– Разве? – Он резко повернулся. – Вы можете пообещать, что я еще когда-нибудь увижу Венди и своего сына Маркуса?
Я не могла такое пообещать. Впрочем, в случае поимки – непременно. Свидания в тюрьмах никто не отменял. Я прервала беседу, стала смотреть в окно. Дорожная ситуация развивалась непредсказуемо. На выезде из американской столицы образовалась пробка. Машины гудели, ругались водители. На перекрестке со второстепенной дорогой стояла полиция. Там что-то произошло. Участок проезжей части опоясали желтой ленточкой. Не ДТП – чокнувшихся машин не видно. Лежали укрытые простынями тела, мимо них медленно протискивались машины, любопытные водители выворачивали шеи. Снова чего-то не поделили местные банды. В последние годы выросло потребление крэкового кокаина, что вызвало рост преступности и насилия. Гулять вечерами по темным улицам Вашингтона всячески не рекомендовалось. Орудовали банды, людей грабили, убивали, насиловали женщин. Уровень преступности просто зашкаливал. В Вашингтоне находился Белый дом, Конгресс, правительство, штаб-квартиры федеральных правоохранительных органов – ФБР, DEA, – Управления по борьбе с наркотиками. Но преступников это не смущало, криминал процветал, и эпидемия крэка эту напасть только подпитывала. Представить нечто подобное в Советском Союзе было невозможно – и дело не в какой-то там пресловутой большевистской пропаганде…
Минут сорок мы выезжали из города на федеральную трассу. Сумерки опускались на землю, когда «Мини-Купер» вырвался из столицы. Мелькали пригородные пейзажи, бесконечные закусочные, фаст-фуды, мини-маркеты, станции техобслуживания.
– Куда мы едем? – глухо вопросил Хансен.
– В Западную Вирджинию.
Он вскоре задремал, и я уже не могла унять своего раздражения. Нянькайся с этими ценными агентами, вытаскивай их из дерьма, а в ответ ни слова благодарности, только злость и протест. Можно подумать, их на аркане тянули заниматься шпионской деятельностью!
Я вела машину несколько часов. Давно стемнело. Заехала на заправку, наполнила бак. «О, мэм, вы не боитесь путешествовать одна?» – участливо спросил работник станции, принимая наличные. «А кто тут одна? – фыркнула я. – Вон муж в машине дрыхнет – кормилец, защитник и каменная стена».
Не помню, в котором часу мы переехали границу штата. В принципе, ничего не менялось. Только воздух в салоне стал чище и леса вдоль обочин – гуще. Мелькали населенные пункты, освещенные фонарями, озарялись дорожные знаки и информационные табло. Дорожные службы в США работали отлично, можно было путешествовать, не зная карты. Вся страна на колесах, не жизнь, а развеселое роуд-муви… Несколько раз я обгоняла плетущиеся трейлеры – дома на колесах, в которых удобно путешествовать всей семьей. Некоторые даже жили в вагончиках или трейлерах – сегодня здесь, завтра там. Такого феномена, как прописка, в Соединенных Штатах не существовало.
Хансен несколько раз просыпался, снова засыпал. Я не возражала – хоть не достает своим брюзжанием. В одиннадцать вечера я съехала с дороги недалеко от местечка Маунт-Плейс, повернула на проселочную дорогу. Вдоль обочин густо росли пышные ели. Так похоже на Россию… Только все же не Россия.
Хансен проснулся, угрюмо помалкивал, косился – видимо, решил, что я завезла его в глухой уголок, чтобы убить. Слева проплыло небольшое озеро, дальше росли величественные корабельные сосны. За деревьями угадывались очертания строений, символические ограды. Я въехала на участок, опоясанный зарослями дикой акации, заглушила двигатель. Из мрака проступала бревенчатая «хижина» – все удобства, восемьдесят метров полезной площади, столько же – бесполезной.
– Куда вы меня привезли, Натали? – бросил Хансен.
– Дача, – пояснила я. – В Советском Союзе так называют загородные виллы для трудящихся. Не задавайте глупых вопросов, Роберт. Это безопасное убежище, где вы можете отсиживаться годами. Это шутка. Надеюсь, на несколько дней у вас терпения хватит. В доме найдете непортящиеся продукты, чай, кофе. Есть электричество, вода, канализация. Для согрева воды используйте газовый котел – разберетесь. Спальня, гостиная, обеденная зона. В шкафу постельное белье, в гостиной, если не ошибаюсь, телевизор. Соседи где‑то есть, но им абсолютно наплевать, кто вы такой и что здесь делаете. Дом принадлежит вашим друзьям Джеку и Молли, они любезно разрешили вам здесь пожить. Представьтесь кем угодно, хоть Брюсом Ли. Полиция сюда – ни ногой. Но ведите себя прилично, много не пейте и с территории не уходите. Это понятно?
– Нет, я же такой бестолковый, – огрызнулся Хансен.
Лично я считала, что подобные хоромы для «сбитых летчиков» – излишество, хватило бы и фанерного домика в «латинском» квартале. Но решения принимают другие. Я отвела Хансена в дом, убедилась, что все работает. Фактически это и была дача – скажем, для одного из престарелых членов Политбюро.
Хансен немного подобрел, по крайней мере перестал демонстративно вздыхать.
– А вы куда? – расщедрился он на толику сочувствия. – Поедете ночью обратно, Натали?
– Переночую в одной из гостевых комнат, – решила я. – Рано утром уеду. Вы же не блуждаете ночью по чужим спальням?
– Как вы могли такое подумать? – вспыхнул Хансен. – А, вы так шутите. Знаете, мне нынче не до шуток. Прошу простить, Натали… – он нерешительно замялся, – … если много ворчал и вообще вел себя по-свински. Вы ни в чем не виноваты, просто выполняете свою работу – и выполняете ее хорошо. От того, что случилось, никто не застрахован.
– Без проблем. – Я пожала плечами. – Прекрасно понимаю, что происходит у вас на душе, Роберт. Будем рассчитывать на лучшее. Надеюсь, вы усвоили инструкции?
Я спала довольно сносно – постель не скрипела, в открытую форточку проникал свежий воздух. Но часть моего сознания бодрствовала. Опасности подвергался не только Хансен, но и я.
Хансен, как сомнамбула, блуждал по дому, тяжело вздыхал, что-то бормотал под нос. Заработал телевизор, но быстро затих. Скрипела мебель в гостиной, звенело стекло. Что делают мужчины в непонятных ситуациях? Правильно. Оставалось надеяться, что он опустошит не всю бутылку. Сильно пьяным, видимо, он не был – на мое целомудрие не покушался. Этот человек знал границы. Снова скрипнули створки буфета, затем он мылся под душем. От спиртного веселее не стало – заунывно бормотал. Наконец угомонился, и я уснула окончательно. С этими шпионами – как с детьми…
Я встала в шесть утра по встроенному в организм будильнику, прислушалась. За окном сурово шумел сосновый лес. За стенкой храпел Хансен – так мощно, что вздрагивал и позвякивал бокал на прикроватной тумбочке. Я на цыпочках пробежала в душ, сполоснулась в теплой воде. Сварила кофе, позволила себе несколько приятных минут с видом на сосновый лес. В округе стояла тишина, двуногие существа не беспокоили. «Фирма» гарантировала покой и комфорт мятущимся душам. Разбудить Хансена не смогла бы и гаубичная батарея.
Я привела себя в порядок и побежала к машине.
К родному дому в Плезанс-Крик я подъехала без нескольких минут одиннадцать. По дороге пришлось навестить несколько торговых точек. Сердце екнуло: у дома стояла знакомая машина, а на крыльце привычно мялись люди характерного обличья.
Стало откровенно плохо, – такое ощущение, что даже пульс резко понизился. Приплыли, Ольга Михайловна? Что поделать, не вы первая, не вы последняя. Интересно, сразу арестуют или выразят желание повторно осмотреть подвал? Я заехала на участок, прижала «Мини-Купер» к гаражу. Мужчины дружно повернулись и с интересом уставились на меня. Я сделала невозмутимое лицо – с натяжкой, но удалось. Заглушила двигатель, и вся такая возвышенная вышла из машины. Обогнула капот, извлекла с пассажирского сиденья два картонных пакета с продуктами. Из одного вызывающе торчало горлышко ямайского рома. Я поставила пакеты в траву, вернулась к машине – на этот раз к багажнику. Подошли трое, остановились в отдалении.
– Снова здравствуйте, – констатировала я. – Вы так часто приходите, мистер Кэмпбелл, – может, наконец, предложение сделаете? А то я устала сама таскать эти тяжести…
Кэмпбелл смутился. Остальные украдкой ухмыльнулись. Я принялась извлекать из багажника гигантский керамический вазон, чем вызвала некоторое замешательство в стане противника. Мужчины озадачились. На аквариум эта штука не походила. Кэмпбелл почесал ухо – вполне, кстати, миниатюрное и прижатое к черепу. Я надрывалась, вытаскивая вазон из машины. Меньше всего хотелось его разбить. Кэмпбелл сообразил, придержал нависшую над асфальтом хреновину. Шикнул на своих, те подошли, перехватили мое приобретение.
– Ой, спасибо, – обрадовалась я, – поставьте у крыльца, если не трудно.
Им было трудно, но агенты любезно отнесли вазон на указанное место и перевели дыхание. Кэмпбелл взял мои пакеты – я не возражала.
– В дом, пожалуйста, Стив. Сейчас открою. Собаку не бойтесь…
– Что это, миссис Роджерс? – Он кивнул на вазон.
– Горшок купила, – объяснила я. – Спонтанное сиюминутное решение. Хочу посадить петунью, это очень красиво. Вы видели, как цветет петунья?
Физиономия Кэмпбелла приобрела туманное выражение. Я открыла дверь, придержала рвущуюся из дома собаку, кивнула: скорее заносите. Кэмпбелл проследовал мимо, пристроил покупки на обеденном столе, вынул и поставил рядом грозящую упасть бутылку рома.
– Знаете, миссис Роджерс, – заявил он глубокомысленно, разглядывая этикетку, – каждая встреча с вами превращается в какое-то шоу. Скажите, вы когда приобрели эту вазу?
– Вазон, – поправила я. – Это так важно? Совсем недавно, полчаса не прошло. Это было в местном торговом центре. Сначала я пробежалась по супермаркету, затем заглянула в цветочный отдел. Сотрудники магазина были так любезны, что погрузили эту штуку в машину. Ну, а здесь… просто провидение вас прислало.
Кэмпбелл вздохнул.
– Вы сегодня ночевали дома, миссис Роджерс?
– По-моему, да, – растерялась я. – Или нет. Точно нет… Вы слишком любопытны, мистер Кэмпбелл. Будучи женщиной незамужней, я имею право на личную жизнь, разве нет? Можно поинтересоваться о цели вашего очередного визита?