Я описала злоключения рации – она опять в доме, но избавиться от нее, увы, нельзя. Проще избавиться от трупа. Потом приступила к самому интересному – к переводу стрелок на Алана Девенпорта. Бегло описала свои приключения. Никки снова выразил недовольство.
– Мне очень жаль, – добавила я, – но сообщить о намечаемых действиях я не могла – в запасе оставалась только ночь. Надеюсь, подброшенные документы и камеру с микропленкой уже нашли. Девенпорту ни холодно, ни жарко. Семьи у него нет. Он находился в списке подозреваемых ФБР. Им нужен «крот» – вынь да положь. Вот он, пусть забирают. Сомнения останутся, ради бога, но за сомнения агентам не платят. Они закроют дело, и по линии ФБР Роберт Хансен может спать спокойно. Он временно прекращает передачу данных – надеюсь, руководство в курсе. Это небольшая жертва – кадр ценный, в дальнейшем принесет вдвое больше пользы. Теперь по линии АНБ – они тоже ищут разведчика-радиста. Сомневаюсь, что согласуют свои действия с ФБР. Я держусь, мною заинтересовались, но это просто интерес, зацепиться не за что. С тем же успехом они могут подозревать половину поселка – что, видимо, они и делают… Вы чем-то опечалены, Никки? Еще недавно вы так заразительно улыбались.
– Есть причина, миссис Роджерс. – Никки покосился на завесу из вьюна. – Не спорю, с Девенпортом может выгореть. Надеюсь, вы не оставили в доме следов, в противном случае наши американские коллеги все поймут. С назойливыми гостями из АНБ у вас тоже все получится. Понравьтесь им, но не перегибайте палку. К сожалению, есть еще третий аспект – Бугровский. В тайге у нас все плохо, предатель вырвался из кольца и уходит в направлении населенных пунктов. Он умный и хитрый, и у него может выгореть. Поисковые группы не спят сутками, однако не могут его поймать. Дело близится к неприятному завершению. Рассматривается самый негативный сценарий. Вам поручено эвакуировать Хансена. Но, – Никки сделал паузу, – точку невозврата не переходите, оставьте возможность отыграть назад. Маловероятно, но вдруг. Рисковать агентом нельзя, мы своих не сдаем. У вас от силы 24 часа. Речь не идет о том, чтобы вывезти Хансена из страны. Это трудно, следует признать. Просто убрать в безопасное место, а дальше будет видно. Вы уже готовы меня критиковать? Вижу по глазам. Увы, это не мое решение.
Черт, теперь я готова была убить Каморина! Расслабился там в Советском Союзе, катается, как сыр в масле, сделать ничего не может! Мы тут кровь проливаем, а он…
– Все понятно, – буркнула я. – Надо, значит, сделаю.
– Родина и партия верят в вас, Ольга Михайловна. – Никки говорил без иронии, и поди пойми, о чем он сейчас думал. – Это все, что я хотел вам сказать. Колготки заберите. – Он кивнул на упаковки.
– Что, правда не рвутся? – не поверила я.
– Не знаю. – Никки пожал плечами. – Производитель так заявляет. Пока никто не купил. Да рвутся как миленькие. – Он махнул рукой. – Это всего лишь колготки, а не болотные штаны. Но надо же чем-то привлекать покупателей. Дикий мир, Ольга Михайловна, мир наживы и чистогана, где все делается ради прибыли, а о людях не думают… – Он снова говорил без иронии – видно, был тот еще лицедей. – Сегодня все обдумайте, заоднохорошенько отдохните, расслабьтесь, послушайте хорошую музыку – Джо Дассена, например.
– Кто такой Джо Дассен? – не поняла я. – Мика Джаггера знаю, Фрэнка Синатру, Джимми Моррисона…
– Ой, ладно. – Никки досадливо поморщился. – Вы, американцы, такие примитивные…
Хансен храбрился, включал самообладание, и все же было видно, что у человека душа не на месте. Мы сидели в крохотном кафе на улице Ориндж-Бэнк в Вашингтоне, в двух кварталах от главного офиса. Хансен поил меня ароматным кофе, заказал пирожные, вряд ли способные улучшить мою фигуру. При этом улыбался, как было приказано, доверительно тянулся ко мне, говорил вкрадчиво – то есть считалось, что мы не привлекаем к себе внимания.
– Мы испытываем друг к другу симпатию, – предупредила я, – переходящую все границы. Так что ведите себя соответственно. На аварийный случай – мы любовники, встречаемся тайно, поскольку вы у нас человек семейный. Оттого вы и напуганы больше меня.
Он был, как и всегда, гладко выбрит, безупречно одет. А раз явился в это кафе по первому зову, значит, уверен, что слежки нет.
– За мной не следят, Натали… – глухо ворковал Хансен, невольно стреляя глазами (при нашей легенде – нормально). – Моим коллегам сегодня не до меня… В управлении шум, все стоят на ушах. Приказано не выносить сор из избы, но все уже знают, и полагаю, скоро в дело вмешается пресса… Вы все-таки сделали то, о чем я говорил…
– Совершенно не понимаю, Роберт, о чем вы, – с улыбкой парировала я.
– Ну да, конечно, я все понимаю… Алан входил в число подозреваемых, но никто эту версию всерьез не рассматривал. Однако действовали по инструкции. Ночью взяли под охрану его дом… надеюсь, вы не столкнулись с ними в гостиной? Ах, простите, вас же там не было… Утром дом и участок подвергли осмотру. Были найдены шпионские атрибуты – фотоаппарат, пленка, а также копии секретных документов, касательно некоторых контрактов министерства обороны с деятелями из военно-промышленного комплекса… Отпечатков пальцев Девенпорта на вещах не нашли, но списали на педантичность и предусмотрительность: мол, нет отпечатков, значит, все это подбросили… Директор бюро уже оповещен, проводит экстренные совещания. Выявляют связи Девенпорта, разбирают по кусочкам его жизнь в последние месяцы. Версия о том, что улики подброшены, насколько знаю, пока не рассматривается…
– Это замечательно, Роберт, – проворковала я. – Рада, что ваша идея сработала, теперь вы можете открыто смотреть коллегам в глаза. Я тоже думаю, что версию с подставой рассматривать не будут. Пойдут по связям Девенпорта, и наше с вами счастье, что мы к нему – никаким боком. Теперь к плохим новостям. Вашего бывшего «крота» так и не смогли нейтрализовать… Не меняйтесь в лице, пожалуйста, вы же профессионал. Несмотря на усилия со стороны органов, он ушел от преследования и вот-вот растворится в крупном населенном пункте. Не надо критиковать моих коллег – они делают все возможное. Зреют неприятности, Роберт. Боюсь, в Сибири все потеряно, надо думать о том, чтобы минимизировать ущерб. Мне приказано вас эвакуировать. Сегодня пятница, можете досидеть до конца рабочего дня. В выходные никто не будет вас искать, и это даст нам фору…
– Подождите, Натали… – Хансен побледнел, улыбка, оставшаяся на лице, превратилась в маску. – Что значит «эвакуировать»? Я не могу, у меня жена, ребенок…
– Вы еще про собаку вспомните, Роберт. Кстати, у вас очень милый спаниель. Боюсь, дальнейшие события предрешены, и от нас уже ничто не зависит. Хотите на пожизненный срок? Ситуация еще может разрешиться благоприятно, но шансов мало. В этом плане грядущие выходные – в нашу пользу. Но я бы не стала на это рассчитывать. Если все пойдет по плохому сценарию, за вами придут уже этой ночью. Позвоните жене, скажите, что вас отправляют в срочную командировку, пусть не волнуется. В вашей конторе ведь случаются срочные командировки? Не спорьте, Роберт, не будем открывать дискуссионный клуб. В случае неповиновения мы не будем вытаскивать вас из дерьма. Обед закончится – идите на работу. Далее план такой: по завершении рабочего дня берете такси, направляетесь в торговый центр «Аубурн Молл» на Редлендс, заодно убедитесь, что за вами не следят. Погуляйте там часок. Далее, в половине восьмого вечера, выходите на заднюю парковку…
Когда я уходила, он сидел за столиком, бледнее осеннего неба, давился пирожным, которое я не доела, и мысленно проклинал тот день, когда связался с советскими спецслужбами…
Но от полученных инструкций Хансен не отступал. Я прибыла в назначенное место в 19:37, поставила свою крошку недалеко от выезда на дорогу. Пришлось поплутать. Если «хвост» и был, то благополучно отпал.
Хансен сел в машину – белее смерти, весь какойто покорный, обреченный. За день у него отросла щетина, он уже не был таким свежим и неотразимым, как в обед. От человека попахивало пóтом – тем же страхом. Он нес небольшую сумку – видимо, купил в торговом центре необходимые в путешествии вещи. Теоретически его могли прищучить коллеги, – но это вряд ли, «крот» у них уже был. Хансен мог сам сознаться, чтобы скостить срок, да еще и помочь вывести на чистую воду советского нелегала. Кому же захочется в бега с предсказуемым финалом? ФБР в своей стране найдет любого, а КГБ своего информатора за границу не вывезет – насчет этого Хансен иллюзий не питал. Вероятность была небольшая, но игнорировать ее не стоило.
– Позволите? – Я отняла у него сумку, перебрала содержимое. Нательное белье, носки, пара сорочек, предметы гигиены. Почетное место в личных вещах занимал увесистый штоф «Джонни Уокера». Почему бы нет? Зарплата позволяла. Чем еще заняться в той дыре, куда я его повезу?
– В чем дело? – проворчал Хансен.
– А сами не догадываетесь? – Я бросила сумку на заднее сиденье. – Мои извинения, Роберт. Галстук не жмет? Снимите его и расстегните верхние пуговицы сорочки: две, а лучше три.
Он поневоле развеселился. Хоть что-то в жизни смешное. Показал свой мужественный торс и начал судорожно застегиваться. Покосилась проходящая мимо девчонка лет семнадцати. Надеюсь, отвергла мысль позвонить в полицию насчет двух извращенцев на парковке. Молодежь уже не та. Сексуальная революция прошла, но память о ней осталась. На всякий случай я все же включила двигатель и стала выруливать со стоянки.
– Потрясающе, – выдохнул Хансен. – Вы мне не доверяете… Полная чушь. Я весь на нервах, но бежать к своим и во всем сознаваться – то же самое, что совершить прилюдный суицид. Нет уж, буду сопротивляться до последнего…
– Приветствую ваш оптимистический настрой, Роберт, – похвалила я. – То есть делаем вывод, что на работе все спокойно. Венди позвонили?
– Да. – Хансен раздраженно скривился. – Мне кажется, она не поверила, у Венди был очень странный голос…
– Уверена, что не страннее, чем ваш, Роберт. Все будет в порядке, не переживайте.