оят дырявые. А кошару Кыйык в урочище Кызыл-Таш нужно обязательно перевезти на другое место — столько в ней навозу, что овца разве что на коленях будет стоять. Теперь ищи виновного — столько чабанов там переменилось… Работы по горло, товарищи, по горло! И эту работу мы должны осилить. Не осилить невозможно, поймите, товарищи!
Нынче в верховьях долин из-за снега не стало пастбища. Видимо, придется половину отар да крупный рогатый скот, который не доится, гнать пониже, в болота Кара-Кудюр. Там сейчас снегу тоже много, но скоро его все же выдует ветром. Вчера восемь чабанов уже пригнали туда свои отары. А вот на житье их там, как говорится, пусть сам бог посмотрит. Что там, думаете, есть, в чистом болоте? Если повезем сено, зерно, то некуда и сваливать, — нет прясел. Да что прясла! Яшканчики, оказывается, нашел где-то кусок шифера и прячется за ним от ветра. Ни ветки там в болоте, чтоб костер развести, ни колышка, — лошадь привязать. Как представлю себе… Да чтоб завтра же все машины и трактора отправлялись к ним!
Изб с земляным полом у нас на фермах и стоянках нет — все же избавились от них, но вот маленькие, с чашку, да с «буржуйками», кое-где встречаются. Нынче хотели с такими избами разделаться, но что поделаешь, теперь уж после ими займемся. Сил не хватает, товарищи, рук не хватает… Кирпича нет…
А чабан, представьте, потягается целый день на морозе с овцами и возвращается домой. И представьте себе, что печка у него давно остыла, в избе хоть волков морозить, да негде просушить обледенелую одежду, обувь. И допустим еще, что не приезжала автолавка, а у него, чабана, кончились и чай, и хлеб, и соль, и табак. И вот после этого попробуй спрашивать работу с чабана, да в его глаза погляди… Не могу, не могу. Сперва — человек! После — скот, после — кошара! Знайте, товарищи, ни один дождь, ни один буран, ни одна жара, ни один мороз не обходит стороной чабана, а все на его голову, на его голову.
Вот-вот начнется осеменение овец. Кажется, не готов только один пункт осеменения в верховье Чанкыр. Это все пустяки. А вот что наболело в душе, точит и точит. Не могу молчать, товарищи, не могу! Разве можно так? Разве можно — спрашиваю? Ежегодно мы за большие деньги покупаем семена высокопородных баранов, с такими тревогами возим их с такой дали, чтобы осеменить наших овец. И вот теперь скажите — где ягнята от тех баранов? Ну где?.. Сердце болит… не могу… Что делали некоторые чабаны? Они ночами танком выпускали на отары наших же местных грубошерстных баранов. Видите ли — не верят искусственному осеменению. Если мы дальше будем так делать, когда же мы улучшим породность наших овец? Откуда будет у нас мясо и шерсть? И что мы за люди, с умом или только пни с глазами? Не знаю, что мы сделаем нынче с таким чабаном! Дубиной будем гнать его с отары, и не просто гнать, а оштрафуем, и не только оштрафуем, а сделаем посмешищем перед всем народом и на три поколения! Такой чабан — это кишень, железные путы на наших ногах. Как такое вытерпеть, товарищи, как? Хватит… успокаиваюсь… Знайте: у нас больше сорока тысяч овец и мы не можем до бескрайности увеличивать поголовье — пастбища у нас ограничены и земля, на которой мы живем, не растет, не увеличивается!
В последнее время, когда мы чуть освободились, у нас в деревне участились гулянки. Конечно, пока снег не выпал, в свободное время можно было как-то это допустить. Ведь начиная с весны по осень в магазине ничего спиртного не было. В этом частично виноват я — признаюсь, товарищи. Приходит ко мне продавец, машину выпрашивает, чтобы продуктов привезти. Тут я на него нажимаю: «Если привезешь водку, о машине лучше не заикайся». Конечно, с одной стороны, какое я имею право останавливать государственную торговлю… но с другой? Кто как, но я, когда увижу, что стоит впустую колхозный трактор во столько лошадиных сил, — нет, нет, лучше мне не видеть этого, лучше не слышать! Подальше от меня, подальше!.. Теперь эту сельповскую водку снова нужно ограничить.
Видимо, опять придется звать школьников — пусть помогут очищать кошары от снега. Людей не хватает, товарищи, не хватает людей. Нужно восемь чабанов, а у двенадцати чабанов до сих пор нет помощников. А дойным фермам в Ак-Айры и Чаал-Чет требуются пять доярок и три скотника. Эх, людей бы, людей! Бата-а, если бы на свете был завод, где изготовляли бы людей, то сколько бы мы поназаказывали. Скота много, работы столько, что с ней справится только сам бог, — люди нужны, руки. Вот из сидящих здесь кто хочет чабаном стать, кто желает к ним в помощники идти, коров пасти, коров доить, скажите, люди, скажите? Шапку снимем перед каждым таким человеком. А что нужно — поможем, как в песне аксакала, который до меня председательствовал: «Если баран — дам, если деньги — дам, даже своего иноходца отдам, только работай хорошо, — все твое, все твое…»
Нынче пошли чабанами коммунисты Санакул, Ыргай, Дьиит. Пятнадцать комсомольцев вышли на стоянки помощниками чабанов. А дочери Дьайыма, Керекшина и Айтпас окончили нынче школу и стали доярками. Вот с них надо брать пример! Лишь бы пожелали, от любой другой работы, от любых забот освободим. Только скажите, товарищи, «да», и сейчас же, здесь же, перед народом.
Теперь еще одно, что сидит у меня, как заноза: не могу понять, люди, кто я и кем работаю. Как зовут, вы и сами знаете: Алдырбасов Алдырбас Алдырбасович. Даже и род свой скажу — тодоши из этой же долины Кан, из этой деревни Корболу. А вот… Смотришь, школа сидит у меня в кабинете с просьбой, магазин, почта, ветпункт… Да, люди, люди… Чего только ни выпрашивают из колхоза. Конечно, если там деньги, мясо, машина, трактор, — раз человек работает в колхозе, — можно. А ведь не это, — спрашивают кирпичей, дранку, печные плиты, шиферу, стекол на окна, гвоздей, красок, олифу. Даже за дверной ручкой в колхоз прибегают. Это что — колхоз или хозяйственный магазин?! Я председатель колхоза или магазиновский агент? Чем тогда заниматься районным организациям? Райпотребсоюз, райбыткомбинат, рай… каких только «раев» нет. А я, — как говорится, сам бы плакал, да некому меня слышать!..
Еще за последнее время участились просьбы выписать барана. Это не годится, товарищи! Если мы сами будем шашлыковать наших баранов, то откуда возьмется доход? Конечно, когда свадьба или в семье новый будущий колхозник появился, или поминки — тут уж нельзя отказывать. А то вот Эпишке приходит весной: «Жена принесла ребенка с краником — выписывайте барана». Скажите, люди, может быть, я не понимаю, что это такое, когда родился мальчик? Выписал. Но вот через два месяца приходит опять и с такой же просьбой. «У тебя жена через сколько месяцев?..» — спрашиваю.
Вот так, люди… Подумайте, товарищи, подумайте хорошенько!.. Говорю вам: от дум сна нет, еда в рот не лезет, — что же нам сделать, чтобы пересилить эту суровую зиму?
Столько работы, столько работы! Все, кто дышит, — на фермы, на стоянки! Кажется, нынче придется класть лопату на ночь под подушку, — столько снега надо перелопатить. Случись такое весной, мы очистили бы пастбища от снега бульдозером. Но теперь осень, там, где прошел след, снег затвердевает, и скоту там делать нечего. Вчера уже привезли триста лопат.
Надо бросить клич молодежи, а на двери комитета комсомола написать: «Все ушли спасать скот!» А что нужно для молодежи — купить. Начиная с гармошки, кончая пианино, — денег не жалко.
Мы, партбюро и правление колхоза, всех сидящих тут зовем в следующий выходной на воскресник-штурм. Приходите с вилами, с топорами! А вопрос питания я беру на себя. Приходите, пожалуйста, — зову всех. Учитываем, что у каждого своя забота, но если соберемся вместе, да поработаем ударно, — столько груза свалится с наших плеч, столько дум и тревог. Ведь это же радость — поработать вместе, обще!
Нет, нет, люди, мы не такой уж народ, совсем заваленный недостатками — недохватками! Заранее не сложим руки. Мы такой народ, что если раз поднимемся, то кровь у нас из носу, но работу сделаем.
Товарищи, и вправду, подумайте, посудите. Раз ты пришел человеком в этот мир, освещаемый солнцем и луной, и живешь единожды, и носишь возле сердца билет коммуниста, — надо работать, надо гореть! Я только так считаю, товарищи. А замороженного коммуниста, такого, который только дышит носом воздух, нам не нужно. Чем быть трухою со стог, лучше будем чашкою зерна.
А пока что у нас и силы есть, и возможности есть, и деньги есть. Карманы наши не пусты, товарищи, там кое-что звенит, звенит! Столько у нас техники, столько у нас рук, голов. И государство нам поможет. Скот наш артельный и нынче перезимует без потерь. А знамя наше не упустим, не отдадим! Работать будем, товарищи, тягаться с зимою! Пусть никто и ничто не приторочит к седлу наши головы!
Вот, товарищи, и весь мой сказ… Ээ, только зимы не бойтесь, люди. Говорю, не бойтесь… Все — кончил.
— Товарищи коммунисты, комсомольцы и актив села! Наше сегодняшнее собрание проходит в такой момент, когда весь наш район борется за выполнение народного плана и каждый человек старается исполнить свой трудовой долг, — вот в какое время проходит наше собрание, товарищи.
Хоть какая зима ни была, а все же перевалили через нее! Чабаны Капшун, Кактанчи, Яшканчи, Калап, Суркаш идут без падежа. Понимаете — без единого падежа. Ну что можно сказать об этом? Если чабаны не допустили падежа в такую суровую зиму, одно имя им — молодцы, настоящие мужчины! В гуртах скотников Чеймошко и Папылки тоже не было тревоги. И тут, товарища, нельзя не сказать спасибо: помогли нам комбикормами. Спасибо рабочему классу, шоферам, доставившим корм в срок и в целости. Тихо и гладко перезимовали и табуны. Самого высокого надоя добились Эртечи и Учук. Не могу умолчать о наших механизаторах, шоферах, которые через бураны, через морозы, через сугробы доставляли сено, фураж, зерно. Как же не говорить мне об Ортонуле, о Кемирчеке, о Табыле… Много их, товарищи, много, и это радует, радует! Как же не радоваться, что люди добились таких достижений в такую зиму? Как не гордиться ими? Бата-а, чего только мы не испытали этой зимой! Чего только с нами не случалось! Сколько снегу перелопатили, сколько раз перекочевывали в обжигающий мороз! Сколько нас обморозилось, сколько наших сил, мыслей отняла эта зима! Но мы выстояли. Нет, нет, если подумать, то нельзя не гордиться таким народом! Вот возьмите Капшуна: трое суток шел в буране со своей отарой, но овец не бросил. Если бы я имел право награждать, тут же нацепил бы ему орден. А чего только мы не испытали в болоте Кара-Кудьюр? Кое-как бульдозером пробьешь дорогу на стоянку, а когда возвращаешься, дороги твоей нет и в помине, опять надо утюжить сугробы. Пусть бы такое случилось не с нами, а с нашими пра-пра-прадедами. Лучше было бы, если вообще не случалось. Как вспомнится все это, и сейчас покрякиваешь от мороза.