Загомонил служивый народ. Не растерялся Шабанов, схватил сучковатую жердину, бросил утопающему: «Хватайся!» Боец вцепился в жердину, его тащили вчетвером. Трясина не хотела отпускать, поддавалась неохотно. Бойца схватили за шиворот, выволокли на сухое. Беднягу трясла крупнокалиберная дрожь, зуб на зуб не попадал. Он начал вдруг себя ощупывать, потом застонал, откинулся. На парня было страшно смотреть – лицо синее, весь в болотной жиже.
Набросился старлей Ракитин: какого хрена ты тут устроил, солдат?! Заняться больше нечем? И что теперь делать с тобой, рожа ты слепошарая?! Рядовой лишь смотрел в одну точку и повторял, как заевшая пластинка:
– Я в порядке, товарищ старший лейтенант, я в порядке, товарищ старший лейтенант…
Скорчил мученическую мину сидящий на кочке Войцеховский, обхватил ладонями раскалывающуюся голову.
– Да ладно вам драматизировать, ничего страшного, – миролюбиво резюмировал Худяков. – Ну, искупался в болоте, подумаешь. Пустяки, дело житейское. Отделался испугом. Не зима же, вон какая жарища… Эй, у кого-нибудь сменка есть?
– Есть, товарищ лейтенант, у меня, как в школе на продленке – все есть, – Шабанов жердиной пытался снять с ветки автомат. Зацепил, стал плавно переносить над трясиной. Все следили, затаив дыхание, облегченно выдохнули, когда оружие легло на землю. Утрата автомата – то еще удовольствие, всю часть проверками затерроризируют.
– Есть, говорю, сменка. – И Шабанов закончил под гогот собравшихся: – Только она того, не фонтан, в ней семеро умерли…
Порой их преследовал припадочный смех, иногда наваливалось оцепенение. Трясину обогнули, вошли в горелый лес, где практически ничего не росло. На голой земле обнаружили следы – совсем недавно здесь прошли люди! Снова возбудились, открылось второе дыхание. Рассыпавшись, медленно двинулись дальше, держа оружие наизготовку.
Несколько лет назад в районе свирепствовал сильный пожар, он хорошо проредил тайгу. Торчали, как мачты, обгорелые стволы, почерневшие ветки ломались от малейшего прикосновения. Спрятаться здесь было невозможно – лес просматривался насквозь.
– Кровь, товарищ майор, – заметил наблюдательный боец. – Смотрите, кто-то к дереву прислонился, ладонью уперся… Правда, давненько это было. – Он ногтем потер находку, ощупал пальцами. – Загустела уже, почернела. Видать, зацепили мы кого-то…
«Тебя бы так мордой о сучок», – подумал Каморин, но промолчал.
Лес закончился. Дальше огонь не распространялся. За деревьями показался крутой глинистый обрыв. В низине лежало озеро – уютное, в компактной природной чаше. Зрелище завораживало. В неподвижной прозрачной воде поблескивали лучики заходящего солнца. Озеро окружали заросли камышей. Пастораль дополняло утиное семейство, чинно переправляющееся через водную преграду. Первой с важностью плыла мама-утка, за ней выстроились в колонну утята. Плыли плавно, не сбивая строй. Слева под обрывом теснились груды булыжников, пройти там было проблематично. Справа озеро можно было обогнуть, по курсу чернел лес.
– Искупаемся? – в шутку предложил кто-то.
– Я сейчас кому-то искупаюсь, – проворчал Войцеховский. – Долго еще в дерьме купаться будете… Так, орлы, все вниз, рассредоточиться, обходим озеро справа…
Солдаты ворчали: орлы-то орлы, да вот летать не научились. Самый рискованный кубарем скатился с откоса, лишь чудом избежав увечий. Правее нашли спуск, по которому, судя по всему, и прошли зэки. Сползали по одному, поддерживали майора Войцеховского. Тот снова начал всех тормозить. Подозрительно покашливал рядовой Сизиков, одетый в армейские обноски. Над ним продолжали пошучивать: дескать, все правильно сделал, будет что внукам рассказать. Сизиков вяло огрызался. Обстановка расслабляла.
Короткими перебежками бойцы припустили в обход озера, а когда до леса оставалось метров полтораста, оттуда загремели выстрелы! Покатился сержант Бурмин, скорчился за кочкой, выставив ствол.
– Ага, суки, выдали себя!
Под пули никто не рвался. Военные разбежались, залегли. Рухнул как подкошенный Войцеховский, выдернул из кобуры пистолет.
Никто не пострадал. Хоть какая-то определенность!
Олег подполз к Худякову, тот разглядывал лес через мушку прицела. Поднялись два солдата, перебежали – успели упасть, прежде чем попали под огонь. Худяков выпустил несколько патронов и продолжил всматриваться. Остальные тоже стали стрелять – преимущественно одиночными.
– Отставить… – хрипел Войцеховский. – Экономить патроны… А то будем шапками этих мразей закидывать…
Боеприпасы кончались у обеих сторон, это чувствовалось. Перебежал сержант, поднялись еще двое – в лицах ни кровиночки, но глаза горели.
«Совсем ведь пацаны еще, – подумал Каморин. – В Афгане за такую легкомысленность быс-тро свинцом набивают».
На этот раз обошлось. Вскрикнул боец, но всего лишь от испуга – пуля обожгла, пролетая мимо.
– Что, Нечипорук, тяжел ратный труд? – язвительно выкрикнул сержант. – Товарищи офицеры, что делать будем? Может, на штурм?
– Остришь, Бурмин? – прохрипел вгрызающийся в землю Ракитин. – А ну, отставить! Острить будешь в специально отведенное для этого время!
Он не мог принять решение, косился на майора. Тот нервничал, не решался отдать приказ.
– Все назад, орлы! – наконец, решился Войцеховский. – Обходим озеро с другой стороны! Да не вставать – ползком, а то буду потом краснеть перед вашими мамашами…
«Успешно отступаем», – пошутил какой-то остряк.
Солдаты сдавленно хихикали – что еще делать? Стали отползать, перекатываясь. Когда камыши загородили их от леса, перебегали, согнувшись в три погибели. Вся эта история уже напоминала сказку про белого бычка.
Стрельба прекратилась. Видимо, зэки ретировались, получив шикарную фору.
Солдаты перебирались через камни, ползли по самому краю – над водой. Другой дороги не было. Покатился камень, сорвалась нога, раздался испуганный вскрик – и рядовой Сизиков, не удержавшись, упал в воду! Но быстро вынырнул, привычно забил одной рукой по воде. В другой он сжимал автомат – не утопил, молодец.
– Сизиков, ты серьезно? – не поверил Шабанов. – Лопни мои глаза…
На этот раз рядовой выбрался самостоятельно, передал товарищам АКМ, схватился за каменный выступ, подтянулся. Даже старшие товарищи не скрывали улыбок.
– Сменка есть у кого? – под громовой хохот спросил Худяков.
Только и спасал в трудных ситуациях неприхотливый солдатский юмор. Сизиков переодевался, стуча зубами от холода, остальные штурмовали завал, потом издевались над товарищем: на старт, внимание, марш! Последняя попытка, боец!
Озеро обогнули, припустили вдоль опушки, памятуя о пуле в упор. Парами входили в лес, занимали позиции за деревьями, начали углубляться. Массив оказался незначительным, скоро заблестел просвет, образовалось открытое пространство.
К вящему изумлению, заработала рация! Возбудился Войцеховский: примите координаты, преступники здесь, уходят в юго-западном направлении! Срочно перекрыть дорогу! Все наличные силы бросить на прочесывание квадрата! Все это неплохо звучало, если не учитывать реалии. Тайга сожрет полноценную армию. Бойцы приглушенно комментировали: тут можно до зимы блуждать и аукаться, требуется полностью укомплектованная воздушно-десантная дивизия…
Но подвижки все же наметились: появились вертолеты, шли на бреющем. Рация докладывала, что два отделения солдат высажены в восьми километрах южнее группы Войцеховского. Еще одно отделение – западнее, подразделение усилено, имеет два комплекта боеприпасов. Складывалось ощущение, что проводится небольшая войсковая операция.
И все бы ладно, не окутай пространство досадные сумерки! В темноте любые поиски теряли смысл. Докладывали из походного узла связи: две версты южнее пилоты выявили на открытом пространстве перебегающих людей! Совершили все-таки зэки отчаянный марш-бросок! Укрыться не успели, акустика в тайге весьма причудлива, пытались схорониться за кочками, слиться с ландшафтом, но вертолет опустился низко – пилота что-то привлекло. У одного из зэков не выдержали нервы – хлестнул очередью. Пилот стремительно поднял машину. Зэки пустились наутек до ближайшей кромки леса.
Вертолет был, к сожалению, не боевой, без ракет и скорострельных пушек, пилоту оставалось только наблюдать.
– Спросите, сколько их было! – встрепенулся Каморин.
Пилот сообщил, не колеблясь: четверо. По крайней мере, четверых он видел точно. Олег облегченно выдохнул – здесь вы, Павел Евдокимович, не рискнули отправиться в одиночное путешествие…
Это была отличная новость. С кем он бегает по тайге? На этот вопрос ответил всезнающий Вениамин: Бархан, Махно и Сыч. Лупатый и Торченый отправились в мир иной, туда им и дорога. Но те, что остались, наиболее решительны, устремлены, имеют неплохую физическую форму. А Сыч хорошо ориентируется в тайге – видимо, благодаря его навыкам беглецов до сих пор не поймали. Уходят грамотно, меняя направление и путая следы.
В последующие полчаса произошло кое-что еще. Времени не теряли, рвались через тайгу, пока совсем не стемнело. Треск стоял, как в печке, – ломался хворост под ногами. Попискивала рация.
Олег отдувался, но пока выдерживал. Преследовала мысль: еще пара дней такой беготни, и надо пришивать новые ноги.
По цепочке передали: «Всем оставаться на месте, найдено тело».
Волнение охватило – хоть бы Бугровский! Мертвый так мертвый, пусть подавится на том свете всей имеющейся у него информацией! Зато агенты, разбросанные по всему миру, вздохнут свободно.
Командовал Ракитин: «Всем наблюдать за обстановкой, не исключена засада».
Офицеры бросились инспектировать находку. Тело лежало в канаве, присыпанное жухлым лапником, боец проходил мимо, увидел торчащую руку с искривленными пальцами, испугался – ему показалось, что покойник выбирается из могилы. Тело приподняли за ворот, выволокли. Беднягу разули – из дырявых носков торчали грязные пальцы с черными ногтями. Мертвец тоскливо скалился, на горле густела кровь. Лицо уродовали засохшие ссадины и нарывы. Плечо было перевязано каким-то тряпьем, повязка почернела от крови.