Пепеляев присоединился к чешским войскам Гайды и вместе с ними пошел освобождать Сибирь. Многие из солдат, которые взяли Пермь под командой Анатолия Николаевича Пепеляева, знали его еще по прежней боевой деятельности. Он сжился с ними, понимал их душу и вел тот же образ жизни, как и они. Каждый день генерал объезжал все свои полки, разговаривал, пел песни с солдатами, и они его обожали.
Имя Пепеляева стало так популярно, что бард единоличной власти Жардецкий, опасаясь за жизнь адмирала, болезнь которого была очень серьезна, уже поговаривал о Пепеляеве как о возможном заместителе адмирала.
Но адмирал стал поправляться, и судьба послала ему ряд ободряющих успехов.
Ликвидировали инцидент с Семеновым. Действие приказа было приостановлено. Семенов объявил, что готов дать показания следственной комиссии.
С.Д. Сазонов выразил согласие принять пост министра иностранных дел в правительстве адмирала.
Наконец, генерал Деникин уведомил, что он признает верховную власть адмирала.
Деникин писал:
«Признаем верховную власть, принятую вашим превосходительством, в уверенности, что Вы солидарны с основными началами политической и военной программ Добровольческой армии.
Начала эти следующие: восстановление единой неделимой России, не предрешая будущей окончательной формы правления; борьба против революционной организации большевиков до полного уничтожения; военные действия сибирских армий согласуются с общими планами кампании и главного командования Добровольческой армии».
Верховный правитель ответил на это так:
«Признание Вами верховной власти, выросшей на Востоке России, знаменует собой великий шаг к национальному объединению, для достижения которого мы положим все наши силы. Основные начала политической и военной программ Добровольческой армии, изложенные в Вашей телеграмме, совершенно разделяются мной и правительством. Общность цели и глубокое внутреннее единение между нами обеспечат успех взаимодействия. Ваше сообщение укрепляет во мне веру в скорое возрождение единой России. Адмирал Колчак».
Все эти успехи не замедлили сказаться на отношении союзников.
19 января высокий комиссар Великобритании отправил адмиралу следующее сообщение:
«Ввиду того что ваше высокопревосходительство приняли на себя верховную власть в Омске, правительство Великобритании желает выразить свое горячее сочувствие всем усилиям в установлении свободного Русского государства на твердых основах общественного доверия. Только при таких условиях Россия может вернуться к истинному ее положению среди других наций и получить возможность в полной мере принять участие в работе цивилизации».
Вслед за этим 21 января высоким комиссаром Франции господином Реньо было передано Верховному правителю сообщение от французского правительства, в котором последнее высказывает живое сочувствие состоявшемуся соединению екатеринодарского Национального центра с правительством адмирала Колчака.
Одновременно французское правительство указало, что назначение господина Сазонова в качестве общего министра иностранных дел послужило к укреплению Омского правительства, которое, таким образом, продвигается по пути, ведущему к признанию верховной власти адмирала.
Удачи поднимали энергию. Нужно было напрягать силы для укрепления успехов на фронте и обеспечения порядка в тылу. Главным препятствием к последнему были партийные несогласия и постоянные взрывы, то слева, то справа.
На заседании Совета министров вопрос о декларации вызвал оживленный обмен мнениями по вопросам общей политики.
Министерство иностранных дел настаивало на амнистии всем членам Учредительного собрания и на немедленном учреждении комиссии по подготовке выборов в Учредительное собрание.
Второе предложение не вызвало возражений, но первое подверглось критике, и в результате декларация оказалась длинной и невыразительной. Вместо амнистии было дано торжественное обещание не преследовать оппозиционные партии, если они не будут вести борьбы с властью.
Бесцветность декларации усиливало то обстоятельство, что она не давала никакого представления о программных предположениях правительства; оно отклоняло от себя все основные вопросы, относя их на будущее, на то время, когда страна будет освобождена от большевистского гнета. В то время это казалось правильным, теперь видно, как это было ошибочно.
Я приведу некоторые места из декларации, потому что она оказалась очень характерной для Омского правительства, отражающей его добрые намерения и его слабую волю:
«Мир встретил Новый год с душевным облегчением и радостными надеждами.
Радость просвещенного мира отзывается и в русских сердцах, но радость эта тонет в глубокой скорби. Насильники, окончательно разорившие несчастную страну, хозяйничают в сердце России. Они в корне подрывают благополучие народа.
Там, где господствуют большевики, царят голод и непрерывная гражданская война. Народное достояние расточается, и государству Российскому угрожают полное разорение, вековая кабала и нищета.
Все просвещенное в России безжалостно и зверски истребляется. В темноту и беспомощную слепоту повергается русский народ, и именно тогда, когда ему особенно нужны люди, знания и науки. Медлить нельзя.
Каждый день большевистского господства приносит новые кровавые ужасы и приводит Россию в состояние безнадежного разрушения.
Всех, кто в это ответственное время разлагает здоровый дух войск, кто возбуждает население против власти, кто препятствует правильной работе железных дорог и важнейших предприятий, правительство будет преследовать с беспощадной суровостью.
Но правительство, стоящее вне всяких партийных течений, правительство возрождения страны, не видит оснований для борьбы с теми партиями, которые, не оказывая поддержки власти, не вступают и в борьбу с ней. Не время теперь для внутренней розни.
Государственный разум и национальная совесть подскажут всем деятелям крайних течений, что их будущее и будущее демократии вообще зависит от умения ограничить себя в настоящем, когда напрягаются последние усилия, чтобы спасти страну и свободу. Правительство ожидает также полного подчинения власти и со стороны тех, кто, якобы защищая государственность, колеблет в действительности силу и достоинство власти, прибегая к самоуправству.
Цель, которую ставит себе правительство, должна стать общей целью честных граждан России: освободить страну от большевистского гнета, спасти последние остатки народного достояния и приступить затем в полном порядке и разумно к переустройству народной жизни на началах свободного участия самого народа в органах общегосударственного и местного управления.
Только тогда будет прочно и на справедливых основаниях обеспечен землей российский земледелец, возродится русская промышленность и обеспечены будут за русским рабочим лучшие условия труда и существования.
Достижение этих целей составляет основную задачу Российского правительства. Лишенное возможности проводить законы через народное представительство, оно стремится, однако, подготовить страну к выборам во Всероссийское Национальное собрание и в ближайшее время созовет комиссию для разработки соответствующего положения.
Година возрождения, когда решается судьба родины, должна начаться взаимным прощением обид и ознаменоваться подъемом национального чувства и утверждением столь необходимого в стране гражданского мира».
Теперь, когда я перечитываю эту декларацию, мне бросается в глаза ее проповеднический тон. Не так должна говорить власть.
Я не могу придраться к мыслям декларации. Много месяцев спустя я повторял их в Иркутске, при возобновлении работ экономического совещания; я начал тогда и окончил теми же мотивами – «благоразумие всех партий», «гражданский мир»…
Но как мы были тогда далеки от благоразумия, и насколько было бы полезнее, если бы в своей декларации Совет министров объявил, что он отменяет нелепые распоряжения о военной цензуре, назначает председателя комиссии по выборам в Учредительное собрание, объявляет крестьянству, что не будет отбирать у него землю.
Надо, однако, сохранять историческую перспективу. В январе 1919 года мы не думали, что борьба с большевизмом так затянется. Мы, и не только мы, считали себя скромными слугами переходного времени, мы не смели брать на себя слишком много. Мы не знали тогда и недостатков нашего правительства, они сказались позднее.
Но почему мы не дали амнистии?
Это было бы, несомненно, красивым и политически выигрышным жестом. Я был инициатором этого предложения, но я вынужден был от него отказаться, когда министр внутренних дел доложил, что главные деятели самарского Комитета членов Учредительного собрания ведут переговоры с большевиками.
Мы получили в это время советское радио. Текст его у меня сохранился:
«Москва, 12 января. В начале января Уфимский военный комитет получил предложение от Комитета членов Учредительного собрания открыть переговоры о прекращении враждебных действий. С разрешения Совнаркома Уфимский военный комитет начал переговоры. На переговоры представителями учредиловцев явились Вольский, Свентицкий и Шмелев. Они поставили вопросы о прекращении войны, создании общероссийского правительства из всех социалистических партий и созыве нового Учредительного собрания. В ответ им было категорически заявлено, что никаких разговоров о созыве Учредительного собрания быть не может, никакие изменения конституции Российской Советской Республики не будут допущены. Советская власть может согласиться только на легализацию партии правых эсеров в Советской России в случае, если советские власти убедятся в полной серьезности намерения учредиловцев отдать свои силы на борьбу против Колчака и Антанты. В ответ на это заявление делегация учредиловцев предъявила текст воззвания всем сторонникам Комитета Учредительного собрания прекратить борьбу с большевизмом и об активном выступлении против Колчака и стоящих за ним союзных империалистов. Переговоры продолжаются».