На заседании Административного совета 23 сентября были доложены результаты экстренного расследования по поводу убийства конвоирами гражданина А.Е. Новоселова. В этом же заседании товарищ министра внутренних дел А.А. Грацианов, посетивший В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова по их освобождении, сообщил, что прошения об отставке, согласно объяснению В.М. Крутовского, им и Шатиловым были подписаны под угрозой расстрела; далее А.А. Грацианов, со слов того же Крутовского, сообщил, что Крутовскому и Шатилову по освобождении их было предъявлено лицами, их арестовавшими, требование покинуть город Омск в течение 24 часов.
Заявление В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова о вынужденной подаче ими прошений об отставке и вынужденном их отъезде, а также невыясненность обстоятельств убийства А.Е. Новоселова вызвали единодушное решение Административного совета о немедленном образовании Верховной следственной комиссии из трех членов Административного совета под председательством управляющего Министерством торговли и промышленности профессора П.П. Гудкова в составе: временно управляющего Министерством народного просвещения профессора В.Н. Саввина, исполняющего обязанности управляющего делами Совета министров, члена Омской судебной палаты И.И. Карнеева-Гребарова, представителя военного ведомства, представителей военного и гражданского прокурорского надзора и следственной власти.
Наряду с этим заместитель председателя Совета министров И.А. Михайлов обратился по телеграфу в Уфу к командующему армией с категорическим предложением об устранении от должности начальника гарнизона города Омска и назначении расследования его действий, вследствие чего командующим армией и было сделано распоряжение об устранении от должности полковника Волкова и его аресте.
Утром 24 сентября начальником военного контроля полковником Зайчеком был арестован товарищ министра внутренних дел Грацианов и была сделана попытка арестовать заместителя председателя Совета министров и председателя Административного совета, министра финансов И.А. Михайлова.
По докладу полковника Зайчека, арест Грацианова и попытка ареста Михайлова произведены им по телеграфному распоряжению из Челябинска от чешского высшего начальства.
В течение суток со времени ареста Грацианова Административный совет установил: во-первых, что верховная всероссийская власть, сформированная уже к этому времени, не делала распоряжений ни об аресте И.А. Михайлова, ни об аресте А.А. Грацианова, и 25 сентября утром товарищ министра внутренних дел А.А. Грацианов из-под ареста был освобожден и не осуществлялись уже более попытки к аресту Михайлова; и, во-вторых, что верховная всероссийская власть постановила вернуть к деятельности министров В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова и прервать занятия Сибирской областной думы.
25 сентября, в связи с изложенными выше событиями, от председателя Совета министров Временного Сибирского правительства из Владивостока была получена на имя министра финансов И.А. Михайлова телеграмма с одобрением действий и решений Административного совета и с указанием на необходимость производства расследования о действиях начальника гарнизона.
В вечернем заседании Административного совета 25 сентября было постановлено пополнить состав Верховной комиссии одним представителем чехословацких войск и одним представителем от Омского совета присяжных поверенных» (Сибирский вестник. 1918. № 32).
В приведенном сообщении обращает на себя внимание указание на вмешательство в инцидент со стороны чехов. Якушев был в постоянном контакте с некоторыми чешскими политиками – особая дружба установилась между сибирскими эсерами-черновцами и чехами Глоссом и Рихтером, недалекими и неуклюжими дипломатами, как раз под стать тому типу деятелей, которые преобладали в Областной думе и страдали честолюбием, не имея данных на успех.
Трогательная дружба Областной думы с чешскими политиками привела последних к решению активно выступить в поддержку заговорщиков. И я не сомневаюсь, что эта поддержка была обещана раньше, в Томске, иначе дума не решилась бы выступить, потому что за ней зияло пустое пространство, в то время как правительство пользовалось широкой общественной поддержкой и обладало лояльными военными силами.
Как только в Томске получена была телеграмма с указом о перерыве работы, дума решила оказать неповиновение, организовала свое правительство – исполнительный комитет – и постановила предать суду Михайлова (министра финансов) и Грацианова (товарища министра внутренних дел), распоряжением которых была закрыта дума.
Энергичный и смелый томский губернский комиссар А.Н. Гаттенбергер, впоследствии министр внутренних дел при Директории и адмирале Колчаке, быстро ликвидировал всю эту детскую затею, не обратив внимания на угрозы и требования, которые предъявляли к нему чехи об освобождении арестованных членов исполнительного комитета.
Вот эпизоды из этой чешско-эсеровской кампании.
Губернский комиссар Гаттенбергер сидит у себя в служебном кабинете. В том же доме помещается канцелярия Сибирской областной думы. Там происходят непрерывные конспиративные заседания, на которые приглашается и чешский «дипломат», доктор Глосс. Участие в совете старейшин думы посторонних лиц было обычным явлением. Самарский уполномоченный Гуревич сиживал и на заседаниях думы, не то что в совете старейшин – там он был своим человеком. Зато из членов думы приглашались далеко не все, кому следовало представительствовать в совете старейшин.
Бывает время от времени на закрытых заседаниях совета и иностранец, доктор Глосс. Неожиданно в один из тревожных дней он появляется в кабинете Гаттенбергера, куда проходит в сопровождении двух солдат, по-видимому, из совета думы, находившегося, как сказано, в том же доме.
– Вы что здесь делаете? – спрашивает Глосс.
– А вам что угодно? – отвечает комиссар.
– В городе тревожно, я хочу знать, что вы делаете.
– Нет, в городе спокойно. Вы можете не беспокоиться, а я занимаюсь делами, которые вас не могут интересовать.
Глосс ретируется. Это было накануне роспуска думы. Спустя два дня, когда помещение канцелярии думы было опечатано, а некоторые члены думы, и в том числе Павел Михайлов, были арестованы, Глосс, опять в сопровождении солдат, занимает служебный кабинет Гаттенбергера в его отсутствие и оттуда звонит ему по телефону.
– Кто у телефона?
– Доктор Глосс.
– Что вам угодно?
– Вам известно, что помещение Областной думы опечатано?
– Да, известно.
– А вам известно, что арестован член думы Павел Михайлов?
– Известно. Это я распорядился об аресте.
– А на каком основании?
– По распоряжению правительства. А вы по какому основанию вмешиваетесь?
– Я прошу вас приехать в управление комиссара, мне нужно переговорить с вами.
– Мне не о чем говорить с вами. Я разъединяю телефон.
Гаттенбергер едет затем к генералу Пепеляеву, командиру корпуса, стоявшего тогда в Томске, и рассказывает о разговоре с Глоссом. Пепеляев обещает Гаттенбергеру в случае надобности арестовать Глосса и сдать его Гайде, который должен как раз проезжать Тайгу (станция близ Томска).
Гаттенбергер возвращается к себе. Опять звонок.
– Я доктор Глосс. Когда же вы приедете?
– Я не приеду и прошу вас меня не беспокоить. Я был у Пепеляева, и он гарантирует поддержание порядка.
– У кого вы были?
– У Пепеляева.
– Зачем вы у него были?
– Я вам сказал уже, что не буду давать объяснений своих действий.
– А что вам сказал Пепеляев?
– Сказал, что, если нужно будет, он вас арестует.
– Гм!
После этого Глосс прекращает разговор и больше не беспокоит управляющего губернией.
После всех этих перипетий Глосс был убран из Томска и стушевался вплоть до Иркутского восстания.
Убитый в Омске Новоселов был настоящей жертвой чужой игры. Виновником его смерти является Якушев, который руководил всей этой политической авантюрой, печальные последствия которой гораздо тяжелее, чем можно было думать.
Новоселов – сибирский казак по происхождению, талантливый писатель. Его очерки из сибирского быта написаны красиво и тепло. Он прибыл с Востока, желая отдохнуть от политики и отдаться литературной работе.
Связь Новоселова с казачеством внушила, очевидно, реакционным кругам мысль, что это опасный человек, в то время как в действительности он мог быть только полезным человеком. Невежественная рука озлобленного человека, явно не отдававшего себе отчета в бессмысленной жестокости и тяжкой преступности совершаемого, покончила с Новоселовым в загородной роще Омска.
С этого момента началась военная распущенность, которая постепенно возрастала; в ней вылилась и месть за пережитое во время революции от «социалистов» – такое же бесхитростное мировоззрение, как и у крестьян, смешивающих всех социалистов в одно, – и деморализация, укрепившаяся за время тирании большевиков, озлобившая и ожесточившая нравы.
Говорят, что сам полковник Волков, начальник Омского гарнизона, не предвидел такого исхода ареста и рвал на себе волосы, когда узнал о случившемся.
Между тем работы комиссии по созданию всероссийской власти близились к концу. Компромисс следовал за компромиссом. На всех решениях лежала печать поспешности и неискренности. Чехи торопили и запугивали. Общая военная обстановка, опасность, грозившая самой Уфе, действовали на членов совещания, заставляя больше отдаваться чувству, чем разуму. Неудачность выбора города давала себя знать.
После компромисса по вопросу об Учредительном собрании первого созыва последовал второй – по вопросу об областных правительствах. Вместо определенного решения вопроса о том, остаются они или нет, было постановлено «положиться на мудрость» будущего правительства. Вологодский из Владивостока дал указание, что он считает целесообразным сохранить весь сложившийся сибирский аппарат власти, придав ему значение общегосударственного, но эта идея не нашла себе отражения.