– Кто-кто? – не поверила она поначалу. – Сам граф Аракчеев? Не может быть. И как ты с ним знакомство свёл? Неужели он твой земляк?
– Вот именно, – смотря в пол, ответил Менделеев.
– Не может такого быть. Не верю.
– Твоё дело. Но какой мне резон неправду говорить, когда так оно и есть. Он в соседнем с нами имении родился. И жил там летом, а на зиму уезжали с родителями куда-то. А батюшка мой его малолетнего грамоте учил.
– Вот так дела, – с недоверием произнесла Мария Дмитриевна, – и ты скромничал все это время. Почему сразу не сказал?
– Как-то пока речь не заходила…
– Вот, значит, ты какой у меня, Ванюша. Земляк самого графа Аракчеева. Ну, это меняет дело…
– Пойдешь со мной в гости? – с надеждой в голосе спросил он.
– А пойду! – притопнула она ногой и решительно, чеканя слова, добавила: – Погляжу, что за народец там собирается, а тогда уж все и решу, прав ли ты или нет…
И она сдержала данное ей слово. Когда наступила пятница, то Мария Дмитриевна быстренько собралась, и они с мужем отправились с визитом в дом полицмейстера.
…А оставшаяся одна Паша, зная, куда идут ее господа, проводила их до порога, а потом закрыла дверь на толстенный засов, опустила шторы на окнах, на ощупь прошла в свою спаленку, при этом поминутно оглядываясь, будто где-то в темноте ее поджидал спрятавшийся за печкой страшный полицейский с закрученными вверх тараканьими усами и забралась на кровать. Там она укрылась двумя одеялами, засунула голову под подушку и принялась читать покаянную молитву, перечисляя все свои мало кому интересные грехи, поминутно вздрагивая всем своим слабеньким телом.
Ей казалось, что ее хозяев специально выманили, чтоб она осталась одна одинешенька и тут с ней можно без труда расправиться. Не то чтоб совсем лишить жизни, но заковать в кандалы и сослать куда-то далеко-далеко, где совсем нет людей и бродят только одни дикие звери.
В перерывах между молитвами она беспрестанно повторяла: «Прости меня, господи. Прости и помилуй…» А за что именно она не знала, считая, что власть всегда найдет, за что ее наказать людским судом, перед которым Страшный суд представлялся ей не таким и страшным, как принято о нем думать…
Глава семнадцатая
Дом полицмейстера оказался внушительных размеров с большим садом, где в глубине виднелась увитая хмелем беседка, находившаяся рядом с затянутым ряской прудом. Парадная дверь была закрыта и они вошли во двор, где поднялись по лестнице наверх. Там их встретил слуга в солдатском мундире с подбритыми усиками на круглом румяном лице.
– Милости просим, – любезно произнёс он, принимая у гостей верхнюю одежду.
Тут же из соседней комнаты вышел сам полковник одетый по-домашнему и чуть нараспев произнёс:
– Рад вас видеть, не скрою, ждали, боялись, а вдруг не примите моего приглашения, как многие сибирские жители, которые чураются знакомства с полицейскими. А чего нас бояться? Мы – люди мирные, для того и поставлены. Надеюсь, у вас на этот счёт такое же мнение?
Мария Дмитриевна переглянулась с мужем и с улыбкой ответила:
– Меня так учили, что лучше дела свои до полицейского вмешательства не доводить и, если того потребуется, то лишь тогда к вам в участок бежать.
– А что я вам говорил? – взглянул на Менделеева Ольховский. – Узнаю сибирячку. Но в любом случае рад, проходите в гостиную, сейчас представлю вас моим гостям.
В большой комнате прохаживалось около десятка человек, часть из них офицеры, а некоторые были в штатском платье. Там же в гостиной вдоль стен на небольших диванчиках сидели, судя по всему их жёны. На овальном столике стоял графин синего стекла и вокруг него небольшие бокалы, наполненные вином.
– Разрешите, господа, представить вам здешнего учителя, выпускника Санкт-Петербургского университета Ивана Павловича Менделеева, а так же его молодую супругу, – несколько торжественно заявил хозяин дома.
Собравшиеся приветливо закивали в их сторону головами, а Ольховский меж тем продолжал, указывая рукой то на одного из стоявших возле стола мужчин, то на другого:
– Председатель Сибирского губернского управления, статский советник Северцов Дмитрий Александрович, он же председатель общественного призрения. Идем дальше. Здесь у нас губернский прокурор Константин Борисович Бибиков, – указал он, на худощавого мужчину одетого в штатское. – С той стороны стола инспектор врачебной управы, коллежский советник Тимофей Платонович Нелюбин; губернский архитектор, коллежской асессор Пётр Семёнович Эрбер и городской врач Кевлич Семён Петрович, – продолжил он. – А это наш уважаемый чиновник особых поручений с труднопроизносимой фамилией Скоропись-Ялбуховский.
Чуть в стороне стояли двое мужчин с седыми висками в офицерской форме, к которым хозяин дома подвёл Менделеева в самом конце.
– Настоятельно рекомендую моих боевых друзей, которые волей судеб оказались на службе в Тобольске: полковник Николай Селиверстович Рыбановский и полковник Еремей Иннокентиевич Жолобов. Они оба прикомандированы к Тобольскому полку, чему я весьма рад.
Менделеев отметил про себя, что того и другого военных отличало от остальных умение держаться собранно и при этом была заметна быстрота и точность их движений и начальствующий тон в произносимых ими фразах. Хотя были они уже почтенного возраста, но при этом сохраняли подвижность и остроту взгляда, чем сразу располагали к себе.
А вот Северцев в отличии от прочих держался высокомерно, с подчёркнутой небрежностью и небрежно, не поворачивая головы, кивнул Менделееву, продолжая беседовать со своим соседом.
Губернский прокурор взглянул в сторону вновь прибывшего из-под кустистых бровей, хмыкнул что-то себе под нос и тут же зевнул, всем своим видом показывая скуку и желание побыстрее покинуть собрание.
Зато инспектор врачебной управы наоборот совершил церемонный поклон в сторону Менделеева и приветливо улыбнулся ему, словно старому знакомому.
К тому времени у Менделеева перемешались в голове все услышанные им чины, звания, должности, имена и фамилии, не говоря об отчествах. А хозяин дома, видимо заметив его замешательство и скорбный вид, поспешил поднести ему полный бокал с вином, предложив выпить за здоровье собравшихся. Деваться было некуда и Иван Павлович выпил содержимое бокала в два глотка, отчего хмель тут же ударил ему в голову, и он огляделся вокруг, ища глазами свою жену, которая, как оказалось, сидела на диване, мирно беседуя с какой-то дамой.
Стоящие ближе ко входу двое молодых людей из числа представленных, бывшие, уже слегка навеселе, прервали свою беседу, подошли к Ивану Павловичу и бойко затараторили о местных новостях, а вслед за тем один из них спросил:
– Скажите, пожалуйста: скоро ли будет открыта обещанная ранее гимназия? А то мой младший брат заканчивает училище, и если так всё и останется, то вряд ли он найдет приличное место для службы.
– Не знаю, что и сказать на это, – ответил Иван Павлович, – многие желают, чтоб открытие гимназии наконец состоялось. Но есть тому множество препятствий…
– Какие, например? – не дав ему договорить, спросил один из собеседников.
– Может помочь чем? Вы только скажите, у нас есть кой-какие возможности, чтоб посодействовать.
– Всё зависит от барона Эйбена и нашего казанского попечителя.
– Что именно? Деньги? Материалы для строительства?
– Всё гораздо проще. Нет учителей, которые смогли бы вести новые предметы. И это главная причина, а всё остальное приложится.
– Хорошо, мой дядюшка по отцу служит в Петербурге, непременно напишу ему, может, подскажет что путное, – пообещал тот, что был представлен ему как губернский архитектор.
И хотя Менделеев не совсем понял, как и чем может оказать содействие какой-то там дядюшка, но улыбнулся и поблагодарил.
В это время распахнулась дверь и вошедший в комнату слуга объявил:
– Его высокое превосходительство действительный статский советник Вадим Спиридонович Рассказов.
В комнату вошёл высокий, слегка сутулый человек с зачесанными назад редкими волосами, чуть прихрамывая и дружелюбно улыбаясь собравшимся. Полицмейстер тут же кинулся к нему навстречу, провёл к столу и подал бокал. Но тот жестом остановил его, сказав негромко:
– Извини, дорогой, но мне ещё предстоит встреча с местным купечеством. Так что я к тебе ненадолго по старой памяти.
– Жаль, очень жаль, а то у меня к вам непростой вопрос, с которым никак не могу разобраться.
– Говори, коль начал, – со вздохом кивнул тот, – я-то думал, что о делах речи не будет, ан нет, и здесь мне от них, видать, не скрыться.
– Вы уж извините меня, Вадим Спиридонович, но получил на днях от нашего губернатора указание, чтоб снабдить татарских казаков фуражом и жалованьем. Но у самих концы едва с концами не сходятся. А где ещё на них взять деньги и фураж, ума не приложу. А, коль не выполню предписания, сами знаете что мне за это будет, – со вздохом выпалил он.
– С каких это пор казаки те в полиции служат, – с удивлением спросил вице-губернатор, зорко поглядывая по сторонам.
– Прикомандировали их ко мне на лето для наблюдения за порядком, – ответил полицмейстер.
– Что-то я не заметил, чтоб в городе порядка больше стало, – усмехнулся Рассказов.
– Так оно и есть, – согласно кивнул Ольховский, – сейчас самое время для рыбной ловли, а потому, то один из них, то другой хворым сказываются. А как фураж для лошадей и жалованье, то им подавай непременно.
– Хорошо, поговорю с губернатором, а там поглядим, что он решит, – небрежно ответил Рассказов и направился к двум военным, продолжавшим о чем-то оживленно беседовать.
Полицмейстер, оставшись в полном одиночестве, не зная чем ему заняться, чуть подумал и налил себе полный бокал вина из наполовину опустевшего графина. Потом, увидев скучающего Менделеева, наполнил и его бокал, предложив:
– Предлагаю выпить за здоровье императора Александра Павловича.
Иван Павлович кивнул и, не задумываясь, выпил и потянулся за закуской. Вино тут же ударило ему в голову, сдела