– А скажите, что вы про сыновей Мальцева думаете? Мне вот Лука Иванович говорит, что один из них баламут известный. Может, еще кого назовете?
– Все до поры до времени молчат, ежели оплата хорошая. Но Степка Мальцев среди них наипервейший заводила, мастак отлынивать от работы своей, а ему всего-то и надо ночью, пока стеклодувы отдыхают, шуралем простоять вместе с братцем младшим своим. Стекольному делу учиться не хотят. Младший брат по дурости, а Степка из упрямства. У него один ответ:
– Не хочу на чужого дядю работать, и все тут. Сколь с ним ни беседовали, ни стращали, стоит на своем. А то уйдет в лес на несколько дней дичь добывать – и поминай как звали. А ради отца и терпим их только.
– Так, может, его упредить в охотники, коль он к тому способен. Пусть дичь нам к столу поставляет. Тоже нужное дело.
– Куда там! Он чего добудет и того в дом не несет, а продаст на сторону или меняет на самосидку. Напьется, а как такого к печам ставить, до греха не далеко, – ответил староста.
– Одна маета с ним, я тому свидетель, – добавил Медведев. – Иван Лукич не раз обещал хозяину пожаловаться, да терпим, авось одумается.
– Нет, почтенные, я такого терпеть не намерена. Сдам в солдаты – и вся недолга. Есть такие, с кем иначе нельзя. Попробую пригласить его к себе в следующий приезд. Вечером мне в город вернуться нужно, не все еще бумаги по фабрике в губернском правлении до конца оформили. А потом вернусь – и уже надолго.
Глава седьмая
Вернувшись вечером в город, Мария Дмитриевна долго возилась с бумагами, которые необходимо было подать для оформления на нее доверенности по управлению фабрикой, а потому легла спать довольно поздно. Утром ее разбудил непонятный шум. Она накинула халат и пошла к выходу. Неожиданно дверь распахнулась и в дом влетел в забрызганном грязью дождевике молодой парень, в котором она узнала одного из сыновей аремзянского старосты.
– Что стряслось? – спросила она.
– С фабрики я, – ответил тот, – отец отправил. Беда, барыня, чуть фабрика ваша не сгорела, все чаны, что там были, полопались.
Мария Дмитриевна испуганно перекрестилась, спросила:
– Все хоть живы?
– Да живы, живы. Братья Мальцевы ночью шуралями у печей стояли, и такого жару нагнали, что чаны не выдержали и лопаться стали. Ладно, батюшка мой увидел, как из трубы густой дым валит, помчался туда, а то бы еще чуть – и поздно было. Печи пригасил, поглядел, а Васятка, младший из братьев, спит пьяный, а старшего и след простыл. Он младшего растолкал, привел к нам домой и в бане запер, а меня к вам отправил с сообщением.
– Иди на кухню, скажу, чтоб накормили. Сейчас соберусь и вместе едем на фабрику, нужно лошадей запрячь.
– Тебя как зовут? – спросила она парня.
– Трофим Обрядов, – ответил тот.
– Управишься с коляской, чтоб быстрее поспеть. Я тогда своих никого брать не стану. Вдвоем мы мигом домчим.
– Поди управлюсь, не впервой, приходилось.
– Вот и ладно, ступай на кухню.
Через некоторое время они уже выезжали со двора. Менделеева сидела сзади, положив на колени заряженный отцовский штуцер, увидев который Трофим уважительно хмыкнул, но ничего не сказал.
…Васька Мальцев сидел в бане старосты и тяжело вздыхал. Он ничего не помнил, брат напоил его, а потом он уснул. Проснулся от того, что староста тряс его и показывал на лопнувшие горшки, в которых варили стекло, после чего привел к себе и запер в бане.
Неожиданно он услышал какой-то шум, прислушался, вскоре дверь открылась, и он увидел, что на пороге стоит его брат Степан с топором в руках.
– Ты чего? – спросил Васятка, – с топором-то вдруг?
– Старосту запер, чтоб он нам не помешал. Бежим отсюда, пока не схватили.
– Куда бежать, все одно найдут, хуже будет…
– А мы в лес убежим, я там все тропки знаю, не пропадем, не трусь. Мне сказали, будто Трофим, сын старосты, поскакал в город за барыней. Вот мы их на дороге и встретим, как положено. Пужнем как следует, чтоб она сюда дорогу забыла.
– Ты что такое надумал? Не согласный я на поводу у тебя идтить. Не пойду. Башку ломит после самосидки твоей, – отвечал ему Васятка.
– Не послухаешь, я сам тебе башку проломлю, тогда точно болеть перестанет. Иди за мной и не вякай! – пригрозил тот брату топором.
После чего Васятка подчинился, и они скорым шагом скрылись в лесу.
…Трофим Обрядов управлял лошадьми по дороге из города на Аремзяны. Вокруг шумела тайга, после недавнего дождя образовалась масса луж и колдобин. Мария Дмитриевна, поглядывая по сторонам, спросила:
– Вроде уже к деревне подъезжаем?
– Да, чуть осталось. Вот только лошади запарились. Сейчас Коноваловский лог минуем и там уже полями поедем.
– Название-то какое: Коноваловский. Не зря, видать, дали…
Спустившись вниз к речке, они вдруг увидели лежащее посреди дороги поваленное дерево. Трофим остановил лошадей и соскочил на землю, с удивлением отметил:
– Вроде как в город ехал, то дерева этого не было. Откуда только оно взялось? Счас уберу, а то вокруг никак не объехать.
Он спрыгивает с коляски и вдруг из-под моста появляются братья Мальцевы. Один был с топором в руках, а другой с дубиной. С криками они кинулись на Трофима. Он отскочил в сторону, но ему дубиной попало по руке, и он упал. Неожиданно раздался выстрел, то Мария Дмитриевна нажала на курок штуцера и попала в плечо младшему Васятке. Тот громко закричал, выронил дубину и остановился, испуганно поглядывая по сторонам. Видя, что дело плохо, Степка убежал в лес, бросив брата. Трофим поднялся с земли, откатил в сторону бревно, освободил проезд и спросил у Марии Дмитриевны:
– Что с этим делать будем, тут оставим или с собой возьмем?
– Не бросайте меня, – умоляюще запричитал он, – медведь кровь учует и ночью обязательно до меня доберется. Не хочу от его когтей умирать!
– Чего ж ты на нас с дубиной набросился? – спросила, выйдя из коляски, Мария Дмитриевна. – А ежели бы вы нас поубивали, тогда как?
– То Сенька меня заставил, я не хотел. Он говорил, мол, пужнем – и все, чтоб вы к нам больше не ездили. Кто ж знал, что так выйдет?..
– Знаешь, куда братец твой старший убежал? – спросила его Менделеева.
– У него где-то в лесу нора выкопана, в ней наверняка затаился. Ненавижу его! Только не оставляйте меня. Если не медведь, то он прикончит, зато, что его выдал. Всю жизнь буду за вас, барыня, молиться…
– Точно люди говорят: человек страшнее зверя любого. Никто тебя бросать не собирается, заберем с собой, – ответила Менделеева, перезаряжая штуцер. – Если братец твой столь страшен, как ты говоришь, надо готовой быть. А то он не успокоится, нападет из-за куста. Зря я в тебя стрельнула, надо было в него сперва.
Вдвоем с Трофимом они перевязали раненого и посадили в коляску.
Приехав в Аремзяны, они провели его в господский дом и пригласили старосту. Едва тот вошел, как распахнулась входная дверь и в дом вбежал старший Мальцев. Он перекрестился на иконы и бросился в ноги к Марии Дмитриевне.
– Ваши сынки, господин мастер? – спросила она.
– Мои, матушка. Не доглядел. Кто же знал, что они до такого додумаются и против вас пойдут? Со старшим делайте что хотите, моих сил на него не хватает. А вот Васятку отдайте мне, я отработаю. Денег получать не стану до конца дней своих, только не трогайте его, сирого. Он парень добрый, простите, коль можете.
– Будь по-твоему. Прощаю. В полицию на него заявлять не стану. А старшего, как поймают, в солдаты отдам.
– Только сперва позвольте наказать его примерно, чтоб лишнюю дурь выбить, мои парни это делать умеют, – подал голос староста.
– Спасибо вам, барыня, – низко поклонился ей Мальцев, подхватил сына на руки, и унес его из дома.
…Сбежавший после нападения на Менделееву Степка Мальцев долго плутал по лесу, не зная, где ему лучше укрыться. Идти в свою пещерку на дне оврага он не рискнул, поскольку брат вполне мог его выдать, а уж то, что его будут искать, он ничуть не сомневался.
Степан шел по узкой тропе, надеясь найти где-нибудь охотничью избушку или хотя бы шалаш, в которых обычно укрываются от дождя ягодники в осеннюю пору. Он не захватил из дома ни трута, ни огнива, а потому не мог развести огонь, даже если ему удастся добыть какую-то дичь. К вечеру его стал мучить голод, и он решил пробираться в село и выпросить у кого-то из знакомых хотя бы краюху хлеба. При этом он не переставал злиться на самого себя, что все так неудачно сложилось; а еще он ругал раззяву-брата и сына старосты, а больше всего новую хозяйку фабрики, оказавшуюся больше всего готовой к их нападению.
«Думает, испугала меня ружжом своим. Если бы Васятку не подстрелила, всех бы порешил, а там будь что будет. Я им еще покажу, кто такой Степка Мальцев. Подпалю их усадьбу и двери подопру, чтоб никто не выбрался. Потом соберу мужиков, уйдем в лес, проживем без них как-нибудь», – шептал он пересохшими губами страшные угрозы, которые, правда, никто услышать не мог.
Ближе к ночи он подобрался к селу и спрятался на опушке возле дороги, чтоб видеть, кто и куда отправляется из села. В это время года ночи стояли светлые, и солнце, хоть и пряталось за горизонт, но ненадолго. Зато уже к вечеру начинало изрядно холодать, что Степка очень скоро ощутил и решил подобраться огородами к собственному дому и спрятаться там в сарае, где можно дождаться кого-то из родных, попросить у них принести чего-нибудь перекусить.
Он так и сделал, но, едва перемахнул через плетень, как на него кто-то навалился, сбил с ног и придавил к земле.
– Попался, вор! – раздалось злобное шипение. – Счас мы с тобой поговорим, узнаешь, как на господ нападать.
Стенька по голосу узнал своего давнего недруга, сына старосты Трофима Обрядова.
– Пусти, а то худо будет, – прошептал он.
– Поговори еще, точно штаны спущу и при всем народе выпорю. Эй, есть кто? Помогите злодея связать, – крикнул Трофим
Послышались чьи-то голоса, топот кованых сапог бежавших к ним людей. Стенька вгляделся и различил в ночной дымке контуры двух полицейск