«В Москве я поняла, что у нас в Республике Саха совсем другое мировоззрение. Мы связаны с природой и духами. Мы не можем раствориться в потоке всеобщей глобализации», – уверена Григорьева. Режиссеров-женщин в Якутии немного. Валентина Степанова, второй начинающий режиссер, уверена, что успех ее фильма во многом связан с тем, что в Якутии мало фильмов от лица женщины. Ее фильм рассказывает о превратностях человеческих отношений городских девушек.
Степанова считает, что в якутской культуре господствуют восточные понятия, когда мужчина решает, а женщина помогает. «Со съемочной группой было трудно работать, оператор, монтажер, звукорежиссеры и светооператоры были мужчины. Они начинали командовать, учить меня или делать все по-своему». Однако женщины-продюсеры тут уже очень преуспели. Сардаана Саввина – одна из них, ее основная работа – преподавание английского языка в вузе. Благодаря ей три якутских фильма были показаны на Берлинском кинофестивале в специальной программе Native, посвященной кинотворчеству коренных народов.
Якутское кино стало более сложным технически, сюжеты стали глубже. Говорят, что якутский зритель тоже стал более требовательным. Например, от фильма ожидают качественного звука. Если пройдет слух, что фильм плохой, его не пойдут смотреть. Но могут ли и хотят ли якутские кинематографисты выйти из своей вечной мерзлоты в большое плавание?
Осенью 2016 года первый жанровый фильм киностудии «Сахавуд» под названием «Мой убийца» вышел в российский прокат. В апреле 2018-го якутский фильм-драма режиссера Эдуарда Новикова завоевал приз на Московском международном кинофестивале. Фильм «Тойон Кыыл» (Царь-птица) об орле, поселившемся в деревне, взял Гран-при. Этот фильм открыл российскому зрителю другую Россию, необъятную территорию, с другим лицом, своим языком, своей жизнью. В 2020 году фильм «Пугало» режиссера Дмитрия Давыдова и оператора Ивана Семенова получил главный приз фестиваля «Кинотавр».
В основном якутские фильмы русскому зрителю довольно чужды. В большинстве из них нет ни одного русского актера. Международные надежды возлагают на художественные фильмы типа «Тойон Кыыл». Но для большего успеха все же требуется бюджет посолиднее, чем 10 тысяч евро, и более универсальные темы.
«Россия под санкциями, а мы в еще большей жопе, но мы стремимся, чтобы мир нас услышал, – говорит режиссер Михаил Лукачевский. – Наш национальный эпос «Олонхо» похож на кино, потому-то у нас и развивается кинематограф. Тут сюжеты сами рождаются. Количество уже перешло в качество», – считает он.
Слава
Финская семья старается не выделяться, но все впустую.
Тёхтюр, Якутск
Мы собирались жить себе спокойно и незаметно в сибирской деревне, заниматься семейными делами и писательством, но случилось иначе. Российские и якутские СМИ чрезвычайно заинтересовались странной финской семьей с детьми, которая внезапно переехала в сибирскую глушь, и скоро мы, сами того не желая, стали публичными фигурами.
Виноват в этом российский государственный интернет-портал inosmi.ru, который переводит на русский язык иностранные статьи о России. Я писал статьи о Сибири и моей жизни тут в самую крупную финскую газету «Helsingin Sanomat», и с первой же статьи inosmi стал публиковать на русском все, что у меня выходило.
Финляндия – маленькая страна, мы часто думаем, что только финны болезненно интересуются тем, что о нас думают другие. Ан нет: русские и якуты были не менее заинтригованы. Иногда в России у моих статей было больше просмотров, чем в Финляндии. Аудитория inosmi намного больше, чем ее подписчики. Мои статьи разошлись дальше по русскоязычному интернету, где основной принцип: все можно публиковать, не задумываясь об авторском праве. Интернет-издания всех мастей рвали мои тексты на куски и иллюстрировали их фотографиями с моей странички в Facebook. Часть статей опубликовали и на якутских сайтах, через которые якутская публика увидела сумасшедшую финскую семью под новым углом зрения.
Эти переводы, естественно, затрудняли мне жизнь и работу. Некоторые герои моих историй были недовольны своей внезапной публичностью. Во-первых, мне пришлось оправдываться перед фельдшером нашей деревни. Я написал, что мы принесли в Тёхтюр ветрянку и о том, как она шарахалась от нас, как от прокаженных. При публикации в редакции еще добавили в текст, что в деревне есть «некий медицинский пункт».
«Это не «некий медпункт», а фельдшерско-акушерский пункт», – недовольно выговаривала мне фельдшер. Из-за того, что все переводилось, мне приходилось больше следить за своими словами, например когда я писал об учителях моих детей.
Самые безобидные последствия этой славы то, что нас стали узнавать. Мы были уже не просто какие-то приезжие, а «те самые финны». «Ты, наверное, финн», – спросил рабочий автомойки, когда я привез помыть своего старичка. «А, ты же тот самый финн! Можно с тобой сфоткаться?» – спросила пара в придорожном кафе. «Каково это быть известным человеком в Якутии?» – расспрашивала меня женщина, с которой я встретился по работе. В Якутске мужчина, покупавший что-то в магазине пуховиков, подошел поинтересоваться, не из Финляндии ли мы. Он оставил свой номер и попросил позвонить ему, если нужна будет помощь. По профессии он врач, специализируется на обморожениях.
Мы стали даже неким туристическим объектом: к нам приводили других иностранцев полюбоваться на осибирившуюся финскую семью. Однажды к нам домой притащили бельгийского фотографа, чья миссия была пройти по Якутии пешком с санками. Министерство по внешним связям республики привело к нам японскую трэвел-блогершу Эрико Курашиту – туристического посла региона Тоттори, с которой мы укрепляли сотрудничество между Финляндией и Японией, хмм, в Республике Саха.
Но все-таки мы были не единственные и не самые известные иностранцы в Сибири. Чуть западнее уже несколько лет жил с семьей американский пастор и сыродел Джастас Уолкер, он был постоянной звездой российских телеканалов. Известна на телевидении и финская миссионерша Анитта Лепомаа, которая долго жила в Республике Бурятия. В нашем Хангаласском улусе много лет живет Марк из Нигерии, он женат на якутянке, отец большого семейства.
В день открытия форума, посвященного дню ООН, меня и Марка пригласили выступить с поздравительной речью на мероприятии в Чапаево, в библиотеке имени первого якутского президента. Марк умел удержать внимание публики живым и веселым выступлением. Меня же какой-то бывший госслужащий провоцировал разговорами о том, что в Финляндии «изымают» русских детей. Речь шла о случаях, когда финские службы защиты забирали детей у живущих в Финляндии русских эмигрантов. Российские СМИ представили это так, что дело было не в защите, а просто финские органы против русских, это подняло много шума и докатилось даже до Якутии.
Inosmi принадлежит государственному концерну «Россия сегодня», его директор – Дмитрий Киселев, который считается одним из главных пропагандистов Кремля. К чести издания надо сказать, что переводы у них иногда бывали довольно сносные. Действия этого СМИ с точки зрения авторских прав, конечно, неприкрытое воровство, разрешения на публикацию они никогда не спрашивают, зато внимание к моим статьям делало мне честь – теперь у меня есть читатели и в России.
В работе этого портала можно найти политическую подоплеку. Журналисты должны отвечать за свои слова в мировом масштабе, но распространение моих статей в России напугало моих потенциальных интервьюируемых, некоторые потом мне отказывали. Чаще всего люди просят иностранных журналистов пообещать, что статья не появится в России, тогда они охотнее идут на откровенный разговор. Здесь я непосредственно столкнулся с границами свободы слова. Я рассказал в газете «Helsingin Sanomat» о фальсификации президентских выборов 2018 года в городе Муравленко, ЯНАО. Перевод этой статьи до сих пор не появился на страницах inosmi.
Самый комичный случай был, когда inosmi перевел мою колонку, в которой я писал про проблемы энергосбережения в России. Я писал, что в России часто топят дома «для сорок», то есть из-за протечек и плохих окон тепло идет на улицу, происходит потеря энергии. Но inosmi это перевел немного по-другому, и в результате я фигурировал в топ-новостях Яндекса, где «обвинял» россиян «в излишнем отоплении». Скандал взялся комментировать даже председатель думского комитета[50].
Иногда казалось, что inosmi пытался повлиять на иностранных журналистов при помощи комментариев под публикациями. Если я критиковал российскую политику, лента комментариев тут же наполнялась сообщениями от агрессивных троллей. «Этот западный жополиз-журналист приехал в Сибирь, нашел старый туалет, взял свое любимое коричневое вещество, размазал его по бумаге, и вот репортаж готов, и гранты обеспечены», – бился в ярости один такой.
Когда я рассказал о протестных настроениях в Новосибирске, комментаторы высмеяли меня. А через пару месяцев 3000 человек вышли на митинг в поддержку оппозиционного политика Алексея Навального.
Один читатель или тролль ругал меня за то, что я пообещал детям консоль за переезд в Сибирь. «Какой отец так поступит!» Когда я рассказал в статье про браконьерскую охоту и за сколько можно продать мускус кабарги, комментатор ответил, что я просто деньги стригу (да еще и в евро!) и совсем не рассказываю про красивую природу. Когда я писал, что никто поначалу не приглашал нас в гости, в комментариях ответили, что такое в Якутии просто невозможно, значит, это с нами что-то не так. «Какие гадости надо было сделать, чтобы местные так относились!»
В комментариях к якутским публикациям жарко обсуждали, в какой же деревне мы живем, – этого я в статьях не раскрывал. Но кто-то умудрился сказать, что в Тёхтюре. Было много настоящих, сочувствующих отзывов, не все комментарии с фабрики троллей. «Настоящая журналистика, уважаю!» – написал кто-то по поводу моей первой статьи, в которой я рассказывал про наш отъезд в Сибирь. А по поводу бума якутского кино один ч