— Диссиденты, с которыми я работала, там внизу все еще активны. Многие из них — это те люди, о которых мы говорим: ученые, интеллектуалы, мыслители, которые верят в существование нового, более безопасного мира, построенного на честности и разуме.
Они дошли до того места, где стена станции круто поднималась из воды. За спиной у них земля за пляжем круто поднималась вверх к стене станции, образуя холм на краю долины; вдоль него выстроились домики для привилегированных заключенных. Они остановились и Ольга повернулась к Поле, глядя ей прямо в лицо:
— За эти годы арестовывали многих. Мы не могли выяснить, что с ними случилось. Но попав сюда, многих я нашла здесь, живых и невредимых.
— Продолжай, — попросила Пола, все еще не видя связи с собой.
Голос Ольги инстинктивно стал тише, хотя вокруг не было ни души:
— Мне удалось установить связь кое с кем там, внизу.
— На Земле?
— Да. Я могла посылать ему информацию о людях, которые находятся здесь. У него есть знакомые, которые могли правильно использовать эту информацию, не говоря уже о том, чтобы сообщить родственникам и близким. Больше того, будучи вовремя предупрежденными о вновь прибывающих сюда, наши люди там, в России, знали, кого еще могут арестовать — привычки КГБ предсказуемы. Многих удалось вовремя, тайком вывезти из страны. КГБ сходило с ума, пытаясь выяснить, откуда уходит информация.
— Это прекрасно, но зачем ты мне все это рассказываешь?
— Случайно этот канал связи был оборван. Чтобы восстановить его, мне нужен специалист по системам связи. Я прошу тебя помочь мне.
Так вот что заинтересовало Ольгу тогда в госпитале. Да, теперь все сходилось. Они повернулись и медленно пошли по своим следам на песке назад. По периметру и на сетке в двадцати ярдах от берега зажглись огни.
— А как работала твоя связь? — спросила Пола.
— Так значит, ты поможешь?
— Я еще не знаю, смогу ли я. Ты должна рассказать мне больше.
— В свое время у меня был любовник, профессор из университета, начал Ольга. — Я буду называть его Иван. Это было не очень серьезно — он работал на флоте и, по-моему, бегал за бабами везде, от Архангельска до Владивостока. Но так или иначе, оказалось, что у нас одни и те же ценности, так что мы остались хорошими друзьями, даже когда страсть прошла.
— А что он изучал?
— Был — системы связи. Сейчас он работает в исследовательском центре в Сибири. Этот центр — еще и основная наземная станция связи с "Валентиной Терешковой", — Ольга посмотрела на Полу. — Теперь понятно?
Пола остановилась, ее глаза сузились. Ольга глядела выжидающе.
— И эта работа в Тургеневе… это тоже не совпадение, да? — медленно проговорила Пола. — Это в двух шагах от Центра Связи.
— Догадливая, — пробормотала Ольга. Они зашагали дальше. Ольга продолжала:
— Насколько я поняла, ты знакома с системой безопасности связи, с заполнением промежутков между передачами потоком случайных чисел?
Пола поняла намек немедленно.
— Вы подключились к лучу, используя заполнители.
— Точно.
— Но как?
— Иван передал на станцию, через офицера на одном из транспортных кораблей специально запрограммированную микросхему. Она заменяла генератор случайных чисел в кодирующем процессоре основной линии связи в Центре Связи. Я вставляла микросхему в БВ-15 и загружала в нее сообщение, которое нужно было передать — это я могла делать сама и где угодно. Потом один человек — имя не играет роли — менял в Центре Связи микросхемы местами и сообщение передавалось автоматически.
— Я поняла, — кивнула Пола. БВ-15 был стандартным универсальным советским компьютером. Их использовали и отдельно, и как сетевые терминалы по всей "Терешковой". Два таких стояло в лаборатории графики, где работала Пола. — А что случилось?
— Произошел отказ, резкий скачок напряжения и схему выбило, ответила Ольга. — Контакт в Центре Связи остался, и связь все еще можно наладить. Но у меня нет микросхемы.
— И ты хочешь, чтобы я запрограммировала схему? — заключила Пола.
— Правильно. У меня есть все параметры для программирования схемы на БВ-15, а документацию по кодировщику я могу достать. У тебя есть доступ к необходимому оборудованию в лаборатории. Тебе не нужно будет самой входить в Центр Связи или другие охраняемые места.
— А что с сообщениями с Земли? — спросила Пола. — Как ты поступаешь с ними?
— Я могу позаботиться о них сама.
— Хорошо, а если мы сделаем это — где гарантия, что Иван все еще слушает?
— Такой гарантии нет. Остается надеяться, что он слушает.
Они постояли, молча глядя на воду и огни.
— Когда тебе нужен ответ? — спросила наконец Пола.
— Я надеялась получить его сейчас.
— Я должна подумать.
— Тогда завтра.
— О'кей, завтра
Когда на следующий день они встретились, у Полы появились свои идеи насчет того, как использовать эту частную линию связи с Землей — правда, люди, с которыми она хотела связаться, не имели ничего общего с советскими интеллигентами-диссидентами или с переправкой людей из России. Как она сможет со станции связи в Сибири попасть в западную военную сеть связи, у нее не было ни малейшего понятия. Но возможность была слишком хороша, чтобы упускать ее. Ее пальцы уже заныли в предвкушении работы.
— Хорошо, — ответила она Ольге. — Договорились. Я попробую, и будем надеяться, что Иван все еще слушает.
29
Мак-Кейн смял с лица пену и быстро вытерся, глядя в зеркало. На этой неделе Гоньяреш снова работал в оси и принес ему описания и схемы, о которых просил Мак-Кейн. Он быстро пробежал их глазами, и, похоже, они совпадали с официальными планами станции. Не исключено, что на этот раз Фоледа промахнулся.
Дверь открылась, как будто ударил лапой медведь гризли и вошел Оскар Смовак. Он бросил на раковину пакет с мылом и бритвой и стал расстегивать рубашку.
— Похоже, что скоро мы тут все вокруг будем вылизывать, а, Лью? бросил он, разглядывая свою бороду в зеркало.
— То есть?
— Тут собираются устроить большой аттракцион.
— В Замке?
— Нет, по всей "Терешковой". А ты не слышал?
— Не слышал что?
— Большой праздник по поводу столетия. Сюда едут все русские шишки генеральный секретарь Петрохов, председатель совета министров Кованский, все Политбюро, многие из Центрального комитета… "Терешкова" будет выставочным залом коммунистического мира.
7 ноября было днем, когда русские праздновали годовщину революции. В этом году это будет особый праздник — столетняя годовщина.
— Ну что, не забудь передать по команде все твои замечания и просьбы, — буркнул Мак-Кейн.
Когда он вышел из умывальника, он увидел Лученко, сидевшего за последним столом. Андреев что-то читал вслух Боровскому, Тоген грустно лежал на своей койке. Кинг и Конг, как обычно, не особенно скрывая подозрительных взглядов, шуршали на заднем плане. Лученко поймал взгляд Мак-Кейна и качнул головой, подзывая его. Мак-Кейн остановился.
— О тебе очень хорошие отзывы с работы, — сказал Лученко. — Я рад слышать это.
— Я привык думать, что зарабатываю свое содержание.
— В последнее время ты стал лучше себя вести.
— В последнее время меня оставили в покое.
Лученко пропустил замечание мимо ушей.
— Я хочу, чтобы ты знал — такое не проходит незамеченным. Ты будешь чаше назначаться на работы в колонии, за пределами Замка. Я думаю, ты не будешь возражать.
Мак-Кейн поднял брови в неподдельном удивлении. Это прекрасно сходилось с его собственными целями.
— Конечно, — ответил он. — Мне нравится бывать снаружи.
— Еще бы. Ну, теперь ты знаешь, чего ожидать, — Лученко глядел на него с таким выражением, как будто оказал ему услугу и ждет ответных шагов. Мак-Кейн ответил взглядом, который означал "может быть", и двинулся дальше. Он рассудил, что у Лученко не было выбора, поэтому он решил преподнести это так, как будто делает одолжение. Другими словами, Лученко известили, что в колонии возникнет нужда в рабочей силе. Это совпадало с тем, что только что сказал Смовак.
Чарли Чан вместе с Ирзаном и Нунганом играли в карты в одной из средних секций.
— Я знаю смешной анекдот, — сказал Чарли, поймав Мак-Кейна за рукав.
— Да?
Чарли затрясся, с трудом сдерживаясь:
— Русский из Москвы входит к чукче в юрту, в тундре. Видит — с потолка свисает перчатка. Он говорит: "Что это?". А чукча отвечает: "Коровье вымя".
— А дальше?
— Это все. Коровье вымя!
Чарли скорчился от смеха на своей койке, взвизгивая и задыхаясь от смеха. Мак-Кейн пошел дальше, качая головой. Он до сих пор не мог понять всей глубины странного юмора Чарли. Может быть, это было отражением самого начала, размышлял он — первая ослепительная вспышка метафоры в зимнем полумраке неандертальской пещеры, которая с течением веков превратилась, пройдя через придворных шутов и мюзик-холл в Бестера Китона, Лорела и Харди, банановые корки и кремовый торт.
— Я знаю еще один, тоже смешной, — раздался голос Чарли, когда он дошел до первой секции.
— Завтра, — отозвался Мак-Кейн. — Я больше не выдержу.
На верхней койке сидел Мунгабо, зашивая прореху в штанах, за центральным столом о чем-то спорили Рашаззи и Хабер. Скэнлон и Ко сидели на соседних койках в противоположной секции у другой стены и, похоже, опять беседовали об эволюции культур. Мак-Кейн обошел вокруг стола с двумя учеными и сел рядом с Ко.
— Смовак говорил, что у нас будут гости.
Ко кивнул.
— Похоже, да. Я еще слышал об амнистиях — часть игры на публику. Они собираются раздуть из этого большое событие.
— Так что, мы все поедем домой?
— Прямо дух захватывает. Если это вообще правда, то это, наверное, коснется только привилегированных.
Разговоры и активность обитателей передней секции камеры В-3 были призваны скрыть их напряженное ожидание отбоя. Сегодня они попытаются первый раз проникнуть в подпольное пространство станции.
— Ко только что рассказывал об истории потрясающие вещи, — поделился с Мак-Кейном Скэнлон. — Ты, по-моему, сам когда-то занимался этим.