Сибирь, союзники и Колчак т.1 — страница 25 из 53

После приветственной речи Якушева Председатель Совета министров посылает записку и просит предоставить ему слово, но тут происходит случайное недоразумение, которое разрушает весь план. Якушев, по его словам, не заметил, кто прислал записку, и прочёл вместо фамилии Вологодского фамилию Вейнберга.

— Член Думы Вейнберг! Вы просили слова?

— Нет, я не просил.

Тогда слово было предоставлено эсеру Яницкому и, прежде чем выступил Вологодский, Дума, или, вернее сказать, фракция эсеров, которая составляла подавляющее большинство, провела и включение в свой состав членов Учредительного Собрания, и наказ.

Аттестат незрелости

— Не доросла Сибирь до парламента, — сказал на другой день Вологодский при обмене впечатлениями по поводу Думы.

Через два дня в газете «Сибирская жизнь», наиболее солидном органе Сибири, появилась моя статья, которая вызвала в Думе большие разговоры. Авторство этой статьи осталось членам Думы неизвестным. Статья озаглавлена — «Аттестат незрелости».

«В этот исторический день, — говорится в статье, — всё было хорошо, кроме — для многих это не представилось неожиданным — самой Думы.

Яркое солнце, блестящий вид войск и милиции, цветы, которыми закидали Председателя Совета министров, декларация и заявления Правительства, даже пестроватая внешность думского зала и симпатичная, чисто русская по типу, наружность Председателя Думы — всё это создавало самое благоприятное впечатление.

Но Областная Дума — не митинговое учреждение. Она рассматривает и одобряет или отвергает законопроекты, выражая мнение страны. Её голосование имеет государственное значение, и надо оценивать не внешние впечатления, оставшиеся от первого дня, а степень соблюдения «обрядов и форм столь существенных».

С этой стороны председателю Думы и ей самой надлежит поднести аттестат незрелости.

Должно быть, это первый случай в практике парламентов культурного периода, когда только что открывшийся парламент непосредственно после приветственной речи председателя, не проверив мандатов, не избрав президиума, принимает два постановления, изменяющих конституционные законы.

Ряды кресел, где заседают члены Областной Думы, ещё не отделены от кресел, отведенных для публики. Никто не может утверждать, что среди членов Областной Думы не сидели посторонние. Да в действительности они и сидели тут. Член Самарского Комитета Гуревич нашёл, например, для себя более удобным слушать декларацию Правительства, сидя с членами Думы в первом ряду кресел.

Делается внеочередное заявление о необходимости ввести в состав Думы членов Учредительного Собрания от Сибири. Председатель почему-то принимает это внеочередное заявление как законодательное предположение, ставит его сейчас же на голосование, оно принимается, и Председатель немедленно вводит его в действие, предлагая членам Учредительного Собрания занять места в Думе.

Любопытно, что переживали при этом юристы — удивление или ужас?

Перечислить все произведённые Председателем и Думой нарушения «обрядов и форм существенных» не представляется возможным.

Никакими наказами, даже наказом, принятым через несколько минут Думой, не предусмотрено принятие законов по внеочередным заявлениям. «Ни один законопроект не может быть разрешён по существу временной Сибирской Областной Думой без предварительного рассмотрения его в соответственной комиссии» (ст. 58). «Вносимые членами Думы законодательные предположения должны содержать в себе основные положения предполагаемого закона с объяснительной к ним запиской» (ст. 60). «По признании желательным издания закона на основании внесённого членами Думы законодательного предположения последнее передаётся для рассмотрения и составления соответственного законопроекта в комиссию» (ст. 62). «При рассмотрении в Думе каждый законопроект подлежит троекратному обсуждению» (ст. 65).

Почему же всё это не соблюдено председателем Думы? Забыл ли он наказ или не знает общепринятых правил парламентского обихода? Или забыл о беспартийности председателя и отдал дань партии, к которой принадлежат члены Учредительного Собрания? Всё это не меняет дела.

«Внеочередное заявление» превратилось в законопроект. Статьи закона — чего не сделает наш усовершенствованный век? — фиксировались исключительно воздушными волнами, в голосовании принимали участие не члены Думы, а лица, считавшие себя членами Думы, председательствовал милый человек, который вовсе не представил мандата.

Принятие закона производилось до проверки полномочий, до избрания президиума, до составления секретариата.

Но этим не ограничивается круг нарушений, допущенных Думою и её председателем. Законы до введения их в действие утверждаются, подписываются, опубликовываются, но и это председатель Думы, ошеломлённый торжественностью обстановки, совершенно упустил из виду, и через одну минуту после голосования состав Думы пополнился новыми членами.

Изменение состава законодательного учреждения — акт, несомненно, конституционного характера — последовало при обстановке, совершенно лишающей его силы закона и вообще всякого юридического значения.

Дума не ограничилась одной иллюстрацией своего наивно-детского отношения к законодательной работе. Также без соблюдения всяких формальностей, без чтения и обсуждения, она приняла наказ. Глубоко ошибутся те, кто подумает, что наказ состоит исключительно из правил внутреннего распорядка — этот наказ в значительной своей части представляет не что иное, как «учреждение Думы», т.е. закон самого серьёзного конституционного значения. Достаточно указать, что этот наказ определяет законный состав заседаний Думы, который почему-то понижается до 79 членов. Оказывается, сорока человек — половины законного состава Думы — достаточно, чтобы принять и отвергнуть закон.

Но тот, кто ужаснётся перспективе законодательства сорока членов Думы, окончательно обезумеет, узнав, что это неверно: 79 человек достаточно для открытия Думы, а затем, после открытия, для действительности заседания, а следовательно, и законности постановлений, достаточно участия… председателя и секретаря. Только их двух.

Это не преувеличение.

Статья 22 наказа гласит: «Для открытия и действительности заседания Думы в ней должно присутствовать не менее двух третей её членов, находящихся в месте пребывания Думы». Находиться в месте пребывания Думы могут нередко два, три человека. Как поступит Дума при наличности двух депутатов, неизвестно: две трети одного или двух получить трудно, но при трёх депутатах Дума может законодательствовать.

Местопребывание Думы нигде ещё не определено. Наказ даёт Председателю Думы возможность совершать законодательные налёты в любые города и веси Сибири и там, где окажется один-два члена, открыть заседание. Это отголосок революционного подполья, где прошла якобы состоявшаяся первая сессия Думы.

Кстати, о сессии. Почему наказ говорит о второй, когда у нас только открывается первая? Ведь если бы первая уже состоялась, то были бы и наказ, и президиум, и секретариат. Вся обстановка заседания 15 августа была обстановкой только для открывшегося парламента.

Довольно, однако!

Можно быть уверенным, что никто не посмотрит на состоявшиеся решения как на законодательные акты. Они составят только материал для будущего законодателя и для хрестоматии парламентских курьезов в назидание и увеселение потомству».

Декларация Сибирского Правительства

В омской сутолоке Правительство не успело обдумать программной речи, и уже в поезде, по дороге в Томск, мне как управляющему делами пришлось заняться составлением проекта декларации. В Томске, в специальном заседании, этот проект с рядом поправок был одобрен Советом министров и в таком виде оглашён. Переписка декларации шла почти всю ночь и закончилась только часа за два перед молебном. Председатель едва успел её прочесть. Основные мысли вступительной политической части декларации были приняты единодушно, а в них выразилось всё существо сибирской власти.

«Временное Сибирское Правительство, — говорилось в декларации, — действует как власть суверенная, с полномочиями, почерпаемыми не только от Областной Думы, Совет министров избравшей, но также из создавшегося переворотом фактического положения вещей и единодушного признания Правительства со стороны всех кругов населения и общественных организаций. В обстановке, при которой Совет министров принял на себя тяжёлое бремя управления, он не мог поступить иначе, как объявить себя суверенной, ни от кого не зависящей властью».

«Вы хорошо знаете, — говорится дальше, — сколько горькой обиды, справедливого возмущения накопилось во время большевизма в кругах, наиболее в этот период обездоленных. С каким чувством должно относиться к большевикам и примыкавшим к ним элементам доблестное офицерство, претерпевшее не только лишения, но и незаслуженные оскорбления. Сколько ненависти вызывает пережитое со стороны той части славного казачества, которое привыкло дорожить своей честью и традициями и считает разложение войска при большевиках надолго несмываемым позором и для себя.

Переворот создал благоприятную обстановку, и притом благоприятную не только психологически, для самых реакционных вожделений. Имена популярных генералов, легенда о возникающих союзах и комитетах самого правого направления — всё это носится в воздухе, выражая настроение известных кругов. Вместе с разговорами о военной диктатуре, не только неприемлемой, но и неизбежно обречённой на неудачу, это свидетельствует, что пресыщение революцией достигло чувствительной степени, что жажда сильной власти очень велика и что слабость Правительства ещё более усилила бы правые течения.

Есть два способа предотвратить укрепление реакции: один находится в руках левых партий — он заключается в сознательной умеренности требований и устранении выступлений против вынуждаемых обстоятельствами решительных мер. Можно утверждать без всяких преувеличений, что контрреволюцию справа питают, главным образом, крайние левые течения.