предков тех, кто оказались в Америке первыми. Однако ранние переселенцы сохранили архаические домонголоидные признаки в своей анатомии и архаические формы культуры, в то время как у поздних мигрантов изменились и генотип, и культура.
Эта гипотеза сформулирована главным образом для того, чтобы примирить материалы сравнительной мифологии с данными популяционной генетики. Последние свидетельствуют скорее о едином происхождении американских индейцев, хотя считать это мнение окончательным и надежно доказанным пока нельзя. Специалисты по краниологии (см. главу 5) указывают на существование в Южной Америке домонголоидного протоморфного субстрата, который вполне мог бы оказаться носителем индо-тихоокеанского комплекса мотивов. Проблема лишь в том, что в картине современного распространения генетических линий следы этого домонголоидного населения явным образом не прослеживаются, хотя меньшая монголоидность южноамериканских индейцев по сравнению с североамериканскими давно известна. Если в генофонде домонголоидные признаки ослаблены, то почему в мифологии индо-тихоокеанский комплекс мотивов выражен чисто и ярко, особенно к востоку от Анд и у некоторых индейцев Центральной Америки? Ответа на этот вопрос пока нет.
Если бы нам пришлось реконструировать историю заселения Нового Света только по данным сравнительной мифологии, то мы бы наверняка предположили следующее. Носители индо-тихоокеанского комплекса мотивов проникли в Новый Свет и заселили его тропические области в период до ледникового максимума или во время этого максимума, когда значительные области Северной Америки не были пригодны для обитания. После того как в леднике образовались проходы, в Америку пришло новое население ― носители континентально-евразийского комплекса. Проникнув по коридору Маккензи на Великие равнины, эти люди далее расселялись на север вслед за отступающим ледником, а также на юг вдоль Тихого океана, принеся свою культуру в Патагонию.
Такому сценарию противоречит, однако, археология: в Амазонии и Гвиане нет сколько-нибудь надежно датированных памятников древнее 11,5—14 тыс. лет назад, да и в других областях Нового Света реальность докловисских памятников остается под сомнением (см. главы 2 и 3). Самые ранние, причем все же не стопроцентно достоверные, следы человека к югу от ледника датируются в Америке временем более 16 тыс. лет назад по радиоуглероду. Если люди появились здесь раньше, то где их следы? Неужели все первые обитатели Нового Света ютились исключительно на ныне затопленном континентальном шельфе? В принципе это допустимо, но не слишком вероятно. И главное: как первые мигранты сумели обойти ледники Аляски? А если люди пришли в Америку еще до ледникового максимума, то отсутствие памятников возрастом 18—25 тыс. лет назад при повсеместном обилии памятников возрастом 11—14 тыс. лет назад и вовсе никакого объяснения не находит.
Южная Сибирь остается наиболее правдоподобной прародиной всех американских индейцев, начавших свой путь в Новый Свет уже после завершения ледникового максимума, т. е. 18—19 тыс. лет назад. Однако для этого нам следует предположить, что по культуре древнейшие жители Сибири в чем-то напоминали папуасов или амазонских индейцев и что у них, в частности, были характерные для Южной Америки и Меланезии ритуалы и мифы, связанные с противостоянием мужчин и женщин как двух разных общин. Рискованная гипотеза, но и другие на данный момент не лучше.
Глава 5ИДЕМ ПО ГЕНЕТИЧЕСКОМУ СЛЕДУ
В июле 1996 г. судебно-медицинскому эксперту округа Бентон в штате Вашингтон Джеймсу Чаттерсу был передан человеческий череп, который двое подростков нашли на берегу р. Колумбия близ г. Кенневик (см. цв. вкл. 31). Никакого кладбища поблизости не было по крайней мере в течение последних столетий. Прибывшие на место работники прокуратуры обнаружили скелет мужчины лет 30-40, который лежал в неглубокой яме, размытой паводком. Видимо, это было преднамеренное захоронение. Вещей рядом со скелетом не оказалось, но в тазовой кости человека застряло острие каменного наконечника копья или дротика. Останки перевезли в Музей естественной и культурной истории университета штата Вашингтон в г. Сиэтл.
Д. Чаттерсу показалось, что череп принадлежал человеку европеоидного облика. Раз так, значит, какому-то из белых «первопроходцев», осваивавшему индейские земли на дальнем Западе и, возможно, убитому настоящими первопроходцами этих земель ― индейцами. Но некоторая доля сомнения все же оставалась, а потому решено было произвести радиоуглеродный анализ. Дата оказалась внушительной ― 9,2 тыс. лет назад. Откуда бы взяться белым людям в Америке в начале голоцена?
Значит, все-таки индеец? Это меняет дело! Не прошло и недели после обнародования результатов анализа, как союз пяти индейских (сахаптинских) племен, обитающих поблизости в резервации ― уматилья, якама, не-персе («проколотые носы» ― так их прозвали французы), ванапум и колвиль ― потребовал у властей предоставить им скелет для перезахоронения. В Белом доме индейцев поддержали, ведь политкорректность была важным пунктом «левой» программы Клинтона. Юридической основой для требования был знаменитый акт, слишком хорошо известный всем американским специалистам по доистории. Документ носит аббревиатуру NAGPRA, принят он был в 1990 г. и официально именуется так: «Акт о защите захоронений коренных жителей Америки и о репатриации». Об этом законе стоит поговорить особо, и начать приходится издалека.
Вряд ли нужно распространяться о том, что европейцы сделали с коренным населением Нового Света ― об этом знают все. Споры идут лишь о том, какая из бед послужила главным фактором вымирания. Физическое ли истребление? Инфекции, против которых у аборигенов не было иммунитета? Разрушение культуры со всеми его социально-демографическими последствиями? Впрочем, не так важны причины, как результат. По последней, очень скромной оценке, принадлежащей Д. Юбелейкеру, численность коренного населения Северной Америки на момент первого контакта с европейцами составляла почти два с половиной миллиона человек. Оценки Г. Добинса несравненно выше ― до 10 и даже до 18 млн (он исходил из того, что к моменту, когда европейцам впервые пришло в голову пересчитать аборигенов, те уже в значительной мере вымерли от повальных эпидемий). Но даже если поверить Д. Юбелейкеру, то все равно выходит, что за пять столетий в результате деятельности колонистов местное население сократилось почти на 80% и к началу ХХ в. едва превышало полмиллиона (эта цифра, естественно, внушает больше доверия). Вымирание шло разными темпами. Если в Калифорнии численность местного населения уменьшилась почти в 30 раз, то жителям арктических районов повезло больше. Слишком уж суровы там были природные условия, что и спасло аборигенов, успевших за многие тысячелетия адаптироваться к жизни в экстремальном климате. Европейцы, к счастью, были к таким условиям менее приспособлены.
До чего, однако, везет странам, где нет национальных проблем! Нельзя ведь считать кенневикские страсти серьезной проблемой для государства. И впрямь, если нет народов (самую только малость не успели истребить), откуда же возьмутся проблемы? Тем не менее в середине ХХ в. белые американцы словно опомнились. Процветающая нация бодрых оптимистов впервые почувствовала нечто вроде уколов совести, которые ей раньше, похоже, не были ведомы. Мало-помалу и вовсе не естественным путем ― за это в 1968 г. отдал жизнь Мартин Лютер Кинг ― стало улучшаться положение потомков чернокожих рабов. Полегче стало и индейцам. Конечно, мертвых не воскресить, а резервация ― это резервация. Возвращать аборигенам земли, на которых высятся небоскребы, работают шахты, зреют хлеба и утопают в роскоши курорты, никто не помышляет, но на индейцев хотя бы стали смотреть как на людей. Вымирание прекратилось, точка «надира» ― минимальной численности ― осталась позади, и местное население стало расти. Правда, это уже не то население. В жилах многих из тех, кто называют себя индейцами, осталось не так уж много индейской крови, да и от местной культуры мало что сохранилось. Но зато теперь власти стали прислушиваться к мнению тех, кого прежде только истребляли и вытесняли.
Автору этой главы довелось слышать рассказ женщины из народа навахо о ее детстве, проведенном в интернате при католической миссии на юго-западе США (это 30-е гг. ХХ в.). Детям, пытавшимся говорить на родном языке, воспитатели мыли рот хозяйственным мылом и терли язык жесткой щеткой (о судьбе их родителей в резервации говорить излишне). Но вот настали новые времена, числиться индейцем стало престижно. При резервациях открылись племенные колледжи. Согласно Акту о защите культуры и свободы вероисповедания коренных американцев, вторгаться на священные территории индейцев запрещено (а много ли таких территорий осталось?).
И вот, после этой преамбулы, мы возвращаемся к NAGPRA. Итак, археологические памятники и древние человеческие останки теперь находятся под защитой. Великолепно! Только зачем же ставить знак равенства между грабителями и учеными? А ведь именно в таком духе истолковали NAGPRA, например, в штате Калифорния, где антропологическое исследование индейских останков (а какими еще могут быть древние останки в Америке?) запрещено. Да и в других штатах антрополог, особенно приезжий, может столкнуться с проблемами. Попав в фонды Музея имени Филда в Чикаго в 1991 г., вскоре после принятия NAGPRA, автор этой главы обнаружил, что дружелюбные и гостеприимные хранители музея мрачнели, как только речь заходила о доступе к индейским останкам, племенная принадлежность которых была точно известна. Нельзя ― и точка. Впрочем, главное ведь что? Обозначить официальную позицию музейной администрации, обменяться с заезжим коллегой взглядами, после чего уйти, плотно закрыв за собой дверь, и на много часов оставить гостя наедине с искушением. Через несколько лет в ведущем американском антропологическом журнале появилась статья автора этой главы и двух его учеников, посвященная сибирско-американским связям, реконструированным по краниологическим данным. Ее выходу никто не препятствовал, хотя все изученные материалы там указаны. Не исключено, что этих материалов уже нет, вернее, они «репатриированы».