Мы должны знать, какой член, какого именно коллегиального управления занимается волокитой, и мы должны сказать, что этот член за волокиту отвечает и будет отвечать с точки зрения обороны, т. е. с точки зрения немедленного ареста и военного суда, хотя бы он был представителем самого важного союза в важнейшем главке».
Не заключается ли в этих словах признание тяжелого положения Советской России, в которой, несмотря на все усилия центра, хозяйственная разруха становится все ощутимее и грознее?
Возрастающие продовольственные затруднения, сокращение запашек, понижение урожайности заставили большевиков сделать еще одну уступку жизни – отказаться от комитетов бедноты и пойти на примирение с «богатеями». Комитеты успешно производили дележ старых запасов хлеба, но, когда они оказались съеденными и встал вопрос о сборе нового урожая, надежда на бедноту рухнула.
Советские газеты заявили, что опорой красной России должен считаться «середняк», то есть тот самый «богатей», средний зажиточный крестьянин, которого раньше беспощадно травили.
Наиболее популярным в Советской России стал автор идеи середняка Калинин. Он ездил по всей России, проповедуя свою идею и организуя средних крестьян для защиты их интересов. Нечего и говорить, что это новшество несколько примирило крестьянскую массу с большевиками и внесло на время некоторое успокоение. Калинин был избран в председатели ЦИКа, органа верховной власти, то есть занял место, равнозначное с положением президента.
Однако примирить окончательно деревню с социализмом и эта новая система управления не могла. Оставалось много сомнений: поверит ли средний крестьянин большевикам? Захочет ли он давать что-либо городу за деньги, на которые нельзя ничего купить?
Большевизм преобразился. Это верно. Но надо отдать себе отчет: в чем сущность пережитой им эволюции?
Создана регулярная армия, построенная на началах дисциплины. Централизовалось управление. Несколько улучшился состав администрации. Нет прежнего дикого разгула комиссаров и прежнего необузданного террора.
Появилось «внешнее» благообразие. Наступающие советские войска сдерживают чернь, не допускают грабежей, заказывают молебны. Комиссаров встречают колокольным звоном и крестным ходом. Суеверная и темная масса, прежде возмущавшаяся кощунством большевиков, теперь умиляется, наблюдая их уважение к религиозным обрядам.
Большевизм как система государственного управления перестал быть господством черни, превратившись в коммунистическое государство.
Социалистический фронт выровнялся. Интеллигенция перестала относиться к большевикам с прежней брезгливостью. К интеллигенции, привлеченной большевиками на свою сторону, относится и офицерство, которое по большей части вовсе чуждо социализму. Органы управления наполнились людьми демократического, но отнюдь не коммунистического направления.
Хозяйственная организация, впитав в себя бывших промышленников в качестве специалистов и установив тесную связь с кооперацией, стала принимать новые формы. В некоторых случаях центральные организации стали походить на тресты, которые сохранятся и в будущем, с той разницей, что промышленники, теперь получающие жалованье как чиновники, потом будут получать доход как владельцы. Промышленные предприятия, в которых управление вводит произвольной продолжительности рабочий день и где рабочие подчинены управляющему – чиновнику социалистического государства, отличаются от государственных предприятий капиталистического типа лишь большей фактической зависимостью рабочих от хозяина.
Ставка на середняка легализировала существование класса мелкой буржуазии.
Таков был большевизм ко второй половине 1919 года.
Сведения о перерождении большевизма не могли не укреплять и без того создавшегося настроения в пользу примирения с ним. Кому, в конце концов, могла нравиться Гражданская война? Кто только не страдал от нее непосредственно или косвенно, либо от бедствий кровопролития и опустошения, либо от раздробления России на части, разлуки с близкими, либо от ужасных эпидемий, тоски по культуре и т. д.
Сила всегда влечет к себе. Организаторские способности большевиков, их неуклонность и настойчивость в стремлении к цели, бесцеремонность в расправах с врагами и победы на всех фронтах, увенчавшиеся успехами, покоряли слабовольных, неустойчивых и, наконец, безразличных, которые готовы были примириться со всем, лишь бы закончилась война.
Так росло соглашательское настроение.
Но далеко не все, кто изменял Колчаку, искренне стремились к сотрудничеству с советской властью. Внешняя эволюция большевизма не могла ни усыпить ненависти к деспотическому режиму советской власти, ни обмануть насчет прикрытого внешним благообразием внутреннего содержания коммунистического государства.
Если передовые части победоносной советской армии создавали в населении впечатление дисциплины и порядка, то вслед за ними появлялись «чрезвычайки», комиссары и Совдепы, которые начинали реквизиции и расправы, и первое успокаивающее впечатление быстро сменялось ужасом и бессильным гневом. Коммунистическое государство по самой природе своей таково, что даже при полной дисциплинированности агентов власти оно создает ад, подавляющий человеческую личность, с деспотизмом, известным только самым мрачным эпохам истории.
Среди врагов Омского правительства наиболее могущественным была партия социалистов-революционеров. Она погубила Сибирское правительство своей оппозицией, заговорами и блоком с чешскими политическими представителями. Она погубила и Директорию, скомпрометировав ее своей открытой развязностью и нескрываемой подготовкой к захвату власти. Все время она разлагала тыл и армию адмирала Колчака.
Отлично организованная, закаленная в подпольной борьбе, приучившая своих членов к строгой дисциплине, партия социалистов-революционеров поставила своею целью захватить государственную власть в свои руки, которые она считала единственно способными создать демократическую Россию. Она ничему не научилась на опыте Сибирского правительства, областной думы и Директории. Своего бессилия в созидательной работе, практической беспомощности и деловой бессодержательности она не признала. Она продолжала мечтать о власти.
Армия Колчака бежала. Для партии социалистов-революционеров наступил момент ответственного решения: «Добивать ли Омское правительство или остаться лояльными, чтобы остановить победное шествие красных?»
Уверенность в своих силах руководила партией. Она выступила против правительства адмирала. Какой же расчет мог быть у партии социалистов-революционеров, когда она решила облегчить победу большевиков: искупить свою прошлую вину, участие в восстании 1918 года? Это могло быть стремлением отдельных лиц, но не партии. Помочь ликвидации контрреволюционного движения реакционеров, каким считалось правительство Колчака? Это, несомненно, было одним из главных побудительных мотивов партии, но у нее были еще и положительные стремления: она рассчитывала одолеть не только Колчака, но и большевиков. Таков был тайный расчет партии.
Несмотря на несомненные успехи большевиков, никто не верил в их долговечность.
В самом центре России, в коренных русских губерниях, появились новые враги советской власти, отряды Зеленой армии. Советская печать не замалчивала этого явления.
Крестьяне, не переходившие к Деникину, убегали, однако, и от большевиков. Они отказывались от войны, но образовывали отряды для самозащиты. Скрываясь в лесах, они в виде отличительного знака носили зеленые ветки и оттого получили название «зеленые». Эти враги советской власти оружием побеждены быть не могли, политика же советской власти, ставка на середняка, по-видимому, тоже не побеждала их.
Другой грозный враг большевиков поднимался из хаоса экономической разрухи. Привлечение специалистов, трудовая дисциплина, упразднение коллегиального управления – все это было похоже на уступки врагам, которые тщетно стремятся умилостивить его, подобно тому как конституционные уступки деспотических правителей стараются смягчить революционный гнев восставших.
Вот на каких союзников могли рассчитывать те, кто протягивал руку побеждающим большевикам, сжимая в другой револьвер.
Тайный расчет был построен на том, что коммунизм идет к своему концу, что непримиримость буржуазного крестьянства и экономический развал помогут эсерам превратить победителей в побежденных.
Глава 25В Иркутске
Поезд прибыл в новую столицу вечером. Правительство встретили с музыкой. Командующий войсками Артемьев представил председателю Совета министров тут же, на вокзале, весь генералитет. Прибывший раньше правительства государственный контролер Краснов представил всех гражданских чинов.
Представителей общественности не было. Земство и город демонстративно уклонились от встречи.
Кто же поддерживал правительство? Неужели только те самые военные, высшие представители которых его же бессознательно губили? Неужели правительство было только организацией для обслуживания армии и только с ней было связано?
Да, оглядываясь назад, приходится сознаться, что это было так.
Сибирское правительство устраивало свою Сибирь. Население Сибири знало, что оно имеет свое правительство, обращалось к нему, требовало от него и обещало ему. Но пришло Российское правительство и сразу оторвалось от Сибири. Население почувствовало, что правительство живет не им, что оно глядит на Запад, а власть увлекалась военными перспективами – такова была идея диктатуры: сначала победить, потом устраивать.
Правительство было Омским, и в Иркутске оно оказалось чужим. Тяжело было его положение.
В тот же вечер Краснов, который вместе с товарищами министров, ранее откомандированными на Восток, разрешал там до прибытия правительства текущие вопросы, доложил Совету министров последние новости.