Выскочил на проспект и, не снижая скорости, как заправский спринтер промчался по тротуару, затем свернул на боковую улицу и сразу нырнул в подворотню. Он двигался наугад. Все дворы здесь были сквозные, это упрощало дело. Через несколько минут выскочил на широченный проспект и увидел приближающийся к остановке троллейбус, ещё усилие — и он влетел в заднюю дверь. Тяжело дыша, прошёл вперёд и опустился на переднее сиденье. В голове тяжко стучало, глаза заливало едким потом, грудь ходила ходуном. Он силился унять дыхание. Достал деньги и не глядя подал кондукторше. Та долго отсчитывала сдачу, потом сыпанула полную горсть мелочи, бросила сверху разорванный билетик и ушла, недовольно бормоча. Андрей сунул мелочь в карман и целую минуту сидел неподвижно, низко опустив голову и глядя в пол. Потом вдруг поднялся и прошёл к двери.
— Метро скоро будет? — спросил кондукторшу, не поворачивая головы.
— Скоро, — буркнула та.
Троллейбус подъезжал к остановке. Сквозь заиндевевшее стекло Андрей увидел огромную букву «М» на куполообразной крыше.
Троллейбус дёрнулся и стал. Двери с шипеньем разошлись. Андрей спрыгнул на землю и быстро огляделся. Всё было спокойно. «Кажется, ушёл», — подумал с облегчением. В пятимиллионном городе затеряться не так уж и сложно. Главное, сразу не вляпаться.
Чем ближе к станции, тем гуще была толпа. У самой двери его подхватило с обеих сторон и внесло в раскрытые стеклянные двери, пронесло мимо кассы и — прямиком к турникетам. И вот уже Андрей едет вниз по эскалатору. Снова был долгий спуск под землю, белые плафоны торжественно проплывали мимо, цветные плакаты на стенах манили яркими красками, а платформа всё ближе, ближе. Несколько секунд — и вот он уже идёт по каменному перрону. Глянул на список станций на стене, мгновенно сориентировался и заскочил в ярко освещённый вагон. Двери сошлись за его спиной, вагон качнулся и стал набирать ход. Андрей взялся за поручень и отвернулся к чёрному окну, за которым пролетали жёлтые огни, вились провода, мелькали какие-то тени. В голове мелькнуло: «Надо бы куртку сменить». Но не раздеваться же прямо в вагоне! Хотя народ кругом настолько воспитанный, что никто и бровью не поведёт. Это не Иркутск, где все пялятся друг на друга, будто сто лет на улицу не выходили.
Посмеиваясь про себя, Андрей доехал до нужной станции. Без приключений поднялся на поверхность, бодро прошёлся по Наличной улице и без осложнений вошёл в гостиницу.
А там его поджидал лейтенант. Он подскочил к Андрею и чуть не силком потащил к лифту, шипя и чуть ли не плюясь от возбуждения:
— Что за цирк вы там устроили?
— Какой ещё цирк?
— Неужели нельзя было сделать всё тихо? Ваш фоторобот уже висит во всех райотделах! Вы даже куртку не сняли, так и приехали в ней. Вы что, хотите завалить всё дело?
Андрей развёл руками.
— Ну извините, о куртке я как-то не подумал. Некогда было, знаете.
Ему доставляло удовольствие злить этого обалдуя. Он мог бы объяснить ему, что жизнь гораздо сложнее его представлений, взятых из учебников по криминалистике. А куртка ещё ни о чём не говорит. Таких курток тысячи. И главное — вот он, живой и невредимый, стоит и улыбается про себя.
Когда они оказались в номере, лейтенант подал ему светлый плащ и кепочку.
— Вот, наденьте.
— Зачем это?
— Через пять минут мы уезжаем отсюда. Быстро соберите свои вещи. Внизу машина стоит.
— Да что за спешка?
— Вы разве не понимаете? — вскинулся лейтенант. — Если вас кто-нибудь заприметил на улице, через минуту здесь будет
будет полиция.
— А вы что, не полиция?
Лейтенант отвернулся с недовольным видом.
— У нас много разных ведомств. Если что, я не смогу ничего сделать. Ни я, ни Виктор Степанович.
— Ну уж если Виктор Степанович не сможет, тогда конечно! — важно произнёс Андрей и решительно направился в душевую. Оглянулся у двери: — Ты тут посиди пока, я быстро.
Четверть часа он плескался под горячими струями, мылил голову, фыркал и резвился. Потом насухо вытерся казённым полотенцем и вышел, отдуваясь.
— Ну вот, теперь можно и ехать.
Лейтенант был как на иголках.
— Пожалуйста, побыстрее. Нас ждут в пансионате, — проговорил, сдерживаясь.
— А это далеко? — спросил Андрей, натягивая свитер.
— Не очень. За два часа доедем. Тишина, свежий воздух, сосновый лес, трёхразовое питание. А главное, там вас никто не будет искать.
«И чего они так боятся? — подумал Андрей. — Можно решить, что это их ловят, а не меня. — Выглянув в окно, увидел далеко внизу, на грязно-белом асфальте синий «форд».
— Ну всё, я готов!
— А плащ?
— Это обязательно?
— Пожалуйста, наденьте.
Андрей не стал спорить. Не без труда натянул на плечи страшно неудобную хламиду кофейного цвета, напялил на голову кепочку, в какой интеллигенты по улицам шастают, и вышел из номера. На плече его висела спортивная сумка с вещами, а казённый дипломат забрал лейтенант.
— Главное, из города выбраться, — говорил лейтенант с озабоченным видом.
— А что, нас могут остановить? — спросил Андрей машинально.
— Всё может быть, — внушал лейтенант. — Насоздавали всяких подразделений, сами теперь не можем разобраться, кто кого главнее. У всех удостоверения, стволов как грязи, и никто никому не верит. Если что случится… — Он многозначительно посмотрел на Андрея.
— Что? — спросил тот удивлённо.
— Надо быть готовым ко всему.
— Да я-то готов, — заверил Андрей. «А вот ты на что способен, этого я не знаю», — добавил про себя.
Затем они неслись по городу. Вылетели на выпуклый мост над Невой и через минуту оказались на Невском проспекте. Ещё минута, и резко свернули на Литейный, потом пробирались задами, закоулочками; а кругом всё дома, домищи, мрачный камень, полированная брусчатка, асфальт под слоем грязи, окна, стены, тупики — какое-то средневековье, безысходность и ужас. Наконец, старый город закончился, начались современные кварталы — высоченные дома, широкие улицы, много воздуха, простор и радость. Андрей откинулся на мягкую спинку и закрыл глаза. Хороший город, с Иркутском не сравнить, но всё равно это не то. А что — то? Не в Африку же ехать? В Африке лихорадка, там противные насекомые. Страшная жара и антисанитария. Там голодные африканцы и свои междоусобицы, клановые войны и кровавые разразборки. Америка — вот где настоящая жизнь! Но и в Америке не всё так просто. Жизнь и там тяжела и опасна, особенно для инородца. Пахать будешь как проклятый. И все они там пашут — от зари до зари, а кто не пашет — тот по свалкам шастает, не хуже наших бомжей. На этом основана вся ихняя цивилизация. Нешто не было у них забастовок и кризисов? Ещё как были! В начале двадцатого века такие страсти кипели — едва не случился свой девятьсот пятый год. Изобилие они выстрадали, купили ценой непосильного труда нескольких поколений ирландцев, французов, испанцев, англичан, итальянцев, ну и конечно же, негров с русскими. Без наших никуда! Не стоит им завидовать. И нет никакого чуда в американской роскоши — за эту роскошь они заплатили кровавым потом. «Да ну их всех к чёрту!»
— Что вы сказали? — услыхал Андрей и открыл глаза. Лейтенант с любопытством смотрел на него.
— Я что-то сказал? — спросил Андрей, хлопая ресницами.
— Да, вы сейчас что-то странное выкрикнули. Наверное, во сне.
Андрей согласно кивнул.
— Ничего, это я случайно. Не обращайте внимания.
Мимо проносились голые деревья с чёрными ветками, они уже ехали за городом. «Надо же, — подумал Андрей, — лес точно такой, как у нас. Словно едешь по Култукскому тракту и скоро с правой стороны покажется Байкал!» Но Байкала не было ни справа и ни слева. Машина неслась по знаменитому Московскому тракту, про который столько уже рассказано легенд и небылиц! А глянешь беспристрастно — ничего особенного. Обычная дорога. Тот же асфальт под колёсами. Те же деревья по обеим сторонам, и такое же серое небо над головой. Андрей отвернулся. Хотелось спать. А ещё — напиться. Чёткий график жизни рушился. Ранние подъёмы, утренние пробежки, ежедневные тренировки, соревнования, ученики — всё осталось в другой жизни. Вроде совсем недавно это было, но ему казалось, что минули эпохи. И сам он необратимо изменился. Это произошло незаметно и как бы само собой. Так сумма мелких подвижек и едва заметных шагов внезапно даёт новое качество; ты с изумлением оглядываешься и видишь позади себя непреодолимую пропасть, через которую нельзя ни перепрыгнуть, ни переползти. Жизнь необратима. Остаётся смириться с этим непреложным фактом. Это большое искусство — принимать жизнь такой, какая она есть, соглашаться с действительностью, не тратить силы попусту — подобное искусство даётся немногим, овладевают им лишь глубокие натуры. А противятся действительности храбрые и безрассудные, вся заслуга которых в их невежестве, недальновидности, глупости и неоправданном зазнайстве.
Меж тем они уже проехали распахнутые ворота и оказались на территории пансионата. Несколько мягких ускорений и плавных поворотов, мелькнули сугробы с чёрными кустами, строй корабельных сосен пронёсся мимо, и вот они уже подруливают к огромному десятиэтажному зданию, к самому его крыльцу. Стоп машина, приехали, выходи!
И снова длинные полутёмные коридоры, скоростные лифты, мягкие ковровые дорожки, по которым хочется ступать как можно тише… Андрею отвели довольно роскошный двухкомнатный номер. Холодильник, плазменный телевизор, кнопочный телефон и вся положенная мебель. Андрей выглянул в окно — с высоты десятого этажа виден был жидкий лес, какие-то трубы на горизонте смотрели в свинцовое безрадостное небо. Решительно задёрнув штору, Андрей опустился в глубокое кресло, положил руки на широкие подлокотники и выжидательно посмотрел на лейтенанта. Тот не стал ходить вокруг да около. Первым делом раскрыл дипломат и вытащил из него прямоугольную карточку приятного золотистого цвета.
— Знаете, что это?
— Конечно. Это банковская карта.
Лейтенант согласно кивнул.