— Послезавтра, — ответила девушка, чуть подумав. — Если бы вы знали, как мне всё это надоело. Хочется чего-нибудь настоящего, большого.
— А разве летать неинтересно?
— Нет, конечно же! Всегда одно и то же. И потом, я же не прислужница, а работаю как официантка. И лётчики, и пассажиры — всё время пристают. Противно это.
— Если противно, надо уходить. Можно найти другую работу.
— Легко вам так говорить. У меня мать безработная, братишка маленький в школу ходит. На что мы жить будем?
Андрей молча достал из кармана пачку долларов, отсчитал десять банкнот по сотне и протянул девушке.
— Возьми вот, на первое время хватит.
Та отстранилась, словно увидела змею.
— Зачем это? Не надо!
Андрей подержал деньги на весу, потом убрал руку.
— Ну, как знаешь.
Девушка нравилась ему всё больше. Почему она не встретилась ему раньше? На этот вопрос не существовало ответа, как и на тысячи других подобных вопросов.
Показались многоэтажные дома — автобус мчался мимо новостроек, домов было всё гуще, народу больше. Андрея всегда поражало это неестественное скопление жизни в одном месте. Сколько людей, сколько судеб! Все где-то работают, учатся, ездят на электричках — для чего всё это? Сколько раз звали его жить в Москву, в Питер — он всегда отказывался. Где родился — там сгодился, вот и весь сказ. Правда, была ещё заграница. Япония, Канада, Голландия, Америка — там, на первый взгляд, жить было проще и красивее. Но это лишь на первый взгляд. Две-три недели — и всё! Родное болото милей чужих просторов — таковы мы все.
Автобус подъезжал, притормаживая, к первой остановке, и Андрей решился.
— Выходим, — скомандовал он, и девушка поспешно поднялась и пошла вслед за ним по проходу.
Через минуту они стояли на мокром тротуаре. Лишь теперь Андрей почувствовал себя в безопасности. Иркутск остался где-то там, в морозной дали, вместе со своими бандитами, смертями, с круговой порукой и жестокой борьбой за место под солнцем. Иркутск казался сном, иллюзией, кляксой на карте Жизни. Здесь Андрея никто не сможет достать. Зато сам он отсюда достанет любого.
— У тебя есть где остановиться? — спросил Андрей, повернувшись к спутнице.
— Нет. Мы в гостинице обычно ночуем. Меня каждый вечер в ресторан приглашают, а потом в номер зовут, только я ни за что не соглашаюсь.
— Это хорошо, — кивнул Андрей. — Прямо сейчас мы едем в Питер. Поездом.
— Мы на поезде поедем? Ур-ра! — девушка захлопала в ладоши, даже подпрыгнула пару раз.
— Чему ты радуешься? — удивился Андрей.
— Я ни разу не была в Питере, — воскликнула девушка. — А так хочется посмотреть, хоть одним глазком!
— Вот и посмотришь, — улыбнулся Андрей.
Они спустились в подземку и уже через час, сделав пересадку на Павелецкой, добрались до Ленинградского вокзала. А там случилась неувязка — в билетной кассе у Андрея спросили паспорт. На этот раз он не стал рисковать. Да и не было нужды — неподалёку с глубокомысленным видом прогуливались некие личности, у которых можно было купить всё, что только взбредёт в голову.
— Какие проблемы, шеф? — услышал Андрей и обернулся на голос. Перед ним стоял высокий худой парень в чёрной куртке, с низко надвинутым на лоб капюшоном.
— Мне билет нужен до Питера, — сказал Андрей, и тут же поправился: — Два билета. И побыстрей.
Парень полез во внутренний карман куртки. Незаметно оглядевшись, извлёк на свет божий сиреневую пачку.
— Пятьсот зелёных.
Андрей молча отсчитал деньги, парень протянул два билета.
Мельком глянув на время отправления, Андрей решил съездить на экскурсию по городу — до полуночи было далеко. Девушка не возражала.
Рука об руку, они в третий раз за день спустились в метро и поехали на Красную площадь. Там они сели в видавший виды экскурсионный автобус, а потом смотрели сквозь мутное стекло на проносившиеся мимо дома и площади, на памятники и скверы, на витрины, на толпы людей и на бессчётное множество автомобилей, светофоров, шпилей и станций метро; в динамиках бубнил голос экскурсовода, глаза закрывались сами собой… Андрей незаметно уснул и благополучно проспал значительную часть экскурсии. Когда автобус вернулся к собору Василия Блаженного, Андрей и его спутница неторопливо вышли из салона и тут же заняли места в другом автобусе — так им понравилось ездить на экскурсии!
Они закончили знакомство со столицей уже поздней ночью. В половине двенадцатого появились на перроне Ленинградского вокзала. «Красная стрела» уже принимала пассажиров. Вагоны ярко-красные с жёлтой продольной полосой, на окнах чистые занавески, весь состав издали выглядел как игрушечный.
Андрей подумал, что ехать в таком поезде будет очень приятно, а что подумала его спутница, он так и не узнал.
Проводницу миновали без осложнений. Заняли два нижних места в пустом купе, друг напротив друга.
— Ты, наверное, проголодалась? — спросил Андрей.
— Ничего, я потерплю, — ответила она с таким видом, словно бы речь шла о каком-нибудь пустяке.
— Это ни к чему. Сейчас что-нибудь придумаем.
В купе заглянула проводница — полная, черноволосая и румяная.
— Добрый вечер! У вас всё в порядке? Помощь не нужна?
— Нет, спасибо. Чаю бы неплохо. И чего-нибудь перекусить, если вас не затруднит. Вот вам на расходы!
Он протянул проводнице стодолларовую купюру. Та помедлила секунду, потом взяла деньги.
— Сейчас организуем.
Проводница вернулась через десять минут. В руках у неё был объёмистый бумажный пакет, на лице довольная улыбка.
— Всё, как вы просили.
В пакете оказалась варёная курица, сервелат в вакуумной упаковке, голландский сыр, белый хлеб, сок в тетрапаке, конфеты и пирожные.
— Вот сдача!
— Не надо, оставьте себе.
Через минуту на столике стояли четыре стакана с дымящимся чаем в серебряных подстаканниках.
Андрей потёр руки.
— Ну, приступим! Давай хозяйничай! А я, так и быть, расскажу тебе о своём спецзадании. А то ещё подумаешь, что я беглый преступник! — Он подмигнул девушке, и та, испуганно моргнув пару раз, вдруг весело рассмеялась. Понятно было, что никакая сила не заставит её поверить в то, что Андрей — преступник.
Девушка сноровисто расстелила на крошечном столике салфетку; решительно разодрала руками курицу на несколько неравных частей и быстро порезала хлеб большими кусками. Роль хозяйки ей очень нравилась.
— Угощайтесь! — кивнула она на курицу. — Поздний ужин готов!
Андрей осторожно взял двумя пальцами куриную грудку и строго посмотрел на девушку.
— Значит так, Настя, пока поезд ещё стоит, у тебя есть пара минут, чтобы принять окончательное решение. — Он сделал многозначительную паузу. Девушка во все глаза смотрела на него. — Видишь ли, дело в том, что я никакой не агент. Я и в самом деле скрываюсь от правосудия. Меня полиция ищет. Понимаешь ты это? Если я попадусь, то и тебе достанется. Поэтому, пока не поздно, возвращайся на свой самолет и лети домой. Я сам не знаю, куда еду и что со мной будет завтра.
— Мне все равно, — выдохнула девушка. Лицо её побледнело и словно бы истончилось; в нём показалась решимость умереть ради идеи или что-то в этом роде.
— Разве тебя не волнует, что с тобой будет завтра? — удивлённо спросил Андрей.
— Мне всё равно. Я не боюсь.
— Да не в том дело, боишься ты или нет, — воскликнул Андрей. — Ты так вот с ходу можешь вверить свою судьбу первому встречному?
— Вы не первый встречный. Я знаю.
— Откуда ты можешь это знать?
— Я чувствую людей. Понимаете?
— Понимаю, — произнёс Андрей задумчиво. — Тебе захотелось приключений. Только ты должна понять, что ты сильно рискуешь. Я, конечно, никакой не преступник. Но то, что я собираюсь делать, очень опасно. И тебя это не касается. Так что в любом случае завтра ты вернешься в Москву. Ясно?
— Хорошо. Я вернусь.
Девушка опустила голову с печальным видом.
Поезд мягко стронулся — настолько мягко, что они не заметили, как ночной перрон с жёлтыми огнями бесшумно поплыл мимо окна. Разговор на некоторое время прервался, лишь мягко стучали колёса где-то под ногами. В молчании они съели курицу и выпили чай с печеньями.
— Вы, наверное, устали, — сказала девушка. — Поздно уже. Ложитесь спать, а я покараулю.
Андрей улыбнулся.
— Спасибо, Настя, только караулить не надо. Ты сама устала. Всю ночь ведь не спала.
— Я привычная.
— К этому привыкать не надо, — сказал Андрей, выпрямляясь. — Силы нужно беречь, они тебе ещё понадобятся.
Он поставил правую ногу на мягкое сиденье и одним рывком закинул гибкое тело на верхнюю полку.
— Спокойной ночи, — произнёс, отворачиваясь и подкладывая подушку под голову. Закрыл глаза, и в ту же секунду в голове у него зашумело, поплыло. Вагон слегка раскачивался, словно убаюкивал пассажиров.
Через минуту Андрей уже спал. Ему снился диковинный сон. Он ходит по какому-то храму, разглядывает обветшавшие стены, старинную церковную утварь, бродит без цели и словно кого-то ждёт. Вдруг видит одинокую фигуру. Спиной к нему стоит человек, закутанный в кусок ткани — среднего роста, худощавый, — он смотрит себе под ноги и думает о чём-то. Андрей тихо обошёл застывшую фигуру, осторожно заглянул в лицо и тут же отпрянул. Перед ним был Иисус! Тот поднял голову и посмотрел на Андрея долгим испытующим взглядом, отчего Андрею стало невыносимо тяжело. Захотелось броситься на пол и разбить себе голову. Но он стоял и ждал, что скажет тот, кто всё знает и всё понимает. Но Он ничего не говорил, а только смотрел и молчал. Синие глаза излучали неведомую силу, от них нельзя было укрыться. Андрей хотел спросить Иисуса: «Что мне делать? Как дальше жить?» Но язык не повиновался. Мысли путались, он чувствовал несвойственную робость и опустошение. Силился что-то выговорить — и не мог. А потом он проснулся. Лежал среди ночи, слушал ритмичный перестук колёс и всё думал: что это было? Зачем этот сон? Он знал, что святые снятся к удаче. Но, во-первых, в Бога он не верил. А во-вторых, такой сон ничего хорошего не предвещал. Этот пронзительный испытующий взгляд — у Андрея до сих пор мурашки по коже бегали. Иисус словно хотел предостеречь его. Но от чего? А может, это подсознание вытолкнуло на поверхность знакомый образ — как символ, как явный знак. Но Андрей и без всяких знаков понимал, что жизнь его летит под откос. Но виноват ли он в этом? И можно ли от такой жизни уклониться? Уклониться — значит спасовать, струсить, спрятаться в кусты. Это значило — подставить левую щёку после того, как тебя ударили по правой. А это противно разуму, это противоречит здравому смыслу и опыту всей миллиардолетней жизни на Земле! Так о чём же хотел сказать ему Иисус? А может, по своей бесконечной сострадательности он жалел его? Но и жалость Андрею не нужна. Что толку в жалости, когда она ни от чего не уберегает? Нет, это не то, не то… Андрей всё ворочался на своём узком ложе, отчего-то злился на себя и лишь под утро уснул. И только снова зашумело в голове и замелькали обрывочные образы — как уже приехали. Здрасьте, пожалуйста: Санкт-Петербург!