Зуб видел впечатление, произведённое им на Сибирочку, и, желая несколько ободрить её, произнёс, значительно смягчая свой грубый голос:
– Ишь, зашлась со страху, глупая! Ну чего испугалась? Говорю тебе: в холе у меня будешь заместо дочери жить, если признаешь меня за своего покойного дедку и другим меня за него выдавать будешь. Согласись, глупенькая, тебе же лучше станет. Ну же, тебе говорю, согласись!
Что-то новое произошло в эту минуту с Сибирочкой! Только сейчас, казалось, она поняла всё, что требовалось от неё. И странно – недавний страх при этих словах Зуба, казалось, сразу покинул её. Как, признать этого злодея за дедушку?.. За милого, доброго покойного дедушку?.. О, никогда! Никогда она, Сибирочка, не сделает этого. Пусть лучше он, этот злодей, убьёт её!
И, не помня себя от горя, ужаса, тоски и обиды за своего деда, она крикнула, вся охваченная одним сплошным гневом, одною мукою и тоской:
– Никогда! Слышите ли? Никогда я не сделаю этого, никогда, никогда, никогда!
– Ага, вот ты как! Ну не прогневайся, миленькая! Как аукнется – так и откликнется! – почти прорычал взбешённый Зуб и, раньше чем девочка могла крикнуть, позвать на помощь, схватил её на руки, быстро сунул ей в рот какой-то комок тряпиц и, связав ей лежавшей на стуле верёвкой руки и ноги, грубо бросил её на диван.
Потом быстро подскочил к ней и, нагнувшись к её уху, зашипел злобно:
– Слушай ты у меня, мерзкая девчонка!.. Ты могла бы быть счастливой теперь… внучкой моей быть… дочерью любимой… как родной дочерью… а теперь… теперь… Постой же ты у меня… В Сибирь я тебя повезу всё же с собою… Недаром приехал я сюда и разыскивал тебя за тысячи вёрст. Стало быть, ты мне нужна. Но кабы ты охотой ехала со мной, легче было бы тебе… А теперь одно скажу: лучше бы тебе и на свет Божий не родиться. Не раз помянешь Зуба и руку его… Дай только срок, улягутся все, я тебя проучу хорошенько… Небу жарко станет… Пока полежи одна-одинёшенька да на досуге подумай обо всём! А вернусь я – иной у нас будет разговор с тобою…
И, сверкнув бешено горящими глазами, Зуб погрозил девочке своим огромным кулачищем и вышел из комнаты, не забыв повернуть ключ в замке с наружной стороны дверей.
Связанная, почти задохшаяся, Сибирочка лежала теперь, близкая к обмороку, поперёк широкого грязного ситцевого дивана, без воли, без мыслей, без слёз…
Глава XIX. Снова Зуб. – Отчаяние. – Неожиданная защита
Сибирочке становилось с каждой минутой всё хуже и хуже. Верёвки резали ей руки и ноги. Тряпка, засунутая в рот бедной девочки, мешала ей свободно дышать. Она почти совсем задыхалась. Её спутанные мысли отказывались работать… Уже не прежний ужас, а тяжёлая тоска сковывала маленькое сердечко. Теперь уже самый страх перед тем, что будет, не терзал, как прежде, душу девочки. Она хотела только одного: хотела всеми притупленными в её измученном мозгу мыслями, чтобы то, чему неминуемо было суждено свершиться, свершилось бы теперь, сейчас…
Так тянулись тяжёлые минуты, может быть, и часы. Сибирочка не могла сообразить, сколько времени прошло, как неожиданно послышались быстро приближающиеся шаги по коридору и кто-то, подойдя к двери, повернул ключ в замке. В сильно сгустившихся сумерках, царивших в комнате, Сибирочка увидела Зуба. Он был страшен. Его глаза бешено сверкали. Лицо подёргивалось судорогой. От него пахло вином, и, казалось, он едва стоял на ногах.
Медленно, неверной походкой подошёл он к Сибирочке и, грубо схватив её, с силой поставил девочку перед собою.
– Ну что, надумала наконец? Хочешь не хочешь, а нужно тебе сделать по-моему! – грубо проговорил он и сильно потряс девочку за плечи.
Та, если бы и захотела отвечать своему мучителю, вряд ли бы могла сделать это. Тряпка, воткнутая ей в рот, не давала возможности девочке произнести ни одного слова. Тогда, видя это, Зуб освободил рот девочки, вынув оттуда грязный комок тряпиц.
– Ну, отвечай теперь, согласна ли исполнить мой приказ? Говори, а не то худо будет! – произнёс он с плохо сдерживаемым бешенством.
Сибирочка едва-едва могла перевести дух и молчала… Только маленькое сердечко её билось в груди, как подстреленная птица.
– А, так ты не хочешь говорить!.. – зашипел снова Зуб и изо всей силы отшвырнул от себя девочку, так что та, пролетев несколько шагов, тяжело рухнула на пол.
Злодей в один прыжок очутился подле неё; его перекошенное злобой лицо, со страшными от бешенства глазами и трясущимися губами, наклонилось близко-близко над лежавшей пред ним связанной жертвой.
Он сжал свой огромный кулак и взмахнул им над головой Сибирочки…
Ужас, отчаяние, трепет перед побоями заставили Сибирочку собрать последние силы и прервать своё тяжёлое, мучительное оцепенение.
– Помогите! – отчаянно и глухо крикнула она с мольбой.
В ту же минуту сильно затрещала ведущая в соседнюю комнату ветхая дверь, соскочила с петель, рухнула под чьим-то могучим напором плеча – и чёрная, как сажа, женская фигура появилась на пороге комнаты…
– Элла! – крикнула вне себя угасающим голосом Сибирочка.
– Да-да! Элла здесь, госпожа! – прогремела негритянка и с нечеловеческим, диким остервенением бросилась на Зуба.
Тот, не ожидавший ничего подобного, замер от ужаса, увидя перед собою чёрное лицо, сверкающие белки и оскаленные, как у зверя, зубы.
Воспользовавшись этим замешательством, негритянка, толкнув бродягу на пол, наскоро сорвала простыню с кровати, находившейся тут же в комнате, и скрутила ею ноги и руки всё ещё не пришедшего в себя нетрезвого Зуба. Потом не медля ни минуты она так же быстро освободила от связывавших верёвок Сибирочку и, распахнув дверь в коридор, громко крикнула своим сильным гортанным голосом, призывая на помощь. Прошла минута, поднялась суматоха в коридоре… Слуги, сторож и ещё какие-то люди, заспанные и испуганные, появились в комнате, занятой Зубом. Они с изумлением, почти с ужасом, таращили глаза на их связанного постояльца, на дрожащую белокурую девочку и на чёрную негритянку, неизвестно каким образом очутившуюся здесь.
Между тем Сибирочка, ободрённая присутствием своего чёрного друга, уже стояла в толпе людей и, вся бледная, взволнованная, прерывающимся голосом говорила:
– Это не дедушка… нет… нет… они обманули меня… Это разбойник и преступник… он бежал из тюрьмы… из Сибири… Он… очень злой человек… он хотел убить купца Гандурова, меня и Андрюшу… там, в тайге… а здесь предлагал мне, чтобы я… чтобы я признала его своим дедушкой и всем заявила это… Но мой дедушка умер… а это… беглый каторжник… Я боюсь его… Я боюсь его… Он не дедушка!.. Нет!.. Нет!.. – простонала несчастная девочка, едва держась на ногах от пережитых страхов и мучений.
Между тем Зуб, бившийся на полу, тщетно стараясь освободиться, угрожал всячески Сибирочке, чёрной девушке и всему миру, браня и проклиная всё и всех. Он то злобно рычал, как раненый зверь, то шипел в бешенстве, бессильный сделать что-либо.
Вскоре подоспела полиция, за которой уже послал управляющий гостиницей, и Сибирочка должна была рассказать всё подробно о случившемся с нею. Потом её, Эллу и связанного Зуба повели в участок, где должно было разобраться это загадочно-странное и тёмное для окружающих людей происшествие. Но теперь Сибирочка не боялась ничего больше. Её чёрная подруга находилась с нею.
Глава XX. Элла действует
В то время как Анна Степановна Вихрова беседовала с Сибирочкой в приёмной «Большого дома», негритянка Элла незамеченная притаилась за дверью. Правда, она не могла понять ни слова из того, что говорилось матерью Никса, но плач Сибирочки, её взволнованный голос, то звучавший глубокой печалью, то шумной радостью, – всё это навело на смутные подозрения молодую негритянку. Она, как и все в труппе, знала, что Никс от души ненавидел Сибирочку и Андрюшу, и потому один уже необычайный и поздний визит матери Никса к их общей любимице заставил Эллу предположить что-то дурное. Когда Сибирочка в сопровождении Анны Степановны вышла из дома, негритянка Элла незаметно проскользнула вслед за ними. Они взяли извозчика и поехали. Элла не могла сделать того же: другого возницы не было поблизости, да и нанять его, не зная русского языка, было трудно. И потому она, не теряя ни минуты и нимало не смущаясь, побежала бегом вслед за пролёткой, взятой Вихровой. Вне представлений, будучи дома, Элла носила обыкновенное платье простой девушки, и теперь она была в длинной юбке и тёмной цветной кофте. Большой платок, накинутый второпях на голову, делал её похожей на бегущую за покупками горничную, и поэтому никто из прохожих не обращал внимания на странную черномазую девушку, почти скрывшую всё своё лицо под платком. Извозчичья пролётка, увозившая Сибирочку, ехала довольно быстро, но Элла не отставала от неё. Сильные ноги негритянки, казалось, не знали усталости.
Когда Анна Степановна сошла с пролётки у подъезда гостиницы и вошла в неё в сопровождении Сибирочки, туда же проскользнула вслед за ними и Элла.
Она видела, как стремительно бросилась бежать Сибирочка, как открыла ближайшую дверь и услышала сначала радостный крик и плач девочки, потом почти тотчас же за этим её испуганный возглас. Как раз одновременно с этим возгласом Элла заметила быстрое исчезновение Вихровой из гостиницы. Это ещё более усилило подозрения чёрной атлетки, и Элла во что бы то ни стало решила дождаться Сибирочку здесь.
Дверь номера-комнаты, находящейся подле той, куда прибежала Сибирочка, была полуоткрыта, и, не замеченная никем, Элла проскользнула в неё.
Каково же было радостное изумление юной негритянки, когда она увидела оклеенную обоями дверь, сделанную в смежной стене обеих комнат. Она бросилась к ней, схватилась за ручку, надеясь при первом же новом крике Сибирочки прийти к ней на помощь. Но увы!.. Дверь оказалась запертой на ключ…
Глава XXI. Они вернулись!
Господин Шольц волновался всю ночь, всё утро, весь следующий день и вечер. В его доме случилось загадочное происшествие. Два человека разом исчезли из его дома ещё накануне вечером. Эти два исчезнувших человека были Сибирочка и Элла.