Вся обстановка внешней и внутренней работы думы вела к государственному перевороту.
После указа о перерыве занятий думы и принудительного возвращения думской делегации из Иркутска президиум думы принял меры к информации томского представителя чехословаков доктора Глосса. С другой стороны, находившийся в Омске И.А. Якушев по прямому проводу также просил доктора Глосса вмешаться в конфликт думы с правительством. Такие же меры были приняты для осведомления чешского генерала Сырового. Ко времени арестов И.А. Якушева, В.М. Крутовского и М.Б. Шатилова чехословацкие войска были достаточно информированы президиумом думы, и притом в том неверном смысле, что инициатива государственного переворота исходит от министра финансов И.А. Михайлова и товарища министра А.А. Грацианова. Вследствие такой информации чехословацкими военными властями был отдан приказ об аресте И.А. Михайлова и А.А. Грацианова. Получив свободу, председатель Сибирской областной думы И.А. Якушев, по его собственному заявлению, «поставил себя под защиту чехов».
Большинство думы представлено партией эсеров. В программе этой партии областничество занимает второстепенное место агитационного значения. Самое главное, так сказать, сердцевина программы эсеров выходит за пределы местных интересов. Партия эсеров действует во всероссийском масштабе. Как таковая она стремится к захвату центральной государственной власти для осуществления своей программы в пределах всего государства.
С самого начала великой Февральской революции партия эсеров захватила в свои руки и центральную власть, и местное самоуправление. Интеллигенцию привлекал к этой партии благородный боевой пафос, проявленный ею в борьбе с царским самодержавием.
Многомиллионное крестьянство шло за этой партией, соблазняемое аграрным большевизмом, которого так преступно много в тактике ее вождей, вроде В. Чернова.
Местные эсеры с первых шагов деятельности Временного Сибирского правительства стремились подорвать его авторитет. Краевой орган партии ежедневно подвергал беспощадному бичеванию деятельность правительства, не брезгуя даже явным натравливанием на него населения. Из этой же среды местных эсеров в официальный орган самарского Комитета членов Учредительного собрания была передана информация о том, что Временное Сибирское правительство ведет реакционную политику, что оно оставлено демократическими элементами и т. д. Один из видных представителей этой партии, находясь на высоком посту, информировал самарский Комитет по прямому проводу, надо полагать, настолько неблагоприятно для Временного Сибирского правительства, что на требования последнего предъявить ленту разговора ответил уничтожением ее.
Борьба большинства думы с Временным Сибирским правительством есть не что иное, как стремление через его голову соединиться с самарским Комитетом членов Учредительного собрания и образовать единую всероссийскую власть, находящуюся под контролем названной партии. Теперь это достигнуто.
С болью приходится отметить слова председателя думы И.А. Якушева: «Нет худа без добра. Конфликт Временного Сибирского правительства с Областной думой ускорил образование всероссийской власти и ослабил позицию Временного Сибирского правительства на Уфимском совещании».
Деятельность президиума Сибирской областной думы и ее большинства мы считаем противоправительственной, противогосударственной и преступной.
Она противоправительственна потому, что сводилась к устранению сложившейся верховной власти Совета министров.
Она противогосударственна потому, что в исключительных условиях борьбы с большевизмом и германцами вместо создания единой, действительно всенародной власти, стремилась установить партийную диктатуру.
Она преступна потому, что отсутствие действительно всенародной власти поведет к анархии и откроет широкое поле для иностранной оккупации.
Сибирская областная дума настоящего состава, заявившая себя противоправительственной, противогосударственной и преступной деятельностью, должна быть распущена. Она не является оплотом сибирской автономии и не имеет права на дальнейшее существование.
Подписали:
Почетный председатель фракции областников и беспартийных
Сибирской областной думы Г.Н. Потанин.
Председатель фракции А.В. Адрианов.
Товарищ председателя профессор Н.Я. Новомбергский.
Член Сибирской областной думы В.М. Попов».
Таков был суд людей, действительно близких Сибири и чуждых партийности. Какое же впечатление должны были произвести после этого возобновление работ думы, хотя бы на один день, расшаркивания Авксентьева и «утешения» Гольдберга?
Благодаря Директории ускорилось объединение всех областных правительств на территории Сибири и Урала.
На Дальнем Востоке дольше всех держались амурские сепаратисты во главе с Алексеевским. Когда делегация Сибирского правительства была во Владивостоке, она мало интересовалась этим оригинальным государством. Ясно было, что оно неминуемо сольется с остальной территорией из-за невозможности наладить свою финансовую и экономическую независимость. Создание Директории и пример прочих правительств ускорили это слияние.
Директория положила конец и существованию Алаш-Орды, киргизской правительственной организации, заменив ее главноуполномоченным правительства по делам киргиз-кайсаков с подчинением ему местных органов Алаш-Орды (Вестник Всероссийского правительства. 1918. № 10).
Едва ли кто-либо из членов Директории отдавал себе ясный отчет, что такое сама Алаш-Орда и ее органы. Надо знать киргизов, их родовой быт, значение, которое имеют у них султаны и аксакалы (старейшины), чтобы ясно представить себе, как много опасности для бедных масс киргизского населения таила в себе эта Алашская автономия, не определенная точными юридическими рамками. К счастью, местные органы Алаша были по большей части чистым мифом, и организация исчезла, как будто испарившись.
При этом общем соотношении сил, которое сложилось на восточном антибольшевистском фронте, объединение власти в руках Омского правительства было неизбежно. Но самарская группа добровольно ее едва ли передала бы, и весь смысл существования Директории, в конце концов, свелся к тому, чтобы безболезненно слить две непримиримые власти – омскую и самарскую.
Однако Директория понимала свои задачи шире.
«Добровольное растворение областных правительств в единой всероссийской власти даст ярче всяких слов понять нашим союзникам, что русская власть является реально познаваемой силой и авторитетом. Калейдоскопическая пестрота различных правительственных образований, в особенности на Востоке, где в одном Владивостоке существовало чуть не до восьми правительств, заставляла даже тех из наших союзников, которые с глубокой симпатией относятся к русскому народу и судьбам России, несколько не доверять способности русского народа создать в настоящий момент власть авторитетную и признаваемую всеми.
Такое положение не могло не отражаться и на готовности с их стороны оказать реальную дружескую помощь России – помощь, в которой мы нуждаемся и которую мы примем от наших искренних друзей с таким же доверием, с каким мы сами приходили в прошлом им на помощь. Благодаря этому я надеюсь, наши отношения с союзниками, которые и теперь носят дружеский характер, еще более упрочатся и оформятся. Нам это необходимо не только во время устроения нашей внутренней жизни, но и во имя тех задач, которые должны стоять перед Россией на будущем мирном конгрессе».
Как видно из этих слов, Авксентьевым руководила соблазнительная перспектива признания Директории союзниками как действительно всероссийской власти. Он мечтал даже о представительстве на конференции.
Я помню, как волновался Авксентьев, когда в конце октября пришло известие, что Германия капитулирует.
– Вот тебе и на! – только и мог проговорить он.
Я вполне его понимаю. Продержись Германия несколько больше, союзная помощь России вылилась бы в иные формы. Как только весть о перемирии дошла до фронта, так «братья» чехи попросились в тыл.
На банкете 6 ноября многоречивый генерал Болдырев сообщил, что на фронте дерутся уже только русские части. Это было не вполне, но почти точно. Почти все чешские части уже ушли на отдых, и активную борьбу стали вести только русские силы, что не мешало, однако, чехам еще долго рекламировать себя в Америке как единственную силу, выносившую на своих плечах всю борьбу.
Еще 15 сентября по поводу падения Казани чехословаки опубликовали воззвание, в котором красноречиво убеждали бороться против «социалистической власти – Совета народных комиссаров», которая, как говорится в воззвании, «к сожалению, все-таки пользуется у многих из вас непонятными для нас симпатиями».
«Не забывайте, – говорится дальше, – что несут вам на штыках своих подходящие советско-германские войска. Горе русским рабочим, горе русским крестьянам, горе русской независимости.
Неужели мы должны сомневаться – желает ли русский народ действительно у себя порядка, народовластия, свободы и союза с остальными демократическими и культурными народами или предпочитает советскую власть, которая является отделом берлинского правительства, с которым они заключили позорный союз.
Мы с вами, братья, и мы вас в эти тяжелые минуты, когда многое должно решаться, не оставим.
Мы заявляем вам, граждане, что Казань и Симбирск в скором времени будут взяты обратно и опять будут в ваших руках, но на этот раз уже навсегда, потому что на этот раз Казань будет взята по приказу чехословацкого командования.
На этот раз мы не остановимся перед Казанью и пойдем дальше и принесем на штыках своих матушке-Москве приветствия от всех вас, граждане, от всей уже освобожденной России».
Подписано было это воззвание капитаном Медеком, доктором Власаком и генерал-майором Чечеком.
Так рассуждали чехи тогда, когда еще неизвестна была победа союзников. Они обращались к русскому народу, они обещали ему освобождение – и в тот момент, когда сформировалась при их участии народная власть Директории, они первые оставили эту власть на произвол судьбы, забыв свое обещание «Мы не остановимся». Они действительно не остановились, но только не на том пути, на котором их ожидали видеть.