняли расслабленные эротичные позы, оперлись на ограждение, положив на плечи укороченные «спецназовские» «Кипарисы». Сверху они прекрасно могли всё видеть. А делегация из привлекательных амазонок совершила вояж по залу. Сначала они подошли к Кузьме, который очнулся и поглядывал на них волчонком. Потом к Ольге, которая окончательно потеряла интерес к жизни и ни на что не реагировала.
– Совсем расклеилась бедняжечка, – услышал я приятный, но довольно грубоватый голос – он принадлежал не рыжей. – Отвести ее в девятый блок, пусть полежит, посмотрим, получится ли из нее что-то доброе. Мужчины, не спим, не спим, слышали, что я сказала?! – Говорящая похлопала в ладоши, и двое мужиков в мешковатом обмундировании, сорвавшись с места, бросились к Ольге. Отвязали ее, схватили под локти, поволокли к лестнице. Ольга не сопротивлялась, такое ощущение, что у нее отказали ноги. Ее подняли наверх, протащили мимо амазонок с автоматами, которые с любопытством проводили ее глазами, втолкнули в какую-то дверь.
– Мальчишку – в карантин! – начальственным тоном распорядилась дама. – Не верю я в его перевоспитание, был бы он помоложе годика на четыре… Ладно, разберемся.
Еще один послушный исполнитель бросился к Кузьме, но тот уже был наготове. Быстрая возня, мужчина завизжал, отшатнулся от мальчишки. Из прокушенной артерии на запястье фонтаном хлестала кровь! Он корчился от боли.
– Получил, засранец?! – торжествующе воскликнул Кузьма и потряс кулачком. – Подходите еще, суки, приласкаю! – Он хищно оскалился, с губ пацана стекала кровь.
Женщины дружно засмеялись. Кто-то картинно зааплодировал. Немедленных репрессий, как ни странно, не последовало. Пострадавшего увели – он вел себя смирно, не ругался в присутствии дам.
– Браво, Гаврош, он знает свои права! – отсмеявшись, заключила начальница. – Вот дуралей, теперь он точно напросился… Ладно, оставьте его, пусть пока посидит, зубами пощелкает…
Ко мне приближались колышущиеся силуэты. Мне было трудно дышать. Я поднялся на колени, чтобы встретить их во всеоружии. Снаряд разорвался в голове, я стиснул зубы, чтобы не застонать. Картинку перед глазами заволок туман. Напротив меня остановилась статная высокая женщина в облегающих одеждах. Волосы, черные как смоль, красиво растекались по плечам. Заструился аромат приятных духов. Она задумчиво постукивала изящной палочкой по отвороту глянцевого сапожка. Я тяжело задышал. Впрочем, нет, не то… Женщина нагнулась, лицо ее приблизилось, обрело резкость, она разглядывала меня с любопытством. Дама оказалась не такой уж молодой, как ее фигура. Скуластое, резко очерченное лицо, выщипанные брови, глаза пронзительно карие, губы выкрашены яркой помадой. Ей, возможно, было под сорок – самое время молодиться и заботиться о собственной внешности.
Я молчал, резонно рассудив, что слова уже не властны над ситуацией. Да и трудно было говорить. Она не проявляла враждебных намерений, обозрела меня с ног до головы, утолила любопытство. Потом распрямила спину, задумчиво постучала стеком по плечу.
– Ну, не знаю, дорогая, – донеслось между взрывами в голове. – Я не спорю, у тебя, возможно, есть вкус, но чтобы принести такую жертву, гм, искусству…
Брюнетка отошла, приблизилась еще одна – на этот раз блондинка (явно крашеная, выдавали темные глаза), присела на корточки напротив меня. Она смотрела очень пристально, потом вытянула руку, погладила меня по голове.
– Бедненький мой Алеша… Ну, здравствуй, дорогой. Как же давно мы с тобой не виделись…
Слезы брызнули из глаз. Я расклеился, как кисейная барышня. Та женщина, что являлась мне во сне уже двенадцать лет, которую я считал заживо погребенной, к которой шел через весь город, напичканный опасностями, сидела передо мной и сочувственно гладила по голове! Она почти не изменилась, только клятые морщинки в уголках глаз и рта говорили о прошедших годах. Я снова тонул в ее глубоких, как озера, глазах, меня трясло, поднималась температура. Почему блондинка? Да ладно, какая разница? Дыхание стопорилось. Я пришел к ней! Теперь все недоразумения разрешатся, у нас все будет хорошо! Я невольно подался вперед, натянулась веревка, сдавив шею – я испытал какое-то наркотическое удушье. Моя Маринка – а это, ей-богу, была она! – даже не шевельнулась, лишь удивленно приподняла брови.
– Марина, развяжи меня… – захрипел я, давясь словами и слюной. – Мы пришли с миром… Я не знал, что ты жива, а когда узнал об этом от Александры Васильевны, бросился к тебе через весь город – она сказала, что ты можешь быть в Снегирях… Не могу поверить, развяжи меня, я все объясню…
– Разумеется, дорогой, потерпи немножко. – Она продолжала гладить меня, как котенка, стараясь при этом сохранять дистанцию. В глазах ее мелькнуло сомнение, она не могла на что-то решиться. – Ты сиди, Алешенька, сиди, не волнуйся, теперь все будет хорошо. Я тоже часто о тебе вспоминала, ведь ты у меня был единственный, неповторимый, суженый… Знаешь, дорогой, – она печально улыбнулась, – я думала, что ты найдешь меня раньше, всё ждала тебя…
– Но так уж получилось, прости, я был уверен, что ты погибла… Послушай, милая, что тут происходит? Я уже ничего не понимаю…
– В тот памятный день, мой милый, когда ты уехал к своим родителям, мне позвонили с работы, срочно вызвали – случилась чрезвычайная ситуация, с поезда сняли двух обкуренных беспризорников. К твоему возвращению я рассчитывала уже быть дома. Только успела перебежать привокзальную площадь, как все и началось… Меня придавило какой-то тумбой, очнулась через несколько часов, в темноте, меня вытаскивали из завала, вокзала больше не было… Как в бреду, голова трещала, мыслей никаких. Я оказалась в компании студентов НГТУ – до землетрясения они поджидали автобус, чтобы уехать в общежитие. Я окончательно пришла в себя только через несколько дней, совсем в другом районе, где бы я тебя искала? Началась другая жизнь, Алешенька, пришлось обрубить все концы, связующие со старой… Долгие скитания – ну, что я сейчас об этом буду рассказывать?.. Три года назад мы пришли сюда. Это не такая колония, как все остальные в городе. Здесь нормальная жизнь, строгий порядок, неприступная оборона, имеется электричество, водопровод и все связанные с ними блага. Даже бледное подобие Интернета – хотя никакой это, конечно, не Интернет, а локальная сеть… Людей со стороны мы стараемся не принимать – это связано, в первую очередь, с безопасностью и недопущением проникновения заразы.
– Мы не заразные…
– Я знаю. Имеются несколько способов визуального определения – болен ли человек. А также углубленное медицинское обследование. Но это не важно, Алешенька… Здесь оптимальное число жителей – ровно столько, сколько нужно. Порядка трех тысяч. Море в двух шагах – есть пристань, мы держим небольшой флот – для путешествий, так сказать, за море… Постоянная занятость населения, нормальное медицинское обслуживание, рыболовецкий промысел, строгая дисциплина во всем, что касается обороны, работы и быта. Это оазис счастливой жизни в мертвом мире, мой милый. Возможно, когда-нибудь именно отсюда начнет возрождаться если не планета, то Сибирь. Но это будет нескоро. Мы должны максимально укрепиться.
– Но ваши порядки…
– Ах, ты об этом… – Она доверительно подвинулась ко мне, и я опять задышал неровно. – Здесь правят женщины, как ты верно заметил. Эра мужчин закатилась – они слабаки, недотепы и тупицы. Мужчины – это рабочая сила, прислуга, патрулирование и отчасти военные операции. К ответственным делам их привлекают редко – имеется эффективный и хорошо подготовленный женский батальон. Эксперимент века, Алешенька. Мужчинам даже в голову не приходит вернуть прежний порядок вещей – когда они были главными, думали за нас и принимали решения. Они – никто, они готовы подчиняться и унижаться, лишь бы выжить. И как же грустно, что элементарные истины мы постигаем так поздно… – холодные льдинки заблестели в глазах моей возлюбленной. – Мне очень жалко, Алеша, что ты оказался в этом месте. Ты не виноват, ты ведь даже не догадывался…