В конце моей преподавательской карьеры я тоже решил прямо задавать острые вопросы. Что думают студенты о президентских выборах 2018 года? «Никаких выборов у нас нет. Не из кого выбирать», – отвечали они. «Но Путин все-таки единственный кандидат, которого уважают западные страны», – поправил их один мальчик.
Я рассказал им об исследованиях активистов группы Bellingcat. Они утверждали, что летом 2014 г. удар по малайзийскому самолету на Украине был нанесен из зенитно-ракетного комплекса, привезенного из России. Для молодежи это была новая информация, и они слушали с интересом. При этом никто из них не «донес» на меня за обсуждение в университете таких тем. Все студенты проходят обязательный курс «противодействия экстремизму», а экстремизмом чиновники в России могут назвать почти все, начиная с комментариев в соцсетях.
Грустно было, когда оказалось, что лишь некоторые из студентов старшего курса видели себя в будущем журналистами. Без пяти минут выпускники были разочарованы и скептически настроены на возможность получить работу, соответствующую их образованию. На младших курсах желающих работать в журналистике было подавляющее большинство. Многие проходили стажировку в относительно свободных СМИ типа еженедельной газеты «Якутск Вечерний» или на новостном портале news.ykt.ru
Примерно 80 % моих студентов были якуты, и так во всем Северо-Восточном федеральном университете. И хотя высшее образование тут на русском языке, но это большей частью чисто якутский университет, где можно встретить молодых людей из самых дальних улусов республики – Анабарского или Усть-Янского, и очень мало русских из шахтерских городов Мирного или Нерюнгри. Русские ребята не едут учиться в Якутск в якутском университете, а стремятся в «настоящую Россию» – в Новосибирск, Красноярск, Иркутск, Хабаровск или Владивосток. Лучшие или самые богатые попадают в Москву. Для выживания якутской культуры обучение в вузах на родном языке было бы логичным продолжением, но об этом в Якутии не говорят.
По официальным данным, иностранных студентов в университете человек двести, и большая часть из них – аспиранты, например из Китая. Университет входит в сеть северных университетов «Университет Арктики», посредством которой осуществляет студенческий обмен, например с университетом Лапландии. Несколько студентов уже учились по обмену в Финляндии. Финляндия и Норвегия многим кажутся близким по духу «северным вариантом», чтобы мир посмотреть.
Основателю кафедры журналистики 83 года, и при мне он все еще занимал должность профессора университета. Мне было не очень понятно, что он делал, а сам профессор не особо хотел со мной общаться. Я периодически видел его на кафедре, он сидел за столом в углу, ел яблоко и в лупу читал какие-то исписанные от руки бумажки. Он сохранил за собой место профессора до самой смерти в 2019 году.
Кафедра держится на заведующем Олеге Сидорове и доценте Валерии Надькине. Сидоров – классический представитель якутской интеллигенции, открытой для международного сотрудничества. Он председатель Ассоциации писателей Якутии и главный редактор двуязычного культурологического журнала «Илин». Он написал биографии якутских деятелей 1920-х годов и биографию Михаила Николаева, президента Якутии 1990-х. Сидоров скорее даже историк, чем журналист, но главное – он очень порядочный человек, так уважительно отзываются о ком-нибудь в России.
Надькин – русский, родился в Якутске, любимец всех студентов, он постоянно шутит, и ему выпала неблагодарная участь быть научным руководителем моей диссертации. Если Сидоров по духу ближе первому президенту Якутии, то взгляды Надькина скорее более русские. Так, по его мнению, присоединение Крыма к России вполне нормально, только вышло в копеечку.
Всегда, где бы мы с Надькиным ни пересеклись, он вспоминал какой-нибудь анекдот про финнов. И он был просто в шоке, когда на свою первую лекцию зимой я пришел в валенках. Конечно же я знал, что по этикету валенки носят только дворники, и именно поэтому я заранее отнес свои стильные оленьи унты в ремонт, но, вопреки обещаниям мастера, они не были готовы к первой лекции. «Ого, в валенках, вот дела! Это, конечно, так по-хипстерски, такого я еще не видел!» Надькин задыхался от смеха и еще много раз возвращался к этой теме.
Завкафедрой Сидоров был очень доволен тем, что у студентов хотя бы ненадолго был иностранный преподаватель. «Очень важно открыть им другую реальность именно сейчас, рассказать о том, как работают журналисты в странах Европы, о СМИ Финляндии». Однако при этом у университета ко мне было двоякое отношение, что очень хорошо отражает атмосферу сегодняшней России.
С одной стороны, университеты должны зазывать иностранных преподавателей, с другой стороны, мы, иностранцы, – угроза. Университет находится в поле зрения органов безопасности, и я догадывался, что они особенно напирали на молодого замректора по международным делам, так как я периодически получал от него сообщения с вопросами о моих документах и о том, куда я ездил.
К сожалению, везде в российских университетах вместо шевеления идей часто слышен лишь шорох бумажек. Самое важное – бюрократия. Студенты несут бумажки на подпись преподавателю, те несут их дальше в ученый совет и так далее. Даже знать не хочу, что написано во всех этих бумажках, сам я обычно не глядя подписывал все, что мне приносили. К счастью, в России чиновники обычно ставят галочку, чтобы гражданин знал, куда надо поставить свое имя.
Университет управляется крайне иерархически. Я не могу знать, насколько хорошо или плохо справляется со своей работой ректор Евгения Михайлова, но для меня был приятный сюрприз увидеть ее с мужем в самолете не в бизнес-, а в эконом-классе.
Ее позиция в университете – вторая после бога. Когда справляли 60-летний юбилей университета, на приеме каждый тост и речь посвящали уважаемой Евгении Исаевне, точно именинницей была она. Даже иностранные профессора, пришедшие на праздник, по общему образцу следовали этому странному этикету.
Михайлова оставалась на должности ректора, пока ей в 2019 году не исполнилось 70 лет, а теперь занимает пост президента университета.
В России в функции университета и его ректора входит и помощь правящей партии на выборах. Еще университет успешно, по первому требованию государственной машины, посылает студентов на разные массовые мероприятия. Пожарная тревога в общежитии – и все студенты моментально соберутся на центральных площадках студгородка. Инфантильное отношение к молодежи рождает потом инфантильное отношение к обществу.
Выданные Федеральному университету «стартовые деньги» гарантировали ему пять жирных лет, но деньги уже потрачены. Над университетом нависла угроза жалкого финансового существования и увольнений, как над остальными вузами страны. И так как Путин в мае 2017 г. приказал к выборам значительно увеличить зарплаты в государственном секторе, университету пришлось сократить свой штат, чтобы этот приказ исполнить. Сейчас в России финансирование университетов в основном лежит на студентах, большая часть которых за свое обучение платит. Год в Северо-Восточном федеральном университете стоит порядка 3000 евро, и студенты могут оплачивать его кредитами. Образование, как ни прискорбно, часто держится за счет молодежи и их родителей.
Как бы то ни было, академическая тропа дала мне отличную возможность заглянуть в будущее России, и там еще не все потеряно. Если студенты просто получат работу и шанс реализоваться, журналистику Якутии ждут вполне хорошие перспективы.
Лето
Домой
Первый год жизни в Сибири подошел к концу.
Тёхтюр, Томмот, Тында, Хэйхэ, Благовещенск
В мае 2017-го наш первый неполный год в Якутии подошел к концу.
Жене порядком надоела жизнь домохозяйки в якутской деревне. Она заскучала по своей работе и нормальной жизни. Ролью домашней учительницы она тоже пресытилась – моей супруге пришлось помимо программы русской школы обучать старшего сына еще и по финской. Год в Сибири не сделал нас сторонниками домашнего образования, модель «родители – лучшие наставники своих детей» казалась и родителям, и детям перебором.
Дети затосковали по дому, хотя в Сибири у них не было никаких проблем. Наш старший стал лениться ходить в школу, а потом лениться стала и его учительница – устала, наверное, интегрировать ребенка-иммигранта. В тетрадях было все меньше намеков на выполнение домашнего задания. Ученик все чаще являлся домой раньше времени, потому что учительница позволила ему уйти. К концу учебного года сыну постепенно разрешили свободное посещение не только уроков якутского языка, но и русской литературы. Однако это не помешало маленькому гению получить отличную оценку в четверти.
В детском саду малыши успели натворить всяких шалостей, подраться, несколько раз убегали и прятались от воспитателя, так что наш предстоящий отъезд на лето стал казаться воспитателям вполне даже хорошей идеей.
Я хотел, чтобы мы прожили в Тёхтюре еще один год, но патриархальная гегемония рухнула: мне пришлось сдаться перед сопротивлением семьи. Мы решили, что семья уедет в Финляндию и позже мы вернемся в Якутию еще на пару месяцев. Это максимум, на что согласилась жена.
Так я получил возможность совершить несколько длинных поездок, от которых я воздерживался в первый год жизни в Сибири. Я собирался отправиться на север Якутии искать бивни мамонта и посмотреть, как проходит потрясающий научный опыт обратного превращения тайги в мамонтовую степь. В заключение я хотел проехать по Северному морскому пути и выяснить, как изменение климата затронуло Северный Ледовитый океан.
Я заранее спросил Октябрину, не сдаст ли она нам снова свой дом, потому что несмотря ни на что нам там было хорошо. Октябрина ответила, что нам она его не сдаст. Она нашла уже новых жильцов – семью с маленьким ребенком. Но односельчанам она все же сказала, что ждала, что мы вернемся, но мы пропали.
У нас был еще один вариант получить этот дом: купить его. Октябрина выставила дом на продажу за 600 000 рублей. Вместе с землей это вышло бы в два раза дороже. Я задумался уже было о покупке, но жена вернула меня на землю.