В 1911 году под его руководством были произведены экономические изыскания Иркутско-Ленской железной дороги, а в 1912 году по поручению Иркутского биржевого комитета – экономическое обследование кустарных промыслов Иркутской губернии. В следующем году по поручению городского управления города Мысовска[44], Забайкальской области, будущим министром была составлена и напечатана работа по вопросу о проведении железной дороги Мысовая[45]—Кяхта.
Целый ряд статистических работ И.И. Серебренникова был напечатан как результат изучения отдельных вопросов сибиреведения по обширным цифровым материалам всеобщей переписи 1897 года. Общественная деятельность Ивана Иннокентьевича была сосредоточена преимущественно в Иркутске.
Во время войны Иван Иннокентьевич принимал ближайшее участие в делах Иркутского комитета Союза городов, состоя товарищем председателя этого комитета и председателем его военно-технического отдела, исполнявшего ряд заказов на оборону. В то же время был представителем Земгора[46]в Заводском совещании Сибирского района.
В последнее время, после захвата большевиками власти в Иркутске и разгона ими Заводского совещания, И.И. Серебренниковым была принята от Бурятского национального комитета в Чите работа по описанию хозяйственного быта и землепользования бурят Иркутской губернии и Забайкальской области, а от правления Монгольской экспедиции по заготовке мяса – работа по описанию скотоводства и скотопромышленности Сибири и Монголии.
От этих работ И.И. Серебренникова оторвал призыв в ряды Сибирского правительства летом 1918 года. Человек очень умеренных и трезвых взглядов, он занял в составе омской власти позицию уравновешивающего и примиряющего центра.
Наименее влиятельным членом правительства был Михаил Бонифатьевич Шатилов. Как уже указывалось, он был избран в министры случайно, так как считался Сибирской областной думой малопригодным для этой роли. Этот безвольный человек, рабски подчинявшийся партийной дисциплине, не обладал даже способностью защищать ту точку зрения, которая ему предуказывалась Томском – центром сибирского эсерства. Единственное его качество – редкая мягкость и беззлобие – нисколько не могло помочь ему справиться с ответственными обязанностями министра.
М.Б. Шатилов – сын крестьянина, окончил Томский университет в 1909 году. Он сотрудничал во многих газетах и был издателем и редактором журнала «Сибирский студент». Но его литературная работа была такой же бледной, как и политическая. По убеждениям он – черновец и автономист-областник. На Сибирском областном съезде в 1917 году он был избран членом Областного совета, который и созвал Сибирскую областную думу.
Лучшей иллюстрацией министерских способностей Шатилова может служить следующая представленная им «Схема компетенции и ближайшей деятельности министерства туземных дел». Схему эту Шатилов воспринял безоговорочно от туземной секции Сибирской областной думы.
«1) Все населенные преимущественно туземцами части Сибири, которые имеют редкое и малокультурное население и экономически лишены возможности организовать самоуправление, выделяются из состава существующих губерний и передаются в ведение министерства туземных дел.
2) Безусловно и немедленно переходит в ведение министерства туземных дел та территория Сибири, которая лежит на Севере за 60-м градусом северной широты.
3) Условно переходят в ведение министерства туземных дел районы, населенные преимущественно туземцами, лежащие южнее северной широты, причем министерство принимает все меры к немедленному определению границ этих районов для представления на утверждение Сибирской областной думы.
4) Все мероприятия, осуществление которых входит в компетенцию специальных министерств, передаются министерством туземных дел для исполнения в соответствующие министерства».
М.Б. Шатилов, юрист, ни минуты не задумался о том, какова же природа этого своеобразного министерства с особою территорией и другими министерствами в качестве исполнительных органов!
Правительство П.В. Вологодского обладало двумя свойствами, которые могли обеспечить ему политический успех: во-первых, умеренностью и трезвостью взглядов большинства и, во-вторых, несомненной демократичностью происхождения и социальных симпатий. Новую Россию должны создавать новые люди, по преимуществу вышедшие из народной среды, понимающие нужды народа и умеющие говорить с ним.
В этом отношении правительство Вологодского отвечало требованиям времени, и первые его политические шаги, казалось, предвещали ему блестящее будущее. Но несчастная идея коллегиальности власти, личные нелады членов правительства, их политическая неопытность и, наконец, гибельное влияние чешского вмешательства в политику заставили Сибирское правительство сойти со сцены.
Основы политики правительства были обдуманы им довольно бегло. Журнал частного предварительного совещания касался лишь вопроса об отмене советских декретов, денационализации, восстановлении суда, запрещении Советов рабочих и крестьянских депутатов – словом, только первых, вступительных шагов.
Этот журнал не был подписан Шатиловым. Он нашел, что там не все точно изложено. Удобный предлог, чтобы не закрыть себе пути отступления.
Утром 30 июня ко мне на квартиру приехал адъютант министра юстиции и просил прибыть в вагон министра.
Меня просили принять должность управляющего делами правительства, то есть фактически остаться на той же должности, которую я занимал при комиссариате. Ознакомившись с программой правительства и симпатизируя его целям и направлению, я охотно согласился. В вагоне, стоявшем на самом берегу Иртыша, было светло, уютно и оживленно. Члены правительства казались единомышленниками и друзьями. Все акты принимались ими единодушно и проходили легко, без излишних разговоров, но с торжественностью, отвечавшей ответственному моменту принятия власти.
Первой была подписана грамота председателя Сибирской областной думы Якушева о переходе всей полноты государственной власти на всей территории Сибири к законно избранным Областной думой пяти министрам.
Второй подписана была грамота Временного Сибирского правительства, призывавшая «все государственно мыслящие элементы, всех, кому дорого возрождение России и свобода Сибири, объединиться вокруг правительства в его государственном строительстве на предуказанных Сибирской областной думой началах народоправства». Грамота возвещала, что правительство вступает в верховное управление страной, что оно считает Сибирь нераздельной частью великой Всероссийской демократической республики и что оно не потерпит «ни малейшего поползновения каких-либо общественных групп на незакономерное вмешательство в деятельность органов правительственной власти».
Автором этой грамоты был Патушинский.
К часу я составил грамоты на имя членов Западно-Сибирского комиссариата и на имя командующего армией Гришина-Алмазова, и в середине дня состоялось торжественное вручение этих грамот Западно-Сибирскому комиссариату, признавшему переход власти.
Новое правительство накануне вступления во власть обдумало преимущественно вопросы внутренней политики и в этой области в первые же дни управления ясно выявило свое направление. Оно выразилось прежде всего в стремлении ликвидировать следы советской власти.
Все декреты объявлены были незакономерными, а потому ничтожными, все существующие Советы депутатов было постановлено закрыть. Восстановлены были исключительные положения военного времени на железных дорогах и водных путях и введены новые правила о военном положении. Наряду с этим последовало восстановление судов, централизованного порядка назначения на должности и единоличного управления губерниями и областями.
Решительный и последовательный тон законодательства сразу создал благоприятное для правительства впечатление и расположил в его пользу элементы, которые, не доверяя авторитету правительства, происходившего от Сибирской думы, готовы были его игнорировать.
В июле 1918 года Сибирь была еще отрезана от внешнего мира, фронт существовал как на востоке, так и на западе. Было послано несколько телеграмм в Пекин через Монголию, но ответов на них не приходило.
Дипломат Сибирского правительства Головачев стремился, однако, поскорее оправдать существование Министерства иностранных дел и, хотя в этом не было никакой практической надобности, добивался скорейшей декларации государственной независимости Сибири. Этот акт был подписан 11 июля. К нему никто не отнесся с тем вниманием, которое, казалось, должно было вызвать появление на свет нового государства, и само государство это исчезло так же незаметно, как появилось. Будущий историк должен, однако, отметить, что в 1918 году существовала четыре месяца самостоятельная Сибирская республика. Последовательным и горячим защитником отстаивания сибирской независимости был среди членов правительства только один Патушинский.
Сепаратизма в декларации 4 июля не проявилось. Она мотивирована тем, что «Российской государственности как таковой не существует, ибо значительная часть территории России находится в фактическом обладании центральных держав, а другая захвачена узурпаторами народоправства, большевиками», и объявляет, что «правительство не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли Державу Российскую, и что все его усилия должны быть направлены к воссозданию российской государственности».
Вскоре после принятия власти Сибирское правительство встало перед вопросом, оказавшимся для него роковым – перед вопросом о созыве Сибирской областной думы.