— Не скажу, не бойся, — заверил дед.
Оба они знали, что слова эти излишни. Если деда прижмут — он, конечно же, расскажет обо всём — как выглядел его гость, про что спрашивал, во сколько часов был и куда направился.
— Бывай! — Андрей сел на деревянную скамью и взялся за вёсла. С насыпи его было хорошо видать — нужно было поскорей убираться с глаз долой. Несколько мощных гребков — и он почувствовал, как лодку подхватило течение. Берег мягко стронулся и поехал вбок. За спиной зияло глухое тёмное пространство. До противоположного берега было около километра. Но нужно было немного сплавиться по течению, чтобы выбраться в глухие переулки предместья Жилкино. Там, среди кривых улочек, где нет ни одного целого фонаря и куда полиция годами не заглядывает — там он преспокойно выйдет на железную дорогу и дальше пойдёт по ней. Главное, до берега добраться.
Когда-то Андрей плавал почти на такой же лодке, научился обращаться с вёслами. Ему нравилось, погрузив лопасти в воду, упереться ногами в пол и тянуть к себе вёсла изо всей силы, так чтобы пена летела из под кормы. Лодка сильно раскачивалась от мощных гребков, позади оставался кипящий пенный след, вихрились водовороты, угрожающе журчала вода… Через несколько минут он был уже на середине реки, и в этот момент увидел, как с насыпи к сторожке съехал уазик с мигалками, из него выскочили крепкие ребята в полицейских полушубках. Заскочили в избушку, едва не сорвав дверь. «Эге-ге, — подумал Андрей, — быстро взяли след». Он оглянулся. Берег был уже близко. По воде его не догнать. Хуже было другое: преследователи сообщат по рации о его предполагаемом маршруте — и через десять минут его встретят на другом берегу с распростёртыми объятиями. Ради такого случая весь личный состав на ноги поднимут. Проскочить этот заслон вряд ли удастся. Ещё полчаса — и он ушёл бы от погони. Что же теперь? На реке оставаться нельзя — через полчаса здесь будет не протолкнуться от катеров с прожекторами и сиренами. Вернуться на правый берег вопреки всякой логике? Андрей несколько секунд обдумывал такую возможность, но вынужден был отказаться — слишком оживлённой была вся правая сторона реки, лишь через десять километров начинались пустынные места. Минуты уплывали вместе с тёмной водой, время работало против Андрея. Он машинально продолжал грести, тёмная кромка левого берега медленно приближалась. Уже видны были дома и заборы. Берег казался безлюдным. Всё молчало, но эта тишина была обманчивой. На другом берегу от сторожки вверх по насыпи уже бежали полицейские, и внутренним зрением Андрей видел водителя полицейского уазика, как тот истошно кричит в микрофон, передавая дежурному важное сообщение — сообщение, за которое ему, быть может, объявят благодарность и повысят в звании.
Решение пришло внезапно, и это было сродни озарению! Андрей в несколько гребков достиг берега, прыгнул в воду и вытащил лодку на берег. Убедившись, что никто его не видит, прошагал по снегу с десяток метров, ровно до того места, где следы терялись на грязном слежавшемся насте, а затем, след в след, вернулся обратно. Стоя по колено в ледяной воде, решительно и споро разделся, оставшись в трико и футболке, завернул одежду в куртку, крепко стянул рукава и связал их узлом, затем, подняв узел над головой, пошёл от берега на глубину. Тело ожгло словно кипятком, дыхание перехватило. Андрей знал, что очень скоро онемеют руки и ноги, а потом будут судороги, остановка дыхания, смерть. Но это не сразу! Зайдя в воду по грудь, толкнулся ногами от каменистого дна и быстро поплыл по течению, работая одной рукой. Бросить вещи он не мог — там были документы, деньги, оружие. План был прост и сложен в одно и то же время. Нужно было уплыть как можно дальше от этого места. Но он понимал, что долго не продержится в ледяной воде. Было такое чувство, что он находится в жуткой толпе, его сдавливают со всех сторон, не дают вздохнуть. Хочется выбраться из этой давки, но это не удаётся. Толпа всё напирает, нет сил глубоко вздохнуть, а можно лишь делать быстрые короткие вдохи и на каждом выдохе опускать свободную руку в ледяную воду и грести, грести, грести. Узел с одеждой намок и стал тяжёлым. Андрей больше не мог держать его над водой, а только слегка подталкивал перед собой и следил, чтобы тот вдруг не уплыл или не пошёл ко дну. Руки занемели, пальцев он вовсе не чувствовал. Прошло уже минут десять, а он преодолел не больше километра. До загородного пустыря он вряд ли дотянет, но и всё равно, нужно было отдалиться как можно дальше от лодки. Каждая секунда в ледяной воде повышала шансы на спасение. Он решил приблизиться к берегу и плыть, пока есть силы.
Толкнув от себя заметно потяжелевший узел, Андрей поплыл наискось к берегу. Течение здесь было потише, и воронки уже не закручивали дрейфующие спирали. Странное дело, холода Андрей больше не чувствовал. Рук и ног у него словно не было, тело казалось чужим. Грудь тяжко вздымалась, сквозь неё протекал холодный воздух и падал в пустоту. Голова казалась ясной, далёкий свет жёлтых фонарей резал глаза, и всё необъятное пространство над головой ощутимо давило его своей тёмной массой. Казалось, что стоит закрыть глаза, и его поглотит эта чернота. И странное дело: он уже не боялся погони. Казалось, что гнались за кем-то другим. Другой человек плыл в лодке, а ещё раньше торговался с лодочником, шёл по улице с проституткой, стрелял в губернатора. Всё это был не он! Подлинный Андрей борется с течением, плывёт во тьме куда-то вдаль, в неизвестность. На душе всё тяжелей, мысли глуше. Руки уже не слушаются. Он всё чаще глотает воду, дыхание становится прерывистым и ненадёжным. В какой-то миг просветления Андрей понял: ещё минута, и он утонет, не потому, что устал, а потому, что ему всё стало безразлично. Навалилась чёрная апатия — верный признак запредельной усталости. Уже не хотелось бороться, куда-то плыть. Зачем? Ведь всё просто — стоит только расслабиться и перестать сопротивляться. Смерть совсем не страшна. Смерть — это отдых. Это тихая пристань. Это начало нового пути. Зачем же медлить? Но Андрей уже приближался к берегу, оставалось совсем немного. Ничего не понимая, не чувствуя рук и ног, он из последних сил преодолевал последние метры и вдруг почувствовал опору под собой. Последнее усилие, несколько шагов на онемевших ногах, и он упал грудью прямо в снег и в ту же секунду потерял сознание.
Забытьё длилось какой-то миг, а потом Андрей почувствовал жжение в груди и открыл глаза. Повернул голову и увидел справа от себя темнеющий узел с вещами. Всё это время он удерживал его правой рукой и, по всей видимости, так бы и пошёл ко дну вместе с ним. Он снова закрыл глаза и глубоко и медленно вдохнул, задержал дыхание на секунду, а затем с силой вытолкнул из себя воздух. Подобрал под себя руки и тяжело поднялся. Над головой темнел пролёт моста. Берег здесь был пустынен. Следовало пройти ещё около километра вдоль кромки воды, а затем выходить на железную дорогу. Он стал развязывать свой узел. Из одежды обильно сочилась вода. Прилагая все силы, Андрей отжал брюки и куртку. Скинул с себя трико и майку, затем энергично растёр тело ладонями и, содрогаясь, натянул на тело влажную одежду. Он слышал что-то такое про индийских йогов, как они сушат своим телом мокрую одежду на ледяном ветру, но самому пробовать ещё не приходилось. И как оказалось, ничего невозможного в этом не было. Водонепроницаемые швейцарские часы со светящимся циферблатом показывали половину одиннадцатого. Андрей переложил деньги из внутреннего кармана в боковой, взял в руки ключи от квартиры и побежал вдоль берега. Тело казалось чужим, ноги не слушались, и он то тыкался пяткой в землю, то проваливался в пустоту. Со стороны можно было подумать — пьяный бежит. Но никого вокруг не было. Чем хороша окраина — с наступлением темноты редко кого на улице встретишь. Все по домам сидят, водку глушат. Бьют друг другу морды, режут ножами, стреляются из ружей, вешаются, сходят с ума. Страшна российская глубинка!
Пробежав около километра, Андрей свернул к жилому массиву. Через несколько минут он уже бежал между покосившимися хибарами, мимо накренившихся заборов, за которыми не было даже собак. Он бежал словно во сне — так странно всё это было. И сам он был странен — в мокрой одежде, с кучей долларов в кармане, с пистолетом за пазухой — словно тать во вражеском тылу. Тела он по-прежнему не чувствовал, бег уже не согревал. Он понимал, что после такого купания запросто может слечь. Нужно было срочно в тепло, в горячую ванну. Нужен чай с малиновым вареньем, нужен аспирин, нужна баня, веники и горячий обжигающий пар. Ноги его вдруг сами собой свернули в сторону ларька, притулившего возле автобусной остановки. Ещё не постучав в окошечко, он понял, что ему нужно.
Заспанная, ко всему приученная дебелая девица сердито глянула на него из-за решётки.
— Коньяк есть? — едва проговорил Андрей одеревеневшими губами.
Девица отрицательно мотнула головой.
— А что есть? Водка или вино — только хорошее.
Девица снисходительно улыбнулась.
— У нас всё хорошее. — На секунду пропала из поля зрения, снова появилась. — Двести сорок рублей.
На прилавке стояла бутылка водки.
— Не поддельная? — спросил Андрей.
— Хорошая водка, можете не сомневаться, — убеждённо ответила девица.
Андрей сунул в окошечко пятисотку.
— Ещё шоколадку дай.
— Вам какую?
— Покрепче.
Андрей отошёл от ларька и торопливо сдёрнул жестяную пробку с бутылки. Запрокинул голову и сделал несколько больших глотков. Захрустела в занемевших пальцах фольга от шоколадки, и вот уже он крошит зубами твёрдую плитку, не чувствуя вкуса, а только жжение в горле и тяжесть в желудке. Не следовало этого делать, но выбора у него не оставалось. Держа бутылку в руке, он пошёл по пустынной улице. Уже замаячили впереди огни многоэтажек, показались редкие прохожие вдали. Андрей особо не выделялся. Расхристанный вид, мокрая одежда, в руках початая бутылка водки — этим тут никого не удивишь. Но и всё же не стоило привлекать к себе внимание. Он перешёл на другую сторону и нырнул в темноту, углубился в глухие кварталы.