Андрей бывал в этих местах летом, при свете дня, среди буйства красок и цветов, медоносных запахов и свежего дыхания обширной Байкальской акватории. Добирался до места быстроходным катером, сидя в удобном кресле и потягивая из трубочки ледяной напиток, и всё казалось тогда доступным и родным… Напрасно теперь он всматривался во мглу. Ледяное поле, уходящее во тьму, чёрный лес над обрывом и беззвёздное небо головой — вот весь пейзаж и вся радость! С неба сеются снежинки, и так нехорошо и некстати метёт позёмка, так уныло и так скучно вокруг, что не хочется никуда идти, а хочется упасть в снег и ничего не видеть, не чувствовать. Второй раз Андрей подумал про горячий кофе и бутерброды с маслом, сыром и колбасой. И опять он не стал останавливаться — теперь уже не было смысла. Он сдвинул рюкзак чуть вправо, несколько раз энергично сжал и разжал кисти, взял обледеневшие палки и пошёл дальше по рыхлому снегу. Торопиться, в общем-то, было некуда — до рассвета ещё далеко. Глубокая ночь была. Нормальные люди давно уже спали, даже сторожа и охранники в эту пору задрёмывали на своих постах.
Андрей уже полчаса шёл вглубь залива, но не видел никаких признаков жилья. Он хорошо помнил, что дачи стояли на правом берегу, а он и шёл вдоль него. Правый берег — весь солнечный, весёлый, а левый — укрытый тенью, холодный и нежилой. Все стремились на правый берег, а до левого берега дойдёт очередь в своё время. На левом берегу случались и медведи. Это такие милые звери — размером с «запорожец» (кто ещё помнит это чудо техники). Медведь выжимает по бурелому пятьдесят узлов в час. В водной стихии легко догоняет гребную лодку, хватает эту лодку за борт и топит всех пассажиров без разбору. А просто так, из удовольствия! Лазает по деревьям так, как никто больше не лазает (обезьян ведь нет в Сибири, холодно им тут). Ревёт со страшной силой. Иные граждане теряют сознание от одного рёва (и это зачастую спасает им жизнь). Убежать от медведя можно только на аэроплане, то есть от медведя можно улететь, потому что летать они пока ещё не научились, а в самолёт их не пускают за неимением билета и справки от ветеринара. А ежели сойтись с медведем в рукопашную, то мало хорошего можно ожидать от этой схватки. Уж лучше сразу взорвать его и себя килограммом тротила, так надёжнее и в каком-то смысле спокойнее. Пуля медведя не берёт, нож об него ломается, и вообще — пошёл он к чёртовой матери, этот косолапый зверь. На него приятно в цирке в бинокль смотреть — с десятого ряда! — когда он — за прочными железными прутьями, а ты — на воле, в полной безопасности и с мороженым в руке. Но не среди тайги, не среди первозданной природы, когда нет рядом никакого укрытия или там гранатомёта с подствольником. Поэтому-то новые русские и селились по правой, ближайшей к городу стороне залива. Они ведь тоже люди — эти новые русские. Медведей боятся, как и все остальные. И это глубоко верно. Потому что кроме медведей есть ещё волки, рыси и бешеные кабаны, но об этих тварях как-нибудь в другой раз, потому что Андрей почти уже пришёл.
Он стоял, упёршись грудью в палки и тяжко дыша. Прямо перед ним на покатом берегу расположился роскошный коттедж — двухэтажный, с двускатной крышей, крытой черепицей. На окнах — стеклопакеты. Просторная мансарда слева, а справа — большой гараж. Теплица сбоку, баня в глубине двора, ещё какие-то постройки — всё из кирпича, прочно и красиво, не без щегольства. Общая площадь участка эдак около гектара. Коттедж стоял у самой воды, метрах в тридцати. Тут же деревянный пирс и вышка для ныряния. Окна были тёмны, но в доме кто-то жил. Дорожки во дворе аккуратно расчищены. Прорубь со свежей наледью. Никаких следов заброшенности. Ясно, что за домом присматривали, а лучше сказать, охраняли. Что-то не слышно было собак. Может, спят в своих будках, а может, выглядывают из засады, прикидывают, как бы половчее схватить непрошеного гостя. Не желая привлекать к себе внимание, Андрей прошёл дальше по льду с полкилометра и тогда только вышел на берег.
Майор оказался прав: такой коттедж был всего один в дачном посёлке. Дома тут были всякие, победнее и побогаче, деревянные и кирпичные — но это были именно дома, а не коттеджи, не дворцы. И участки у обычных граждан были не шибко большие — соток по десять, а у кого и помене. Андрей прошёл посёлок насквозь и остановился у крайнего домика. Он уже порядком устал и замёрз. Хотелось в тепло, в уют, скинуть оледеневшие, сделавшиеся каменными, ботинки, расправить плечи… Но домик казался нежилым. Ломать двери и хозяйничать в чужом жилище не хотелось, да и жутко было входить в насквозь промерзшую избу, пока протопишь её — сутки пройдут. Быть может, к сторожу в гости напроситься? Должен же быть в посёлке сторож! Андрей двинулся мимо крайних домов. Снега навалило по колено, и даже на лыжах он с трудом передвигался. Путешествие уже порядком утомило его, и завидев свежую тропу в рыхлом снегу, он аккуратно переступил лыжами и двинулся к распахнутой калитке.
На громкий стук долго никто не выходил. Уже соседские собаки подняли хриплый лай, вороны с карканьем перелетали с дерева на дерево, осыпая снег и качая ветви, — Андрей всё стучал, всё дёргал дверь, державшуюся на жиденьком крючке. Наконец, вспыхнул свет в окне, проплыла тень по занавеске и послышался приглушённый голос:
— Кого там чёрт принёс?
Андрей опустил уставшую руку.
— Пустите переночевать. Заблудился я, замёрз. Мне до утра…
Последовала пауза.
— А ты кто такой? Чего тут шляешься?
— Турист я. Из Листвянки иду на лыжах…
— Ишь ты! — Дверь медленно раскрылась, на пороге показался мужичок в телогрейке, накинутой прямо на майку. На ногах раздавленные шлёпанцы, лицо небритое, припухшее, глаза с хитрецой. Щурясь со света, он смотрел на ночного гостя. Один, безоружный и, в общем-то, беззащитный, не выказывал и тени беспокойства. Это понравилось Андрею.
— Пусти обогреться, — повторил он севшим голосом. — Я хорошо заплачу.
— Ишь ты, — сказал мужичок, подбоченясь. — А хорошо — это сколько?
— Тыщу!
— Заходи! — эхом отозвался хозяин. — Я тебе за эти деньги, слышь ты, свою кровать уступлю! — И тут же сделался серьёзен. — А не обманешь?
Через пять минут Андрей сидел на табурете в крошечной кухоньке и уплетал за обе щёки хлеб, сало, солёные огурцы, черемшу, грузди, варёную картошку. Была и водка, но Андрей решительно отказался. Мужичок посмотрел на него осуждающе.
— Ты это зря! С морозца самое то! Прогреться бы тебе. Смотри, заболеешь.
Андрей не поддался на уговоры. В виде компенсации достал из своего необъятного рюкзака пару жестяных банок — печёночный паштет и лосось в собственном соку. Мужичок облизнулся, глядя на городские деликатесы.
— Угощайся! — Андрей подвинул ему консервы, а себе налил густого чая в литровую кружку, заправив его вареньем местного разлива.
— Хорошая у вас деревня! — сказал он, дуя на чай и пуча глаза. — Я бы поселился тут, ей-богу!
— Сам ты деревня! — протянул мужичок снисходительно. — Дачи здесь у людей, понял? Люди летом приезжают отдыхать. А деревни здесь сроду не бывало. Тайга, брат. Во!
— Ну… мне это всё равно, — миролюбиво ответил Андрей. — Дачи так дачи. Оно даже и лучше. А продаются?
— Чего? — встрепенулся мужичок.
— Дома у вас тут продаются? Мне любой подойдёт. На берегу я там видел такой красивый домина из кирпича. Сколько он стоит?
— Ты чего пристал? — рассердился мужичок. — Иди и спрашивай у них. Почём я знаю!
— Как же тебе не знать, ведь ты сторож! Ты не темни!
— Это я-то сторож?
— Конечно ты.
— Никакой я не сторож! Я сам по себе. А сторож в другой стороне живёт. Его и дома нету.
— А где он?
— В город подался. С дочкой там что-то у него стряслось.
— И что, весь посёлок остался без охраны?
— Да зачем здесь охрана? До ближайшего жилья двадцать километров.
— И всё лесом! — поддакнул Андрей.
— Вот именно!
Андрей покончил с чаем и повёл вокруг себя осоловелым взглядом. Он чувствовал себя так, будто выпил стакан водки. Ноги и руки стали ватными, уши горели, и перед глазами всё плыло. Приятная истома разливалась по телу. Хотелось спать, временами он впадал в забытьё. Казалось, что он всё ещё идёт по снежной пустыне, и глядя под стол, вдруг видел там призрачно белеющий снег, плывущий назад, в бездну за спиной. Не сдержавшись, он роскошно зевнул, аж скулы затрещали.
— Спать охота.
— Ложись, вон, на кровать, — кивнул мужичок. — Одеяло там и подушка. Не замерзнешь. Печка ещё тёплая.
Андрей поднялся, пошатываясь. Весу в нём было двести килограмм. Если бы его сейчас попросили проделать обратный путь до города, он, пожалуй, отдал бы все свои доллары, только бы никуда не ходить. Примерившись, качнулся на пятках и сделал шаг вперёд, удачно проскочил опасный участок между столом и кроватью, бухнулся на мягкие пружины, закачался на сетке с наслаждением и дрожью. Мужичок, прищурившись, смотрел на него. Всё ему было нипочём, и водка его не брала.
— А ты что ж, караулить будешь? — спросил Андрей сквозь зевоту.
— Ещё не хватало! — вскинулся мужичок. — Я щас тоже лягу. На полу себе постелю. На полу-то оно вроде как попросторнее. Стены не давят!
— Тогда ладно. — Андрей снял с себя мокрую одежду, повесил на спинку и лёг в кровать, укрывшись толстым стёганым одеялом. — Разбудишь меня утром, ладно? Только не сильно рано.
— Спи давай, — произнёс мужичок и отвернулся.
Андрей закрыл глаза, и в ту же секунду его понесло, закружило и бросило в бездну. Тьма сомкнулась над головой, и он в одну секунду уснул — блаженным сном смертельно уставшего человека.
Утром, едва Андрей продрал глаза, мужичок сообщил ему целую обойму полезных сведений. Андрей слушал не перебивая, помня совет Гоголя не спрашивать русского мужика прямо о предметах, хорошо ему известных. Лучше как-нибудь боком навести его на нужную тему, задать посторонний вопрос, и тогда собеседник столько тебе наговорит, что и слушать не захочешь. Такая тактика имела полный успех. К обеду он знал точное число домов и участков в посёлке, имел общие характеристики владельцев участков, кто и чем занимается и сколько проводит времени на свежем воздухе, а сколько в городе коптит небо. Самым приметным изо всех был, конечно же, заместитель губернатора. У него и дом покруче, и охрана пострашней, и денег поболе, чем у других.